— Сверху будет фольга и серебряная краска. И ноги покрасим, а на руки натянем мотоциклетные краги. С отворотами, оклеенными фольгой. Ну и ещё будет шлем.
Воспользовавшись перерывом в работе, консультант немного отдохнул на куче накачанных автомобильных камер в углу. Теперь он со стоном поднялся, растёр поясницу и подошёл к столу художника, на котором блестели заранее приготовленные шлемы пришельцев. Взяв один, он, держа его на вытянутых руках, приблизился к несчастному сатирику.
Тот уже не протестовал, понимая, что протесты ни к чему не приведут, и подчинился своей участи. Он понял — такая уж ему выпала планида. Судьба, значит. Против судьбы не попрёшь. Вытащил жребий, стал манекенщицей, не предполагая даже, с какими это сопряжено неприятностями. Когда увидел, с какими, поначалу пытался возражать, протестовал, сердился и ворчал на коллег. Неприятности множились, сатирик впал в ярость, а когда ярость достигла зенита и больше ей некуда было расти, несчастный покорился своей судьбе. А что ещё ему оставалось? Ведь он же не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, целиком зависел от этих паршивцев. А паршивцев, его коллег, по мере одевания пришельца все больше охватывал энтузиазм. Они видели, что астронавт у них получается замечательный, вот и не реагировали ни на проклятия своей жертвы, ни на её мольбы и стоны. Сатирик понял — лучше пострадать молча. Самому-то ему не раздеться, он полностью в их руках. Лучше их не злить, а то разгневаются и оставят его как есть, в этой неземной одёжке. Вот несчастный и смирился, даже пикнуть боялся, позволяя себе лишь тихонько скрежетать зубами.
Советник по науке и технике с умным видом сосредоточенно вглядывался в астронавта, примериваясь, выбирая нужное место, и, наконец, торжественно насадил ему на голову чрезвычайно живописный шлем, как следует закрепив его в велосипедной камере, намотанной вокруг шеи несчастного.
Присутствующие затаили дыхание, боясь помешать специалисту, и с волнением ждали. Их ожидания не были обмануты.
— Колоссально! — в полном восторге воскликнул социолог. — Просто великолепно! Только вот как мы будем общаться друг с другом в этой штуковине на голове?
Консультант по науке и технике даже не рассердился — чего можно требовать от профанов? Он просто со скромной гордостью ответил:
— Шлемы радиофицированы. Внутри коротковолновый передатчик. Вернее, передачи нами не предусмотрены, только приём. То есть не так, общение предусмотрено, но в ограниченном диапазоне. Вернее, общение возможно лишь между пришельцами, они друг с дружкой соединены. То есть не так, вернее, так, но пришелец в своём шлеме будет слышать всех, его же услышат только коллеги в шлемах. И ещё я должен сказать, эти штуки называются вовсе не шлемы, а шлемофоны!
И тут из шлемофона послышалось глухое бурчание. Что— то у манекенщика не в порядке, вон, он и подпрыгивать пытается, и отчаянно размахивает оставшимися в его распоряжении фрагментами рук. С удивлением глядя на сатирика, коллеги пытались понять, в чем дело.
— Испытание на подвижность? — предположил консультант. — Не похоже, да и жесты у него… не такие, какие бы хотелось.
— Может, у него что-нибудь жмёт? — предположил фоторепортёр. — Надо бы поправить.
— Просто капризничает! — раздражённо констатировал редактор. — Да ещё толком не говорит. Не слышу! Кричи громче!
Бурчание в шлемофоне заметно усилилось, а жесты астронавта стали напоминать конвульсии эпилептика.
Консультант приложил ухо к шлемофону.
— Ничего не слышу! — сообщил он коллегам и открутил шлемофон.
— Вы что, совсем спятили? — набросился на коллег сатирик, жадно ловя ртом воздух. — Уже ничего не соображаете? Ведь шлем же герметичен, ещё немного, и я бы задохнулся! Этого вы добиваетесь?
— О, холера! — огорчился художник. Да, очень непростое дело — снаряжение астронавта. Сначала было сплошное нагромождение проблем организационного характера, а как только с ними немного управились, одна за другой стали возникать проблемы характера технического. Консультант по науке и технике не предусмотрел такой мелочи, как подача воздуха в герметический шлемофон! Огорчённый и чрезвычайно озабоченный, он погрузился в раздумье. Впрочем, думали все. Долго думали и решили — провертеть в шлеме дырку. Социолог возразил:
— Тогда все услышат голос пришельца.
