Люди из ворот вошли на лестничную клетку. Одновременно открылась дверь, через которую я бежала в панике, и появился какой-то хмырь. Не взглянув на мусорные контейнеры, спокойно и степенно направился к воротам, вышел и исчез по другую сторону.
Я все ещё сидела между контейнерами, хотя территория была уже свободна от врагов. Вышедший хмырь парализовал меня окончательно. Видела я его лишь какое-то мгновение, но разглядела прекрасно, — его осветила лампа над дверью. Я знала это лицо. Откуда-то знала: довольно простецкая морда и нос клёцкой…
Зрелище это захватило меня целиком. Собственными глазами увидела наконец таинственного индивида, описанного Зосей и Павлом, помнится, тогда ещё засвербило в мозгу: где я уже видела его рожу, где же, черт побери, и кто он такой?!..
В конце концов я вылезла из мусора, занятая проблемой рожи с клёцкой до такой степени, что забыла, где нахожусь, что делаю и как выгляжу. Машинально вернулась обратно, вошла в дом, проторённым путём выкатилась во двор и толкнула дверь в подвал. Не насторожило меня даже, что она приоткрыта. Спустилась по двум ступеням.
Боги улыбаются психопатам.
— ..ты зажёг? — спросили внизу, и я застыла, поставив одну ногу на третью ступеньку.
— Нет, Вальчакова. Возилась там, в коридоре.
— Пускай звонит в следующий раз. Фотоэлемент сработал, и шеф испарился…
Голос был злой и обеспокоенный. Я протрезвела в мгновенье ока, попятилась, бросила дверь приоткрытой, в воротах очутилась не помню как. Сорвала с себя плащ-халат и парик, на улицу вышла собственной, так сказать, персоной. Понятия не имела, где оказалась, да ладно, к машине могу вернуться любым кружным путём, из осторожности оставила её довольно далеко от этой пещеры разбойников.
И все же я сообразила, что произошло. Где-то там фотоэлемент сигнализировал моё присутствие, хмырь с мешком заметил-таки меня. Но спутал, верно, с дворничихой, Вальчаковой, огромной бабой, черноволосой, в оранжевом рабочем халате. Конечно, я и не думала о нашем сходстве, когда напялила парик и плащ-халат, но так, к счастью, случилось; оттенок был, правда, другой, но не стоило требовать от мужчины, чтобы при плохом освещении он уловил нюансы колера. Принял меня за неё, и только поэтому я живая выкарабкалась из этой кретинской эскапады…
Нет, с меня хватит, больше туда ни ногой. Добилась, в сущности, одного, лицезрела хмыря с клёцкой — сомнительное удовольствие, сомнительное достижение. Я так и не вспомнила, где видела его раньше; в результате — множество колючих домыслов, не дающих покоя. С равным успехом могла вываляться в кактусах…
* * *
Позвонила пани Крыскова и пригласила меня на чай, непременно сегодня же вечером. Я вознамерилась обсудить окончание нашей афёры, однако ошиблась. Посередине стола лежали два шестикаратовых бриллианта, на них я и воззрилась с огромным интересом и превеликим удивлением. Пани Крыскова сияла.
— Я вас просила обязательно сегодня, потому что продать надо сейчас же, а мне хотелось, чтоб вы посмотрели. Есть уже и клиент, огородник — для дочери покупает, ведь у нас огородники самые солидные люди.
— Так ведь договорились — мне идти в магазин? — удивилась я. — Выходит, вы рисковали сами?
— Да что вы! Моя племянница купила, случайно оказалась здесь, живёт в Кракове и приехала на один день. Вот я и воспользовалась случаем, оно и к лучшему. Завмагазином согласилась продать, я ей накинула сто тысяч, и это недорого, она ведь больше всех рискует. А вы останетесь про запас. Но десять процентов ваши, сразу говорю сколько — сто шестьдесят тысяч.
Отнекиваться было нелепо, и я тут же решила поделиться с Гутюшей, пожалуй, даже из расчёта один к двум, ведь его участие оказалось главным.
Пани Крыскова растроганно вздохнула.
