— Ладно, грузим его в «лендровер», — согласился я.
Мы подняли Корка и положили на заднее сиденье так, чтобы его не было видно снаружи. Потом я вышел из машины, опустился на колени возле ефрейтора и связал ему руки за спиной его же ремнем.
Бинни подошел ко мне:
— Что будем с ним делать?
— Придется взять с собой. Нельзя допустить, чтобы кто-то обнаружил его слишком рано.
Бинни вскипел и со злостью пнул ногой в бок бесчувственного парня:
— Если он попытается удрать, я прострелю ему башку.
— Бога ради, бери за ноги и заткнись, — оборвал я. — Если хочешь, чтобы твой драгоценный Коротышка остался жив, забирай его, и быстро поехали!
Мы уложили капрала в «лендровер» на пол между передним и задним сиденьями. Я сел сзади рядом с Корком, предоставив Бинни вести машину.
Я потерял чувство времени, хотя понимал, что, куда бы мы ни направлялись, мы ехали очень быстро. Я был занят тем, что поддерживал Корка в прямом положении, насколько возможно, что очень важно при ранении в легкое. Я нашел аптечку первой помощи, которая была в машине, и крепко перевязал рану, пытаясь остановить кровотечение.
Его состояние ухудшалось. Лицо стало мертвенно-бледным, дыхание затруднилось, когда он делал вдох, в груди раздавался булькающий звук, отвратительнее которого я в жизни не слыхал.
Как я уже сказал, я потерял счет времени и только сейчас понял, что с момента, когда мы покинули место стычки, я не сказал Бинни ни слова.
Из уголка рта у Корка потекла струйка крови, и я в отчаянии закричал:
— Бога ради, Бинни, когда же мы доберемся до границы? Человек умирает на руках!
— Терпение, майор! — ответил он через плечо. — Еще полторы мили, и мы в пределах республики.
Глава 12
Бег на север
Монастырь был скорее похож на деревенский дом семнадцатого века, чем на что-либо еще. А может быть, когда-то так и было. Его окружала кирпичная стена высотой в пятнадцать футов, ворота закрыты наглухо.
Бинни резко затормозил, выскочил из машины и дернул за веревку колокола. Немного спустя открылось маленькое окошко в воротах, и выглянула монахиня. Британские патрули нередко пересекали плохо обозначенную границу по ошибке. И поэтому, очевидно, при виде нашей униформы на ее лице отразилось удивление, смешанное с испугом.
— О, святые небеса! Молодой человек, вы что, не понимаете, где находитесь? Вы в Ирландской Республике. Немедленно поворачивайте и возвращайтесь туда, откуда приехали.
— Бога ради, сестра, послушайте! — взмолился Бинни. — Мы не те, за кого вы нас принимаете. У нас человек при смерти!
Она без колебаний вышла из ворот и подошла к «лендроверу». Бинни забежал вперед и открыл заднюю дверцу. Она заглянула внутрь и была поражена видом раненого, которого я поддерживал в прямом положении. Как раз в этот момент он закашлялся, и кровь хлынула у него изо рта.
* * *
Приемная, к моему удивлению, была хорошо обставлена, там были мягкие кожаные клубные кресла, а на кофейном столике лежали разнообразные журналы. С одной стороны комнаты была стеклянная загородка, за которой располагался приемный покой; туда они забрали Корка. Я видел его на каталке, покрытого одеялом. Четыре монахини, одетые как сестры милосердия, оказывали помощь и делали переливание крови.
Открылась дверь, и появилась еще одна монахиня, высокая, приятная на вид женщина лет сорока. Все расступились перед ней, и она быстро осмотрела раненого.
Тут же она отдала распоряжения, и Корка увезли; одна монахиня шла рядом, высоко держа склянку с кровью. Та, которая осматривала его, повернулась, чтобы взглянуть на нас сквозь стеклянную перегородку, и тоже удалилась. Но скоро дверь позади нас открылась, и она вошла.
— Я сестра Тереза, здешняя настоятельница.
У нее был приятный голос, и говорила она скорее как англичанка, чем как ирландка. Было ясно, что она знавала лучшие времена, и я подумал, что же могло привести ее сюда.
Когда она заговорила снова, в голосе слышалось волнение:
— Кто вы такие?
Бинни быстро взглянул на меня, потом пожал плечами:
— Мы из ИРА, перешли границу.