— Да нет, — возразил редактор, автор проекта, — дырку мы провертим сзади, говорят ведь, как правило, мордой вперёд.
Возразить ему осмелился сатирик, все ещё кипящий от возмущения, хотя лицо его уже приняло нормальный цвет.
— И дышат, как правило, тоже мордой вперёд! Разве что вам удастся произвести переворот в физиологии человека.
— А ведь можно научиться говорить нечеловеческим голосом, — мечтательно произнёс художник. — Таким, потусторонним… Вот был бы фурор!
— Перестаньте молоть чепуху, — рассердился консультант. — Мешаете человеку думать. Никак не сосредоточусь… Минутку…
Как же, сосредоточишься с этим народом! Размышления консультанта нарушил социолог, опять делясь с коллегами своими сомнениями. Принесла его нелёгкая!
— Видите ли, панове, у меня ещё такого рода предложение, — сказал социолог. Он уже относился к эксперименту как к своему личному делу и принимал близко к сердцу все детали. — Видите ли, у меня ещё замечание насчёт рук…
Художник непонимающе взглянул на него, а сатирик попытался пошевелить руками, вернее, кистями рук в мотоциклетных крагах. Сами же руки, как уже было сказано, прикрученные к туловищу велосипедными камерами, оставались неподвижными.
— Вот именно! — воскликнул социолог. — Такие конечности пришельца, боюсь, вызовут сомнения. Как-то не согласуются они с тем образом представителя высшей цивилизации, как мы его себе представляем. Вряд ли такими неуклюжими лапами пришельцы смогли бы создать эту свою цивилизацию…
Художник бросился очертя голову на защиту своей концепции.
— Так ведь это же всего лишь упаковка! Сам представитель внутри! Внутри у него может быть хоть десять рук и по десятку пальцев на каждой руке, хоть по двадцати, а каждый палец свободно может быть длиной в метр. А что? В трубочку свернулись…
— Но ведь этих пальцев не видно! — упорствовал социолог.
— Интересно, как мы можем их выставить на всеобщее обозрение? — скептически пробурчал фоторепортёр.
У художника уже полным ходом заработала его творческая фантазия… Он вдохновенно продолжал:
— …в трубочку свернулись и с помощью пружин выскакивают наружу! А что? Очень даже эффектно! Щёлкнет пан социолог выключателем, и у него сразу десять пальцев выскочат! И зашевелятся! На пружинках!
— И заедет своим пальчиком в глаз собеседнику! — подхватил неугомонный социолог. — Насколько мне известно, планом предусмотрено общение с местным населением. На базе математики. Так ведь? Не будем же мы разговаривать с землянами, я правильно понял? Значит, надо или формулы какие писать, или с помощью рисунков пообщаться. А как такими руками изобразишь рисунки или формулы?
Пришлось художнику оставить в покое пружины, к которым он уже успел привязаться, и переключиться на решение очередной проблемы. Подойдя к астронавту, он принялся напряжённо вглядываться в него, бормоча себе что-то под нос. Потрогал пришельца за лапу, пощупал надувные камеры. Несчастный сатирик с беспокойством наблюдал за ним — что ещё выкинет?
Наконец художник принял решение.
— Так и быть, — великодушно сказал он. — Немного высвободим ему руки. Вот отсюда, немного повыше локтя. Идея! Мне понадобится труба, такая, как в железных печурках.
— Ясно, обеспечим, — согласился редактор. — А как насчёт воздуха?
Консультант с достоинством ответил:
— Придётся малость усовершенствовать шлемофоны. Спереди дадим микрофон, немного налево сдвинем, а дыру провертим сзади, немного правее центра. Стась! — обратился он к сатирику. — Для того чтобы дышать, голову будешь поворачивать вправо, а если говорить — влево. Не перепутай. Ну, потренируешься малость, в какую сторону для чего поворачиваться. Такое способно запомнить любое мало-мальски мыслящее существо, думаю, наши справятся.
Сатирик счёл себя обязанным вступиться за всех «наших». Ведь он один опытным путём испытал, что значит находиться в костюме астронавта.
— Запомнить способны, но вот шею мы свернём непременно!