— Жаль, редко приходят камни, да и все ужасно боятся, чаще, чем раз в два-три месяца даже и пытаться не стоит. Деньги будут завтра, если вы зайдёте в магазин, отдам вам конверт…
Я забежала ближе к закрытию — сто шестьдесят тысяч пешком топать не желают и на дороге не валяются. Гутюшу я любила, и мне хотелось порадовать его, особенно теперь, когда я сама ввязала его в разные пакостные хитросплетения. Поехала к нему прямо от пани Крысковой, даже не позвонила, потому как было неоткуда. В шесть он обычно у себя, если нет, застану у Тадеуша.
Машина «скорой помощи» перед его домом безразлично мелькнула перед моими глазами. Поднялась на седьмой этаж, шагнула из лифта: суматоха у дверей Гутюшиной квартиры. Санитары как раз выходили с носилками. Боже милостивый!..
Гутюша лежал на носилках — я похолодела… Все лицо было заклеено лейкопластырем, изо рта и носа тянулись какие-то трубки, иных повреждений вроде бы не замечалось. По-видимому, ещё жив, раз его забирали. С трудом выдавила обычный вопрос.
— Отравление газом, — сухо ответил врач и отстранил меня с дороги. Санитары внесли носилки в грузовой лифт.
Соседи со всего этажа ещё болтались у дверей. Я принялась расспрашивать. Отвечали дружелюбно, очевидно, на мне лица не было от тревоги. В пять минут получила полную картину ситуации.
В квартире страшно кричал кот. Кричал и царапал дверь когтями, слышно было снаружи. Проходила соседка, не выдержала и позвонила, подёргала ручку, дверь открылась, потянуло газом, кот выпрыгнул из дверей и умчался. Соседка зажала нос и вошла. Гутюша лежал в кухне. Женщина подняла других соседей, открыли окно, перенесли Гутюшу на тахту, что-то с ним, видать, серьёзное случилось: все лицо заклеено пластырем, кроме того, пьян до изумления. Водкой несло больше, чем газом, а в кухне валялась бутылка из-под «Житной». Видно, до плиты добрался совсем хороший, даже не соображал, что открыл газ и не зажёг, упал, а газ стелется понизу… Неизвестно, как долго провалялся в таком виде, кот орал, наверное, с час, больно выносливый, коли выдержал. «Скорая» приехала сразу, а милиция вот-вот нагрянет, из-за газа должны приехать, только вот сообщили им с опозданием, врача надо было побыстрей…
Я забыла спросить у врача, в какую больницу его отвезут, но соседи оказались на высоте. Дежурил сегодня госпиталь Преображения Господня.
Мысли прыгали как бешеные. Гутюша алкоголик — ахинея, чушь! Может, его спасут, если кот выжил… Но ведь кот был трезвый. Я и не припомню, видела ли вообще его пьяным — Гутюшу, не кота. Ах да, помню, три года назад, на именины Тадеуша… Господи, Тадеуш, ведь Гутюша делает ему проект, дома, не на работе, левый заказ… Бумаги, приедет милиция, все закроют. Тадеуш не получит ни чертежей, ни расчётов. Гутюше я не помогу, а вот Тадеуш…
Следовало сейчас же известить Тадеуша о несчастье. Пусть сразу хлопочет насчёт документации! Гутюша выздоровеет, просто обязан выздороветь, зачем ему ещё неприятности из-за опоздания с проектом… В его квартиру никого не пускал законопослушный сосед, стоял на пороге и сторожил, к тому же в помещении несносно пахло газом, вроде он без запаха, а все-таки… Мне не пришло в голову позвонить Тадеушу, я машинально вышла из толпы, уже поредевшей, съехала вниз, миновав тормозящую милицейскую радиомашину. Всю дорогу ком стоял в горле.
Уже с первого этажа я почему-то вбила в голову, что не застану Тадеуша, полный бенц и крах. На четвёртом меня чуть не колотило. На пятый взлетела полностью невменяемой, позвонила, готовая дубасить в дверь кулаками и каблуками.
Дверь открыл Гутюша.
— Проходи, проходи, — энергично пригласил он, ибо я застыла каменным изваянием на площадке, созерцая призрак Гутюши и пытаясь уразуметь, что я вижу. — Они дома, только заняты очень.
Фантастика, бред.
Мелькнула дурацкая мысль, что стрессы укорачивают жизнь. Я поделилась этой новостью с Гутюшей странным каким-то голосом, едва выговаривая слова, наконец, пошатываясь, вошла в прихожую.
— Что случилось? — забеспокоилась Эва, поднимая глаза от чертёжной доски.
Я уставилась на Гутюшу, даже потрогала.
