Пленником маленького пограничного форта мне довелось пробыть чуть больше месяца, а затем полковник Белик получил приказ поспешить на восточную границу с большей частью своих подчиненных, оставив в форте только один эскадрон. Поскольку я был его личным слугой, то сопровождал его тоже, верхом на абиссинском пони.
Мы стремительно передвигались в течение десяти дней в самом сердце древней Германской империи, останавливаясь только тогда, когда нас заставала ночь и стараясь быть поближе к воде. По пути нам часто попадались маленькие заставы типа той, в которой размещался полк полковника Белика, причем всюду в это время оставалось по эскадрону или отряду, нужному для защиты, основные силы все ушли по приказу на северо-восток — в том же направлении, что и мы.
Полковник, естественно, не посвящал меня в причины приказа. Но стремительность нашего передвижения и то, что все возможные силы были направлены на северо-восток, убеждали меня в том, что что-то жизненно важное грозит или даже случилось уже с доминионом Менелека XIV в этой части Европы.
Поверить в то, что обычный бунт белых дикарей мог послужить причиной мобилизации таких сил, что мы встретили, сойдясь с ними в одной точке, я не мог. Шла бесчисленная кавалерия, инфантерия, бесконечные артиллерийские фургоны и пушки, нескончаемые потоки повозок с экипировкой, амуницией и провиантом.
Здесь я впервые увидел верблюдов — громадные караваны, навьюченные самыми различными, но тяжелыми ношами; видел я и слонов, выполняющих те же функции, караваны их растягивались на многие мили. Это было чудесное зрелище, исполненное варварской роскоши — люди и животные, шедшие с юга были ярко разукрашены, что контрастировало с серой пограничной формой, к которой я уже привык.
До нас дошли слухи, что едет сам Менелек, и вспышка волнения, вызванного этим сообщением, в войсках мне показалась чрезмерной — ведь у нас уже на протяжении веков правителями были самые обыкновенные люди, осуществлявшие руководство на протяжении лишь нескольких лет.
Увидев такую реакцию, я стал раздумывать, каков же эффект присутствия повелителя среди войск во время битвы. Мне стало очень интересно, что бы могло дать такое оживленное состояние, доходящее почти до истерики, во время сражения с равным во всех остальных отношениях республиканским войском?
А если император отсутствует? Что же тогда? Это тоже очень интересно.
На одиннадцатый день мы добрались до нашего места назначения — окруженного стенами приграничного города тысяч на двадцать жителей. Прежде чем попасть к воротам города, нам пришлось миновать несколько озер и пересечь несколько старых каналов. В городе много зданий, за исключением их каркасов было построено из древнего кирпича и хорошо вытесанного камня. Это, как мне сказали, было взято из руин древнего города, стоявшего когда-то на том же самом месте.
Название теперешнего города было Новый Гондар. Стоит он по моим предположениям, на развалинах древнего Берлина, одно время бывшего столицей старой Германской империи, но теперь ничего, кроме строительного материала, использованного для нового города, от него не осталось.
Когда мы приехали, город был нарядно украшен флагами, вымпелами, великолепными коврами и стягами — слух оказался верным: должен приехать император.
Полковник Белик предоставил мне максимальную свободу, разрешив ходить куда и. где мне будет угодно после выполнения моих весьма скромных обязанностей. Благодаря его доброте я провел много времени, осматривая Новый Гондар, беседуя с его жителями и буквально исследуя город чернокожих людей.
Поскольку на мне была полувоенная форма со знаком личного слуги офицера, то даже чернокожие обращались со мной довольно вежливо, хотя по их манерам было видно, что я для них все равно что грязь под ногами. Они отвечали на мои вопросы, беседовать же со мной они не хотели. Все, что я узнавал, все сплетни, я услышал от других рабов.
Войска приходили с запада и юга и уходили на восток. Я спросил старого раба, сметавшего на улице мусор в маленькие кучки, куда идут солдаты. Он удивленно посмотрел на меня.
— Ну, воевать с желтыми людьми, конечно же, — сказал он. — Они перешли границу и направляются к Новому Гондару.
— А кто победит? — спросил я.
Он пожал плечами: — Кто знает? Я надеюсь, что желтые люди, но Менелек могуществен — желтым людям придется потрудиться.
На тротуарах собирались толпы посмотреть въезд императора в город. Я тоже занял свое место среди них, хотя терпеть не могу толпу, но я рад, что остался, потому что смог стать зрителем такого великолепного варварского зрелища, какого никогда ни один пан-американец увидеть не мог.
Вниз по широкой улице, может быть даже когда-то исторической Унтер-ден-Линден, приближался сверкающий кортеж. Во главе его на конях двигался полк гусаров в красной форме, черных как ночь. За ними на верблюдах ехали отряды стрелков. Император сидел в золоченом седле под балдахином на спине громадного слона, так увешанного богатыми драпировками и украшенного искрящимися драгоценными камнями, что видны были лишь глаза и ноги животного.
Менелек, довольно грузный человек, довольно пожилой, но держался он с достоинством, приличествующим прямому потомку пророка, каким он себя считал.
Глаза у него были умные, но хитрые, а черты лица отмечены чувственностью и жестокостью. В молодости он, должно быть, был довольно красив, но сейчас внешность его была отвратительна — для меня, во всяком случае.
Следом за императором двигались полки за полками самых разных родов войск, среди которых были даже полевые пушки на слонах.
Непосредственно за императорским слоном в окружении войск шел огромный караван рабов. Старый подметальщик улиц, стоявший рядом, объяснил, что это дары из отдаленных районов от командиров пограничных фортов. Большую часть из них составляли женщины, предназначенные, как я понял, для гаремов императора и его фаворитов. Старик, увидев этих несчастных белых женщин, бредущих навстречу своей несчастной судьбе, сжал кулаки, и я, разделяя его чувства, был столь же беспомощен, не в силах изменить их участь.