— Нет, этого мало, — вмешался фоторепортёр. — На всякий случай я бы ещё чего придумал. Какую-нибудь трубочку провести. Ну, такую, как у ныряльщиков с аквалангом, пустую внутри, резиновую. Вспомните, аквалангист дышит благодаря ей, она соединяет его маску с кислородным прибором. Совсем не надо длинную, хватит небольшого кусочка. Закрепить её перед носом астронавта, по ней пойдёт воздух, и даже сквознячок в шлеме… шлемофоне образуется. А голоса снаружи не будет слышно.
Консультант при всех своих недостатках завистливым не был. Он одобрил идею фоторепортёра и взялся воплотить её в жизнь. Он и сам понимал, что шлемофоны нуждаются в коррективах.
Но это было ещё не все. Выяснилось, что присутствующим не понравилось, как передвигается пришелец.
Планом мероприятия предусматривался выход пришельцев из космического аппарата и даже, возможно, общение с местным населением. Не исключено, что состоится и небольшая прогулка по рыночной площади города Гарволина, а затем последует возвращение к своему космическому кораблю. И что же выяснилось? Стоящий неподвижно сатирик производил нужное впечатление, ничего не скажешь, но когда он по приказу редактора сделал несколько шагов…
Вернее, попытался сделать, да у него ничего не получилось. Он сразу же наступил одной огромной ластой на вторую и уже не смог сдвинуться с места, беспомощно переминаясь с ноги на ногу. Ведь ноги тоже были спутаны камерами, ни шагнуть, ни даже приподнять ногу астронавт не мог.
— Сначала приподними ту, что сверху! — посоветовал сатирику фоторепортёр.
— А только после этого передвигай нижнюю.
— Так мне же не видно, которая сверху! — обиделся астронавт.
— А разве ты не чувствуешь? — не поверил ему редактор. — Неужели никогда на лыжах не ездил?
— Ездил! Да только тут совсем другое. Советы хорошо давать, сам бы попробовал! Посмотрел бы я на тебя, как в этом костюмчике ты съезжаешь с Каспрового Верха!
— Тебя же никто не заставляет спускаться с Каспрового Верха! Просто переставь свои копыта, дурак!
Художник понял, что необходимо опять внести коррективы в концепцию, ведь для того чтобы ходить, надо как минимум переставлять ноги. А редактора примерка заставила прийти к выводу: все астронавты должны пройти испытания в костюмах. Назначить день, собрать всех сотрудников, которые будут играть роли космонавтов, обрядить их в костюмы, обязательно и в шлемофоны, и пусть в таком убранстве походят немного по редакции. Попривыкнут. Лучше всего репетицию провести ночью, когда в редакции не будут околачиваться посторонние. Космонавт №1 сатирик Станислав очень настаивал на том, чтобы примерка состоялась уже после переоборудования шлемофонов. К его мнению прислушались и отложили примерку на несколько дней.
Добровольное желание социолога войти в состав экипажа космического корабля весьма облегчило формирование этого экипажа. Вертолёт, который удалось одолжить у военных, был шестиместным. Учитывая, что в полном снаряжении астронавты занимали больше места, пришлось их число ограничить пятью. Вернее, одним из пяти будет пилот вертолёта, кстати, его тоже надо соответственно обрядить. Итак, четверо, из них один — сатирик, а второй — доброволец социолог. Оставалось назначить ещё двух. Редактор и фоторепортёр сразу же отпадали, поскольку редактору придётся в качестве режиссёра действа руководить им снаружи, значит, он должен оставаться на свободе, а репортёр ни за что не откажется от желания нащёлкать множество сногсшибательных снимков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Воспользовавшись перерывом в работе, консультант немного отдохнул на куче накачанных автомобильных камер в углу. Теперь он со стоном поднялся, растёр поясницу и подошёл к столу художника, на котором блестели заранее приготовленные шлемы пришельцев. Взяв один, он, держа его на вытянутых руках, приблизился к несчастному сатирику.