— Гутюша, Господи Боже… Слушайте, вы уверены, это Гутюша? И притом живой?
— Минут пятнадцать назад вполне ощутимо наступил мне на мозоль, так что, по-моему, даже слишком живой, — проворчал Тадеуш. — А что, по этому поводу есть сомнения?
— Чудеса. Человек спьяну отравился газом у себя дома, и «скорая» забрала его в больницу. Неизвестно, удастся ли его спасти, врач выглядел так, что не удастся. Гутюш, как это тебе удалось? И зачем? Чтобы меня прикончить, да?
— Как так? — изумилась Эва.
— Это у тебя экспромт или заранее репетировала? — иронически поинтересовался Тадеуш.
Гутюша, стоя посередине комнаты, смотрел то на них, то на меня. Впечатление такое, словно он по-польски ни бум-бум. Я уселась на табуретке, ноги у меня подгибались, хоть малость соображать я уже начала.
— Гутюша, Бога ради, пошевели мозгами! Кто у тебя был в квартире, ведь ты один живёшь?! Я прямиком от тебя. Богом клянусь, думала, это ты, и приехала сказать Тадеушу! Заберут всю документацию, милиция уже там, пломбу на квартиру тебе пришпандорят…
— Курва!!! — Гутюша, наконец, обрёл голос, вернее, вопль:
— Ты, слушай! Ты серьёзно говоришь?!!..
— Честное слово, клянусь! Все думают, ты, физиономии не видно из-за пластырей, в чем дело…
Гутюша взвыл, метнулся к двери и обратно. Видно, одурел окончательно.
— Кузен! Там был мой кузен! Из провинции! Утром приехал! Брился! А не умеет! Этим — ухо Ван Гога!!!
До самого уха Ван Гога мы понимали его выкрики, а после уха перестали. Тадеуш наконец выпытал: оказалось Гутюша имел в виду бритву. Кузен брился опасной бритвой первый раз в жизни, получил её в наследство от дяди, хотел попробовать, изрезал себе все, лицо, пока не согласился прекратить самоубийственный эксперимент. Характер имел решительный, и если уж ставил в жизни цель, то обязательно добивался. Бритьё тоже закончил, но лицо после этого пришлось основательно залатать — все пластыри пошли в дело…
— Перестань орать, едем! — накинулась я на ошалелого Гутюшу. — Не знаю только, куда сначала.
— Домой, — оборвал прения Тадеуш. — Запломбируют квартиру, пиши пропало. Кузену в больнице все равно не помочь, а кровь можно и позже сдать. — А потом в милицию, — подхватила Эва. — И обязательно добровольно, иначе вас заподозрят.
В квартире у Гутюши милиция все ещё валандалась. Проверили плиту и трубы, ничего неисправного не нашли, бардака большого не наделали и как раз намеривались уходить. Наше прибытие изменило их планы.
— Когда вы ушли из дому? — подозрительно спросил сержант, проверив Гутюшины документы и приняв к сведению визит кузена.
— Утром, — угрюмо ответствовал Гутюша. — Сразу после того, как он наклеил все эти заплаты. Он в шесть приехал, так что успел и порезаться и заклеиться.
— А после? Вы не приходили? С работы не возвращались?
— Нет. У него ключи, у Юзефа то есть, я ему дал.
— А вы где были?
— На Грохове. У приятеля. Вместе делаем работу, и надо спешить. К доске приклеился, пока она вон не приехала…
Я рискнула вмешаться, объяснила: Гутюша сидел за чертёжной доской, выполняя спешную работу, так называемое проектирование. Дала адрес Тадеуша, так как Гутюша вместо номера дома и квартиры упрямо твердил номер телефона. Я не удосужилась заранее выдумать повод для сегодняшнего визита и чуть не ляпнула насчёт бриллиантов. Спохватилась, однако, вовремя и заявила: приехала вернуть деньги, взятые в долг несколько дней назад. Немного, пятьсот злотых. Гутюша пялился на меня, как баран, и не протестовал — пятьсот злотых проигнорировал, всецело поглощённый своим кузеном. Потом вдруг застонал:
— Он же не пьёт! Он типичный алкоголик вверх ногами.
— Абстинент, — услужливо перевела я.