В течение недели войска проходили через Новый Гондар, двигаясь все время с юга и запада в восточном направлении. Каждый новый контингент привозил императору дары. С юга везли ткани, украшения и драгоценности; с запада рабов — с запада везти больше было нечего.
Судя по количеству женщин-рабынь, они знали слабость своего императора.
А затем появились солдаты с востока, далекие от той радостной уверенности, с какой они шли с запада и юга, — их везли в крытых фургонах, окровавленных и страдающих. Сначала это были маленькие партии по восемь-десять человек, а потом по пятьдесят, сто человек, пока, наконец в один прекрасный день не привезли тысячу искалеченных и умирающих солдат.
Тогда-то Менелек почувствовал неуверенность. В течение пятидесяти лет его армии покоряли все земли, по которым проходили. Поначалу он лично предводительствовал, затем стало достаточным его пребывания в сотне миль— от линии боев: для малых сил было достаточно сознание того, что они сражаются во славу своего повелителя, чтобы одерживать победы.
Как-то утром Новый Гондар был пробужден громом канонады. Это был первый намек жителям города, что враг теснит императорские войска. С фронта неслись покрытые грязью верховые курьеры. Свежие войска спешно направились из города к месту боев, а около полудня выехал и Менелек в окружении свиты.
В течение трех дней можно было слышать не только канонаду, но и треск ружей — бои шли не далее, чем в двух лигах от Нового Гондара. Город был переполнен ранеными. Непосредственно за пределами города велись земляные работы. Даже самому непросвещенному было ясно, что Менелек ожидал дальнейшее отступление.
И действительно, императорские войска отошли, а точнее, были выбиты врагом за эти защитные укрепления. Артиллерийские снаряды начали рваться уже в городе. Менелек вернулся и занял свои апартаменты в каменном здании, который все называли дворцом. В этот вечер наступил перерыв в военных действиях — было заключено перемирие.
Полковник Белик велел мне одеть его к семи часам на торжество во дворце. Среди смерти и поражения император решил дать банкет для своих офицеров. Я должен был сопровождать и обслуживать своего хозяина — я, Джефферсон Тарк, лейтенант Пан-Американского флота!
В уединении полковничьего жилья я уже привык к своим лакейским обязанностям, легким благодаря доброте моего хозяина, но мысль о появлении на публике в качестве обычного раба пробудила все мои тонкие чувства. Но делать было нечего, пришлось подчиниться.
И все же я до сих пор не в состоянии включить в повествование описание того чувства унижения, что я испытывал в тот вечер, стоя позади моего хозяина в молчаливой готовности, то наливая ему вина, то нарезая ему мясные кушанья, то обмахивая его большим опахалом из перьев.
Хотя я его любил и уважал, но сейчас, оскорбленный положением, я мог бы вонзить в него нож. Но в конце концов долгий пир закончился. Столы были убраны. Император поднялся на возвышение в конце комнаты и уселся на трон, после чего началось веселье. Только древняя история знала такое — музыканты, танцовщицы, жонглеры и тому подобное.
Около полуночи церемониймейстер объявил, что сейчас приведут рабынь, которых император получил в подарок к приезду в Новый Гондар, и после того, как повелитель выберет себе понравившуюся, остальных он подарит присутствующим. Ах, какая поистине королевская щедрость!
Открылась маленькая боковая дверь и ввели бедняжек, затем их выстроили в длинный ряд перед троном. Ко мне они были спиной. Я мог видеть только иногда профиль какой-нибудь из девушек посмелее, оглядывающих помещение и пышные сверкающие форменные одежды офицеров. Это были профили юных хорошеньких девушек, но ужасом они были отмечены все. Я содрогнулся, представив себе их печальную участь, и отвернулся.
Я слышал, как церемониймейстер скомандовал им пасть ниц перед императором, слышал, как они опускались на колени и касались головами пола. Затем вновь раздался его голос, резкий и повелительный.
— Пади, рабыня! — вскричал он. — Повинуйся своему господину!
Я взглянул, привлеченный тоном, которым он произнес эти слова, и увидел тоненькую, прямо держащуюся фигуру в центре распростертых на полу девушек, с руками, скрещенными на груди и высоко поднятой головой. Она стояла спиной ко мне, я не видел ее лица, но мне хотелось увидеть выражение дикой молодой львицы, столь открыто выказывающей неповиновение среди стада перепуганных овец.
— Пади! Пади! — орал церемониймейстер, наступая и наполовину вытащив меч из ножен.
Кровь моя закипела. Стоять в бездействии, пока негр оскорбляет храбрую девушку, принадлежащую моей расе! Я инстинктивно шагнул вперед. Но в этот момент Менелек поднял руку, останавливая своего офицера. Император выглядел заинтересованным, но отнюдь не рассерженным поведением девушки.
— Давайте узнаем, — сказал он спокойным приятным голосом, — почему эта молодая женщина отказывается выразить почтение своему повелителю, — и он сам задал этот вопрос непосредственно ей.
Она ответила ему по-абиссински, но с акцентом и с ошибками, что продемонстрировало ее недавнее знакомство с этим языком.
— Я не встаю на колени ни перед кем, — промолвила она. — У меня нет повелителя. Я сама повелительница в своей стране.
Услышав ее слова, Менелек откинулся на троне и оглушительно расхохотался. Следуя его примеру, что судя по всему, было обычной и необходимой процедурой, гости старались превзойти один другого в усилиях хохотать еще громче императора.
Девушка на это только еще выше вскинула подбородок — даже спина ее выражала полнейшее презрение к завоевателям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17