— А тот человек? Он священник?
Бинни отрицательно покачал головой, а она спросила снова:
— Так кто же он?
— Майкл Корк, — ответил я. — Известный также по кличке Коротышка. Может быть, вы слышали о нем?
Она широко открыла глаза от удивления, но тут же овладела собой:
— Я слышала о мистере Корке. Сейчас он в тяжелом состоянии. Пуля пробила легкое и застряла где-то у лопатки. Думаю, что и сердце задето, но ничего не могу сказать определенно, пока не прооперирую его.
— Вы будете оперировать? — спросил Бинни, делая шаг по направлению к ней.
— Думаю, что да, — холодно ответила она. — Я здесь старший хирург, а такие случаи, как этот, требуют опыта.
— Выстрел был произведен в упор, сестра, — сообщил я.
— Я поняла это по пороховым ожогам. Какой калибр?
— Девять миллиметров. Автомат «стерлинг».
Она кивнула:
— Благодарю вас. А теперь прошу извинить.
Бинни поймал ее за рукав и, когда она обернулась, сказал:
— Нет необходимости сообщать об этом властям, да, сестра?
— Как раз наоборот, — возразила она. — В такой напряженный момент, как сейчас, я позабочусь об этом, и моим первым делом будет сообщить военному командованию о присутствии мистера Корка. А у вас, джентльмены, я полагаю, хватит здравого смысла немедленно уехать туда, откуда вы прибыли.
— Мы хотели бы задержаться немного, сестра, — попросил я. — До конца операции, если вы не возражаете?
Немного поколебавшись, она приняла решение:
— Очень хорошо, я пошлю за вами, когда все завершится.
Она открыла дверь, помедлила, держась за ручку, и повернулась к Бинни, который, сгорбившись, сидел в кресле:
— Я пять лет провела в миссионерском госпитале в Конго, молодой человек, поэтому огнестрельные раны хорошо мне знакомы. И все-таки молитва не помешает.
Я давно думал иначе: может, Бог и заботится о нас, хотя, по собственному опыту, я в этом сомневался; но я знал профессионалов и понял, что если сестра Тереза его не спасет, то не спасет никто.
Я оставил Бинни и вышел к «лендроверу» проведать пленника. Когда я открыл дверь, то увидел, что он не только пришел в себя, но пытается перевернуться на спину. Его лицо было перемазано засохшей кровью, а нос, похоже, был сломан.
Он глянул на меня, ошеломленный и здорово испуганный.
— Где я?
Я ответил:
— Ты по ту сторону границы, в руках ИРА. Лежи тихо и спокойно, веди себя прилично, тогда, может быть, спасешь себе шкуру.
Он подобрался и затих. А я вернулся в приемную.
Мы недолго были одни. Минут через двадцать появилась монахиня и отвела нас в умывальную, где мы смогли привести себя в порядок. Потом нас проводили в большую трапезную, где длинными рядами стояли столы. Нам дали поесть; две монахини терпеливо стояли рядом и прислуживали.
Потом нас снова препроводили в приемную. Теперь это было долгое ожидание. Добрых два часа прошло, пока не появилась монахиня и не позвала нас с собой.
Мы прошли за ней по коридору в маленькую комнату в самом его конце. Здесь тоже была стеклянная перегородка, отделяющая нечто вроде больничной палаты. Там стояло полдюжины коек, но только одна была занята. Это был Майкл Корк под кислородным тентом.
Две монахини стояли на коленях возле кровати и молились, две другие наклонились над раненым. Одна из них повернулась и направилась к нам. Это была сестра Тереза, она все еще была в хирургической шапочке и халате, маска висела у нее на шее.
Она выглядела усталой, глубокие складки залегли от носа к уголкам рта. Мне показалось, я знаю, что она хочет нам сказать, прежде чем она открыла стеклянную дверь и присоединилась к нам.
— Он поправится? — спросил Бинни.
— Совсем наоборот, — холодно ответила она. — Он умрет, и скоро. Как я и опасалась, у него повреждено сердце, а не только легкие, но гораздо более серьезно, чем я предполагала ранее.
Бинни отвернулся, а я сказал:
— Он хороший человек, сестра. Очень хороший. Я знаю, что церковь не одобряет действия ИРА. Но он достоин того, чтобы причаститься.