Сержант внимательно посмотрел на нас, деловито осведомился, не состою ли я с Гутюшей в связи, согласился, что это необязательно, и велел явиться завтра в отделение для дачи показаний и подписания протокола. Вешать пломбу на квартиру не стали, вышли все вместе, я отвезла Гутюшу в больницу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Я все ещё сидела между контейнерами, хотя территория была уже свободна от врагов. Вышедший хмырь парализовал меня окончательно. Видела я его лишь какое-то мгновение, но разглядела прекрасно, — его осветила лампа над дверью. Я знала это лицо. Откуда-то знала: довольно простецкая морда и нос клёцкой…
Зрелище это захватило меня целиком. Собственными глазами увидела наконец таинственного индивида, описанного Зосей и Павлом, помнится, тогда ещё засвербило в мозгу: где я уже видела его рожу, где же, черт побери, и кто он такой?!..
В конце концов я вылезла из мусора, занятая проблемой рожи с клёцкой до такой степени, что забыла, где нахожусь, что делаю и как выгляжу. Машинально вернулась обратно, вошла в дом, проторённым путём выкатилась во двор и толкнула дверь в подвал. Не насторожило меня даже, что она приоткрыта. Спустилась по двум ступеням.
Боги улыбаются психопатам.
— ..ты зажёг? — спросили внизу, и я застыла, поставив одну ногу на третью ступеньку.
— Нет, Вальчакова. Возилась там, в коридоре.
— Пускай звонит в следующий раз. Фотоэлемент сработал, и шеф испарился…
Голос был злой и обеспокоенный. Я протрезвела в мгновенье ока, попятилась, бросила дверь приоткрытой, в воротах очутилась не помню как. Сорвала с себя плащ-халат и парик, на улицу вышла собственной, так сказать, персоной. Понятия не имела, где оказалась, да ладно, к машине могу вернуться любым кружным путём, из осторожности оставила её довольно далеко от этой пещеры разбойников.
И все же я сообразила, что произошло. Где-то там фотоэлемент сигнализировал моё присутствие, хмырь с мешком заметил-таки меня. Но спутал, верно, с дворничихой, Вальчаковой, огромной бабой, черноволосой, в оранжевом рабочем халате. Конечно, я и не думала о нашем сходстве, когда напялила парик и плащ-халат, но так, к счастью, случилось; оттенок был, правда, другой, но не стоило требовать от мужчины, чтобы при плохом освещении он уловил нюансы колера. Принял меня за неё, и только поэтому я живая выкарабкалась из этой кретинской эскапады…
Нет, с меня хватит, больше туда ни ногой. Добилась, в сущности, одного, лицезрела хмыря с клёцкой — сомнительное удовольствие, сомнительное достижение. Я так и не вспомнила, где видела его раньше; в результате — множество колючих домыслов, не дающих покоя. С равным успехом могла вываляться в кактусах…
* * *
Позвонила пани Крыскова и пригласила меня на чай, непременно сегодня же вечером. Я вознамерилась обсудить окончание нашей афёры, однако ошиблась. Посередине стола лежали два шестикаратовых бриллианта, на них я и воззрилась с огромным интересом и превеликим удивлением. Пани Крыскова сияла.
— Я вас просила обязательно сегодня, потому что продать надо сейчас же, а мне хотелось, чтоб вы посмотрели. Есть уже и клиент, огородник — для дочери покупает, ведь у нас огородники самые солидные люди.
— Так ведь договорились — мне идти в магазин? — удивилась я. — Выходит, вы рисковали сами?
— Да что вы! Моя племянница купила, случайно оказалась здесь, живёт в Кракове и приехала на один день. Вот я и воспользовалась случаем, оно и к лучшему. Завмагазином согласилась продать, я ей накинула сто тысяч, и это недорого, она ведь больше всех рискует. А вы останетесь про запас. Но десять процентов ваши, сразу говорю сколько — сто шестьдесят тысяч.
Отнекиваться было нелепо, и я тут же решила поделиться с Гутюшей, пожалуй, даже из расчёта один к двум, ведь его участие оказалось главным.
Пани Крыскова растроганно вздохнула.
— Жаль, редко приходят камни, да и все ужасно боятся, чаще, чем раз в два-три месяца даже и пытаться не стоит. Деньги будут завтра, если вы зайдёте в магазин, отдам вам конверт…
Я забежала ближе к закрытию — сто шестьдесят тысяч пешком топать не желают и на дороге не валяются. Гутюшу я любила, и мне хотелось порадовать его, особенно теперь, когда я сама ввязала его в разные пакостные хитросплетения. Поехала к нему прямо от пани Крысковой, даже не позвонила, потому как было неоткуда. В шесть он обычно у себя, если нет, застану у Тадеуша.