Тот уже не протестовал, понимая, что протесты ни к чему не приведут, и подчинился своей участи. Он понял — такая уж ему выпала планида. Судьба, значит. Против судьбы не попрёшь. Вытащил жребий, стал манекенщицей, не предполагая даже, с какими это сопряжено неприятностями. Когда увидел, с какими, поначалу пытался возражать, протестовал, сердился и ворчал на коллег. Неприятности множились, сатирик впал в ярость, а когда ярость достигла зенита и больше ей некуда было расти, несчастный покорился своей судьбе. А что ещё ему оставалось? Ведь он же не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, целиком зависел от этих паршивцев. А паршивцев, его коллег, по мере одевания пришельца все больше охватывал энтузиазм. Они видели, что астронавт у них получается замечательный, вот и не реагировали ни на проклятия своей жертвы, ни на её мольбы и стоны. Сатирик понял — лучше пострадать молча. Самому-то ему не раздеться, он полностью в их руках. Лучше их не злить, а то разгневаются и оставят его как есть, в этой неземной одёжке. Вот несчастный и смирился, даже пикнуть боялся, позволяя себе лишь тихонько скрежетать зубами.
Советник по науке и технике с умным видом сосредоточенно вглядывался в астронавта, примериваясь, выбирая нужное место, и, наконец, торжественно насадил ему на голову чрезвычайно живописный шлем, как следует закрепив его в велосипедной камере, намотанной вокруг шеи несчастного.
Присутствующие затаили дыхание, боясь помешать специалисту, и с волнением ждали. Их ожидания не были обмануты.
— Колоссально! — в полном восторге воскликнул социолог. — Просто великолепно! Только вот как мы будем общаться друг с другом в этой штуковине на голове?
Консультант по науке и технике даже не рассердился — чего можно требовать от профанов? Он просто со скромной гордостью ответил:
— Шлемы радиофицированы. Внутри коротковолновый передатчик. Вернее, передачи нами не предусмотрены, только приём. То есть не так, общение предусмотрено, но в ограниченном диапазоне. Вернее, общение возможно лишь между пришельцами, они друг с дружкой соединены. То есть не так, вернее, так, но пришелец в своём шлеме будет слышать всех, его же услышат только коллеги в шлемах. И ещё я должен сказать, эти штуки называются вовсе не шлемы, а шлемофоны!
И тут из шлемофона послышалось глухое бурчание. Что— то у манекенщика не в порядке, вон, он и подпрыгивать пытается, и отчаянно размахивает оставшимися в его распоряжении фрагментами рук. С удивлением глядя на сатирика, коллеги пытались понять, в чем дело.
— Испытание на подвижность? — предположил консультант. — Не похоже, да и жесты у него… не такие, какие бы хотелось.
— Может, у него что-нибудь жмёт? — предположил фоторепортёр. — Надо бы поправить.
— Просто капризничает! — раздражённо констатировал редактор. — Да ещё толком не говорит. Не слышу! Кричи громче!
Бурчание в шлемофоне заметно усилилось, а жесты астронавта стали напоминать конвульсии эпилептика.
Консультант приложил ухо к шлемофону.
— Ничего не слышу! — сообщил он коллегам и открутил шлемофон.
— Вы что, совсем спятили? — набросился на коллег сатирик, жадно ловя ртом воздух. — Уже ничего не соображаете? Ведь шлем же герметичен, ещё немного, и я бы задохнулся! Этого вы добиваетесь?
— О, холера! — огорчился художник. Да, очень непростое дело — снаряжение астронавта. Сначала было сплошное нагромождение проблем организационного характера, а как только с ними немного управились, одна за другой стали возникать проблемы характера технического. Консультант по науке и технике не предусмотрел такой мелочи, как подача воздуха в герметический шлемофон! Огорчённый и чрезвычайно озабоченный, он погрузился в раздумье. Впрочем, думали все. Долго думали и решили — провертеть в шлеме дырку. Социолог возразил:
— Тогда все услышат голос пришельца.
— Да нет, — возразил редактор, автор проекта, — дырку мы провертим сзади, говорят ведь, как правило, мордой вперёд.
Возразить ему осмелился сатирик, все ещё кипящий от возмущения, хотя лицо его уже приняло нормальный цвет.
— И дышат, как правило, тоже мордой вперёд! Разве что вам удастся произвести переворот в физиологии человека.
— А ведь можно научиться говорить нечеловеческим голосом, — мечтательно произнёс художник. — Таким, потусторонним… Вот был бы фурор!
— Перестаньте молоть чепуху, — рассердился консультант. — Мешаете человеку думать. Никак не сосредоточусь… Минутку…
Как же, сосредоточишься с этим народом! Размышления консультанта нарушил социолог, опять делясь с коллегами своими сомнениями. Принесла его нелёгкая!
