К тому времени, когда показалось
донышко бокала, их пригласили к столу. Витроу предложил гостям почетное
место по правую от хозяина руку, Черчилля усадил рядом с собой.
Робин оказалась, к удовлетворению Черчилля, прямо напротив него. Даже
просто смотреть на нее - и то доставляло радость.
Жена Витроу, Анжела, сидела на другом конце стола. Хозяин произнес
молитву, нарезал мясо и стал передавать его гостям и домочадцам. Дети,
хотя и перешептывались и хихикали, следили за тем, чтобы не рассердить
отца. Даже два десятка котов, разгуливавших по комнате, вели себя вполне
пристойно.
Стол ломился от яств: жареная оленина и баранина, цыплята и индейка,
ветчина, тушеные кузнечики и муравьи. Слуги непрерывно подливали в бокалы
вино и пиво.
- Мне очень хочется послушать о вашем путешествии к звездам, - громко
возвестил Витроу. - Но об этом потом, за столом я лучше расскажу о себе, о
своей семье, чтобы вы лучше узнали, кто мы, и чувствовали себя
посвободнее.
Витроу набрал полный рот пищи, но продолжал говорить, одновременно
пережевывая еду. Родился он на небольшой ферме на юге Виргинии, неподалеку
от Норфолка. Отец его был человеком уважаемым, поскольку выращивал свиней,
а свиноводство, как это всем известно, кроме, пожалуй, звездолетчиков,
весьма почетное занятие в Ди-Си.
Однако Витроу не был в ладах со свиньями. Ему нравились корабли,
поэтому, по окончании начальной школы, он бросил ферму и ушел в Норфолк.
Начальная школа, по-видимому, соответствовала семилетке во времена
Черчилля. Из слов Витроу можно было понять, что учение не было
обязательным и влетело отцу во внушительную сумму. Большинство людей
оставалось неграмотными.
Витроу нанялся юнгой на рыбацкое судно. Через несколько лет, накопив
достаточно денег, он поступил в навигационное училище в Норфолке. Из
историй, касавшихся пребывания Витроу в этом училище, Черчилль понял, что
компас и секстант все еще употреблялись моряками.
Витроу, хотя и стал моряком, не был посвящен ни в одно из матросских
братств. С самой ранней юности он строил далеко идущие планы. Ему было
известно, что наиболее могущественным из всех братств в Вашингтоне были
Львы. Очень нелегко было вступить в это братство сравнительно небогатому
юноше, но тут ему улыбнулось счастье.
- Сама Колумбия взяла меня под свое крыло, - произнес он, и трижды
ударил кулаком по столу. - Я не хвастаюсь, Колумбия, просто хочу, чтобы
люди знали о твоей доброте!
Да, я был простым матросом, хотя и закончил Математический колледж в
Норфолке. Чтобы получить должность младшего офицера, мне нужен был
состоятельный поручитель. И я нашел покровителя! Это случилось, когда я на
купеческой бригантине шел в Майами, во Флориде. Жители Флориды незадолго
до этого проиграли крупное морское сражение и вынуждены были просить мира.
Мы оказались первым за десять лет кораблем с грузом из Ди-Си и поэтому
рассчитывали, что рейс будет прибыльным. Жителям Флориды должны были
понравиться наши товары, даже если не понравятся наши лица. В пути,
однако, на нас напали карельские пираты.
Черчилль было подумал, что карелами зовут сейчас жителей Каролины, но
некоторые подробности, упомянутые Витроу, наводили на мысль о том, что они
родом из-за океана. Но если это так, то Америка вовсе не настолько
изолирована, как он полагал.
Суда карелов протаранили бригантину, и пираты пошли на абордаж.
Последовала жесткая схватка. Витроу спас одного состоятельного пассажира,
которому грозило быть рассеченным надвое широким карельским мечом. С
большим трудом и потерями нападение было отбито. В сражении пали все
офицеры, и командование судном принял Витроу. Вместо того, чтобы
вернуться, он привел судно в Майами и продал груз с большой выгодой.
С этого-то и началось его быстрое возвышение. Ему доверили судно. Как
капитан, он получил большие возможности увеличивать собственное состояние.