Машина «скорой помощи» перед его домом безразлично мелькнула перед моими глазами. Поднялась на седьмой этаж, шагнула из лифта: суматоха у дверей Гутюшиной квартиры. Санитары как раз выходили с носилками. Боже милостивый!..
Гутюша лежал на носилках — я похолодела… Все лицо было заклеено лейкопластырем, изо рта и носа тянулись какие-то трубки, иных повреждений вроде бы не замечалось. По-видимому, ещё жив, раз его забирали. С трудом выдавила обычный вопрос.
— Отравление газом, — сухо ответил врач и отстранил меня с дороги. Санитары внесли носилки в грузовой лифт.
Соседи со всего этажа ещё болтались у дверей. Я принялась расспрашивать. Отвечали дружелюбно, очевидно, на мне лица не было от тревоги. В пять минут получила полную картину ситуации.
В квартире страшно кричал кот. Кричал и царапал дверь когтями, слышно было снаружи. Проходила соседка, не выдержала и позвонила, подёргала ручку, дверь открылась, потянуло газом, кот выпрыгнул из дверей и умчался. Соседка зажала нос и вошла. Гутюша лежал в кухне. Женщина подняла других соседей, открыли окно, перенесли Гутюшу на тахту, что-то с ним, видать, серьёзное случилось: все лицо заклеено пластырем, кроме того, пьян до изумления. Водкой несло больше, чем газом, а в кухне валялась бутылка из-под «Житной». Видно, до плиты добрался совсем хороший, даже не соображал, что открыл газ и не зажёг, упал, а газ стелется понизу… Неизвестно, как долго провалялся в таком виде, кот орал, наверное, с час, больно выносливый, коли выдержал. «Скорая» приехала сразу, а милиция вот-вот нагрянет, из-за газа должны приехать, только вот сообщили им с опозданием, врача надо было побыстрей…
Я забыла спросить у врача, в какую больницу его отвезут, но соседи оказались на высоте. Дежурил сегодня госпиталь Преображения Господня.
Мысли прыгали как бешеные. Гутюша алкоголик — ахинея, чушь! Может, его спасут, если кот выжил… Но ведь кот был трезвый. Я и не припомню, видела ли вообще его пьяным — Гутюшу, не кота. Ах да, помню, три года назад, на именины Тадеуша… Господи, Тадеуш, ведь Гутюша делает ему проект, дома, не на работе, левый заказ… Бумаги, приедет милиция, все закроют. Тадеуш не получит ни чертежей, ни расчётов. Гутюше я не помогу, а вот Тадеуш…
Следовало сейчас же известить Тадеуша о несчастье. Пусть сразу хлопочет насчёт документации! Гутюша выздоровеет, просто обязан выздороветь, зачем ему ещё неприятности из-за опоздания с проектом… В его квартиру никого не пускал законопослушный сосед, стоял на пороге и сторожил, к тому же в помещении несносно пахло газом, вроде он без запаха, а все-таки… Мне не пришло в голову позвонить Тадеушу, я машинально вышла из толпы, уже поредевшей, съехала вниз, миновав тормозящую милицейскую радиомашину. Всю дорогу ком стоял в горле.
Уже с первого этажа я почему-то вбила в голову, что не застану Тадеуша, полный бенц и крах. На четвёртом меня чуть не колотило. На пятый взлетела полностью невменяемой, позвонила, готовая дубасить в дверь кулаками и каблуками.
Дверь открыл Гутюша.
— Проходи, проходи, — энергично пригласил он, ибо я застыла каменным изваянием на площадке, созерцая призрак Гутюши и пытаясь уразуметь, что я вижу. — Они дома, только заняты очень.
Фантастика, бред.
Мелькнула дурацкая мысль, что стрессы укорачивают жизнь. Я поделилась этой новостью с Гутюшей странным каким-то голосом, едва выговаривая слова, наконец, пошатываясь, вошла в прихожую.
— Что случилось? — забеспокоилась Эва, поднимая глаза от чертёжной доски.
Я уставилась на Гутюшу, даже потрогала.
— Гутюша, Господи Боже… Слушайте, вы уверены, это Гутюша? И притом живой?