— Я уже послала за священником, — просто сказала она. — Но сначала он хотел бы поговорить с вами.
— Вы уверены?
— Он вполне разумно мыслит, хотя и очень слаб. Просил меня как можно быстрее прислать майора. Осталось совсем немного времени.
Она открыла стеклянную дверь, и я вошел за ней. Я ожидал около кислородного тента, слушая бормотание молящихся монахинь. Корк открыл глаза и посмотрел на меня. Сестра Тереза расстегнула «молнию» на тенте, чтобы мы могли говорить.
— Я ухожу, Воген, — прошептал он. — Настал конец, и я исполнен сомнений. Я не уверен, что был прав. И что все делалось так, как надо. Вы понимаете меня?
— Думаю, да.
— Конноли и Пирс — Большой Ирландец Коллинз. Такие знаменитые имена, и что же дальше? Так ли уж были нужны их жертвы? — Он закрыл глаза. — Я, наверное, был не прав все эти годы. И совесть не позволяет мне рисковать еще одной жизнью.
— Нора? — спросил я.
Он открыл глаза.
— Поезжайте обратно в Страмор, даже если вам придется для этого прорваться через ад. Скажите Берри, что если ему нужно это проклятое золото, пусть плывет за ним. Оно лежит на глубине шести морских саженей в бухте Лошадиная Подкова на острове Мэджил. Вот где я затопил катер. И с тех пор там не был.
Это было интересно; перед моим внутренним взором на миг предстала бухта, какой я ее видел в последний раз: серая, открытая всем ветрам, безлюдная, окруженная голыми скалами, под утренним дождем.
Он смотрел на меня с молчаливой мольбой.
— Я буду там, — сказал я, и вдруг что-то заставило меня добавить по-ирландски: — Я рассчитаюсь с Берри за вас. Коротышка.
Он широко открыл глаза.
— Кто вы такой, парень? Чей вы?
Я ничего не ответил, и он не отрывал от меня глаз со слабой улыбкой, а потом его глаза расширились, и мне показалось, что он понял.
— О, святые небеса! — проговорил он. — Боже, что за ирония судьбы!
Он начал тихонько смеяться, и сестра Тереза мягко отвела меня.
— Пожалуйста, теперь уходите, — попросила она. — Вы же обещали.
— Конечно, сестра.
Она повернулась к кровати, к которой уже подходил священник, а я вернулся в приемную и взял Бинни за руку:
— Уйдем отсюда. Нет смысла продлевать агонию.
Он еще раз посмотрел на кровать, где священник склонился над Корком, повернулся и вышел. Я шел за ним по коридору, а потом во двор, где у лестницы нас ждал «лендровер».
Бинни спросил:
— Куда теперь?
— В Страмор, — ответил я. — Куда же еще?
Его глаза расширились.
— Он сказал вам, где золото?
— Не далее десяти миль от Испанской Головы. Помнишь тот остров, где мы останавливались вчера утром? Мэджил. Он затопил катер там в бухте.
Бинни взглянул на часы и в бессильной злобе ударил себя кулаком по бедру.
— Если бы знать, скольких несчастий можно было избежать!
Он был в полном отчаянии. Он только что потерял человека, которого уважал больше всех, а теперь предвидел, что Нора Мэрфи может наверняка погибнуть точно так же, и он ничего не может сделать.
— Нет никаких шансов попасть в Страмор к шести. Совсем никаких шансов.
— Есть, — возразил я. — Если мы не будем плутать по боковым дорогам и пойдем прямо по главной трассе.
— Но как? — воскликнул он. — Это значит самим напрашиваться, чтобы нас взяли.
— Будем блефовать, Бинни. Два парашютиста в армейском «лендровере» летят по Квинс-Хайвей! Как тебе это нравится?
Он неожиданно рассмеялся, снова становясь самим собой:
— Боже мой, майор, мне иногда кажется, что вы — сам дьявол!
Я открыл заднюю дверь и вытащил юного ефрейтора из машины. Казалось, он плохо держится на ногах, лицо вокруг сломанного носа и глаз почернело от синяков. Я осторожно посадил его на порожке монастыря.
Бинни сказал:
— Что вы собираетесь с ним делать?
— Оставить здесь. Пока монахини найдут его здесь, приведут в порядок, покормят и сообщат о нем властям, будет уже вечер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26