Кроме того, человек, жизнь которого он спас, хорошо разбирался в том, что
происходит в деловых кругах Вашингтона и Манхэттена, и направлял
финансовую деятельность Витроу.
- Я часто бывал у него в гостях, - произнес Витроу, разделываясь с
очередным, десятым по счету, бокалом вина. - Вот там я и познакомился с
Анжелой. После того, как мы поженились, я стал компаньоном ее отца. И вот
теперь, можете убедиться сами, я - владелец пятнадцати крупных торговых
судов, множества ферм, и гордый отец этих крепких и красивых детей, да
продлит Колумбия наше процветание!
- Выпьем за это! - воскликнул Черчилль и выпил тоже десятую по счету
чарку. В начале обеда он пытался пить в меру, чтобы сохранить четкость
восприятия. Однако Витроу настоял на том, чтобы гости пили, не отставая от
него, Сарвант отказался. Витроу промолчал и больше уже к нему сам не
обращался, только отвечал на те вопросы, которые ему задавал Сарвант
непосредственно.
За столом стало очень шумно. Дети тоже пили вино и пиво, даже самый
младший шестилетний сын. Теперь они уже не хихикали потихоньку, а хохотали
вовсю, особенно, когда Витроу отпускал шутки, от которых пришел бы в
восторг Рабле. Слуги, стоявшие за креслами хозяев, тоже хохотали до слез и
держались за бока.
У этих людей казалось, не было никаких сдерживающих начал. Они громко
чавкали и разговаривали с набитыми пищей ртами. Когда отец громко рыгнул,
дети попытались превзойти его.
Поначалу внешний вид Робин, расправлявшейся с едой как заправская
хавронья, вызывал чувство отвращения у Черчилля. Ему еще более явной стала
видна пропасть между ними, пропасть, гораздо большая, чем просто разница в
возрасте. Но после пятой выпитой чарки он вдруг потерял отвращение к ее
застольным манерам. И убедил себя, что отношение этих людей к еде более
непосредственное и здоровое, чем в его эпоху. Кроме того, застольные
манеры сами по себе по своей внутренней сущности, не могли
характеризоваться такими категориями, как хорошие или плохие. Обычаи
страны определяли, что допустимо, а что - нет.
Сарвант, казалось, был другого мнения. Он становился все более
замкнутым и к концу обеда не поднимал глаз от тарелки.
Витроу же совсем разбушевался. Когда жена проходила мимо него, чтобы
распорядиться по кухне, он сильно, но с любовью похлопал ее по широкому
заду, рассмеялся и сказал, что вспомнил ту ночь, когда была зачата Робин,
а затем пустился расписывать подробности той ночи.
Прямо посреди рассказа Сарвант поднялся и вышел из дома. После его
ухода за столом воцарилась тишина.
- Ваш друг заболел? - спросил, наконец, Витроу.
- Некоторым образом, - ответил Черчилль. - Он вырос в стране, где
сексуальные разговоры считаются непристойными, табу.
Витроу удивился.
- Однако... как же такое могло произойти? Что за странный обычай?
- Я полагаю, что и у вас есть свои запретные темы, и они могут
показаться столь же странными ему. Извините меня, я должен пойти и
выяснить, что он затевает. Я скоро вернусь.
- Передайте ему, чтобы он тоже вернулся. Мне хочется еще разок
взглянуть на человека со столь извращенным мышлением.
Выйдя из дома, Черчилль увидел, что Сарвант попал в довольно
своеобразное положением. Он забрался почти на половину высоты тотемного
столба и тесно к нему прижался, чтобы не упасть. Увидев эту освещенную
луной сцену, Черчилль стремглав бросился назад, в дом.
- Во дворце львица! Она загнала Сарванта на столб!
- Это Алиса, - пояснил Витроу. - Пума, которую мы отпускаем после
захода солнца отпугивать бродяг. Я сейчас попрошу Робин унять ее. Она и ее
мать умеют управляться с крупными кошками намного лучше меня. Робин,
отведи Алису в клетку!