— Минут пятнадцать назад вполне ощутимо наступил мне на мозоль, так что, по-моему, даже слишком живой, — проворчал Тадеуш. — А что, по этому поводу есть сомнения?
— Чудеса. Человек спьяну отравился газом у себя дома, и «скорая» забрала его в больницу. Неизвестно, удастся ли его спасти, врач выглядел так, что не удастся. Гутюш, как это тебе удалось? И зачем? Чтобы меня прикончить, да?
— Как так? — изумилась Эва.
— Это у тебя экспромт или заранее репетировала? — иронически поинтересовался Тадеуш.
Гутюша, стоя посередине комнаты, смотрел то на них, то на меня. Впечатление такое, словно он по-польски ни бум-бум. Я уселась на табуретке, ноги у меня подгибались, хоть малость соображать я уже начала.
— Гутюша, Бога ради, пошевели мозгами! Кто у тебя был в квартире, ведь ты один живёшь?! Я прямиком от тебя. Богом клянусь, думала, это ты, и приехала сказать Тадеушу! Заберут всю документацию, милиция уже там, пломбу на квартиру тебе пришпандорят…
— Курва!!! — Гутюша, наконец, обрёл голос, вернее, вопль:
— Ты, слушай! Ты серьёзно говоришь?!!..
— Честное слово, клянусь! Все думают, ты, физиономии не видно из-за пластырей, в чем дело…
Гутюша взвыл, метнулся к двери и обратно. Видно, одурел окончательно.
— Кузен! Там был мой кузен! Из провинции! Утром приехал! Брился! А не умеет! Этим — ухо Ван Гога!!!
До самого уха Ван Гога мы понимали его выкрики, а после уха перестали. Тадеуш наконец выпытал: оказалось Гутюша имел в виду бритву. Кузен брился опасной бритвой первый раз в жизни, получил её в наследство от дяди, хотел попробовать, изрезал себе все, лицо, пока не согласился прекратить самоубийственный эксперимент. Характер имел решительный, и если уж ставил в жизни цель, то обязательно добивался. Бритьё тоже закончил, но лицо после этого пришлось основательно залатать — все пластыри пошли в дело…
— Перестань орать, едем! — накинулась я на ошалелого Гутюшу. — Не знаю только, куда сначала.
— Домой, — оборвал прения Тадеуш. — Запломбируют квартиру, пиши пропало. Кузену в больнице все равно не помочь, а кровь можно и позже сдать. — А потом в милицию, — подхватила Эва. — И обязательно добровольно, иначе вас заподозрят.
В квартире у Гутюши милиция все ещё валандалась. Проверили плиту и трубы, ничего неисправного не нашли, бардака большого не наделали и как раз намеривались уходить. Наше прибытие изменило их планы.
— Когда вы ушли из дому? — подозрительно спросил сержант, проверив Гутюшины документы и приняв к сведению визит кузена.
— Утром, — угрюмо ответствовал Гутюша. — Сразу после того, как он наклеил все эти заплаты. Он в шесть приехал, так что успел и порезаться и заклеиться.
— А после? Вы не приходили? С работы не возвращались?
— Нет. У него ключи, у Юзефа то есть, я ему дал.
— А вы где были?
— На Грохове. У приятеля. Вместе делаем работу, и надо спешить. К доске приклеился, пока она вон не приехала…
Я рискнула вмешаться, объяснила: Гутюша сидел за чертёжной доской, выполняя спешную работу, так называемое проектирование. Дала адрес Тадеуша, так как Гутюша вместо номера дома и квартиры упрямо твердил номер телефона. Я не удосужилась заранее выдумать повод для сегодняшнего визита и чуть не ляпнула насчёт бриллиантов. Спохватилась, однако, вовремя и заявила: приехала вернуть деньги, взятые в долг несколько дней назад. Немного, пятьсот злотых. Гутюша пялился на меня, как баран, и не протестовал — пятьсот злотых проигнорировал, всецело поглощённый своим кузеном. Потом вдруг застонал:
— Он же не пьёт! Он типичный алкоголик вверх ногами.
— Абстинент, — услужливо перевела я.
Сержант внимательно посмотрел на нас, деловито осведомился, не состою ли я с Гутюшей в связи, согласился, что это необязательно, и велел явиться завтра в отделение для дачи показаний и подписания протокола. Вешать пломбу на квартиру не стали, вышли все вместе, я отвезла Гутюшу в больницу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40