- А может ее лучше взять с собой? - спросила Робин. - Ты не
возражаешь, если мистер Черчилль проведет меня на концерт? С тобой он
успеет поговорить позже. Я уверена, он не откажется от предложения
погостить у нас некоторое время.
Казалось, что-то промелькнуло между отцом и дочерью. Витроу понимающе
улыбнулся и кивнул.
- Разумеется. Мистер Черчилль, не угодно ли вам быть моим гостем?
Можете оставаться у нас столько, сколько вам заблагорассудится.
- Для меня это большая честь, - согласился Черчилль. - А Сарванта
касается это приглашение?
- Если он пожелает. Только не уверен, что ему будет легко у нас.
Черчилль открыл дверь и пропустил Робин. Она вышла наружу и, не
колеблясь, взяла пуму за ошейник.
- Спускайтесь, Сарвант, - позвал Черчилль. - Еще не пришло время
бросать христиан ко львам на растерзание.
Сарвант неохотно спустился со столба.
- Мне, разумеется, следовало не трогаться с места. Но все произошло
так неожиданно. Я меньше всего ожидал этого.
- Вас никто не осуждает за то, что вы спасались, как могли,
приободрил его Черчилль. - Я бы поступил точно так же. Горного Льва нельзя
не уважать.
- Подождите немного, - произнесла Робин. - Я должна пойти за поводком
для Алисы.
Она погладила голову львицы и пощекотала, хотя издаваемые ею звуки
напоминали, скорее, шум отдаленной грозы. Затем, по команде хозяйки, она
последовала за нею в дом.
- Все в порядке, Сарвант, - сказал Черчилль. - Почему вы улизнули
из-за стола? Неужели вам непонятно, что этим вы могли нанести смертельную
обиду нашим хозяевам? К счастью, Витроу на меня не сердится. А вот из-за
вас этот лучший взор Фортуны за все время нашего пребывания в Ди-Си мог от
нас отвернуться.
Сарвант сердито посмотрел на Черчилля.
- Неужели вы хоть на миг допускаете, что я должен был спокойно
переносить описания совокупления с женой?
- Полагаю, что в данное время и в данной стране в этом нет ничего
предосудительного, - спокойно заметил Черчилль. - Эти люди, ну, как это
сказать, люди вполне земные. Им по нраву хорошая возня в постели, им
нравится рассказывать об этом.
- Боже праведный, да ведь вы их защищаете!
- Сарвант, что-то я вас никак не пойму. Вы сотни раз сталкивались с
обычаями гораздо более отталкивающими, совершенно омерзительными, когда мы
были на Виксе. Но я никогда не замечал, чтобы вы отворачивались.
- То было совсем иное. Виксиане не были людьми.
- Они были гуманоидами. Нет, Сарвант, нельзя осуждать этих людей,
исходя их наших этических норм.
- Вы хотите сказать, что получили удовольствие от анекдотов об его
постельных радостях?
- Мне, разумеется, было не совсем по себе, когда он рассказывал о
зачатии Робин. Но, полагаю, только из-за того, что сама Робин
присутствовала при этом. Однако это нисколько ее не смущало - она смеялась
вместе со всеми.
- Эти люди - выродки! Нет кары на их головы!
- А мне всегда казалось, что вы противник всякого насилия.
- Да? - Сарвант запнулся в недоумении. Затем произнес тихо: - Вы
правы. Я поддался ненависти, хотя мне следовало бы возлюбить. Но ведь я
только человек. И тем не менее, даже такой язычник, как вы, абсолютно
прав, упрекая меня в том, что я заговорил о каре.
- Витроу предложил вам вернуться.
Сарвант покачал головой.
- У меня не хватит духа на это. Один бог знает, что может случиться,
если я проведу там хотя бы одну ночь. Я бы не удивился даже, если бы он
предложил мне свою жену.
Черчилль рассмеялся.
- Я так не думаю. Ведь Витроу не эскимос. Вы, что, думаете, если эти
люди развязны в разговоре, так у них нет определенного кодекса
сексуального поведения? Да он у них может быть даже более строгим, чем во
времена королевы Виктории.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31