— Видите ли, панове, у меня ещё такого рода предложение, — сказал социолог. Он уже относился к эксперименту как к своему личному делу и принимал близко к сердцу все детали. — Видите ли, у меня ещё замечание насчёт рук…
Художник непонимающе взглянул на него, а сатирик попытался пошевелить руками, вернее, кистями рук в мотоциклетных крагах. Сами же руки, как уже было сказано, прикрученные к туловищу велосипедными камерами, оставались неподвижными.
— Вот именно! — воскликнул социолог. — Такие конечности пришельца, боюсь, вызовут сомнения. Как-то не согласуются они с тем образом представителя высшей цивилизации, как мы его себе представляем. Вряд ли такими неуклюжими лапами пришельцы смогли бы создать эту свою цивилизацию…
Художник бросился очертя голову на защиту своей концепции.
— Так ведь это же всего лишь упаковка! Сам представитель внутри! Внутри у него может быть хоть десять рук и по десятку пальцев на каждой руке, хоть по двадцати, а каждый палец свободно может быть длиной в метр. А что? В трубочку свернулись…
— Но ведь этих пальцев не видно! — упорствовал социолог.
— Интересно, как мы можем их выставить на всеобщее обозрение? — скептически пробурчал фоторепортёр.
У художника уже полным ходом заработала его творческая фантазия… Он вдохновенно продолжал:
— …в трубочку свернулись и с помощью пружин выскакивают наружу! А что? Очень даже эффектно! Щёлкнет пан социолог выключателем, и у него сразу десять пальцев выскочат! И зашевелятся! На пружинках!
— И заедет своим пальчиком в глаз собеседнику! — подхватил неугомонный социолог. — Насколько мне известно, планом предусмотрено общение с местным населением. На базе математики. Так ведь? Не будем же мы разговаривать с землянами, я правильно понял? Значит, надо или формулы какие писать, или с помощью рисунков пообщаться. А как такими руками изобразишь рисунки или формулы?
Пришлось художнику оставить в покое пружины, к которым он уже успел привязаться, и переключиться на решение очередной проблемы. Подойдя к астронавту, он принялся напряжённо вглядываться в него, бормоча себе что-то под нос. Потрогал пришельца за лапу, пощупал надувные камеры. Несчастный сатирик с беспокойством наблюдал за ним — что ещё выкинет?
Наконец художник принял решение.
— Так и быть, — великодушно сказал он. — Немного высвободим ему руки. Вот отсюда, немного повыше локтя. Идея! Мне понадобится труба, такая, как в железных печурках.
— Ясно, обеспечим, — согласился редактор. — А как насчёт воздуха?
Консультант с достоинством ответил:
— Придётся малость усовершенствовать шлемофоны. Спереди дадим микрофон, немного налево сдвинем, а дыру провертим сзади, немного правее центра. Стась! — обратился он к сатирику. — Для того чтобы дышать, голову будешь поворачивать вправо, а если говорить — влево. Не перепутай. Ну, потренируешься малость, в какую сторону для чего поворачиваться. Такое способно запомнить любое мало-мальски мыслящее существо, думаю, наши справятся.
Сатирик счёл себя обязанным вступиться за всех «наших». Ведь он один опытным путём испытал, что значит находиться в костюме астронавта.
— Запомнить способны, но вот шею мы свернём непременно!
— Нет, этого мало, — вмешался фоторепортёр. — На всякий случай я бы ещё чего придумал. Какую-нибудь трубочку провести. Ну, такую, как у ныряльщиков с аквалангом, пустую внутри, резиновую. Вспомните, аквалангист дышит благодаря ей, она соединяет его маску с кислородным прибором. Совсем не надо длинную, хватит небольшого кусочка. Закрепить её перед носом астронавта, по ней пойдёт воздух, и даже сквознячок в шлеме… шлемофоне образуется. А голоса снаружи не будет слышно.
Консультант при всех своих недостатках завистливым не был. Он одобрил идею фоторепортёра и взялся воплотить её в жизнь. Он и сам понимал, что шлемофоны нуждаются в коррективах.
Но это было ещё не все. Выяснилось, что присутствующим не понравилось, как передвигается пришелец.
Планом мероприятия предусматривался выход пришельцев из космического аппарата и даже, возможно, общение с местным населением. Не исключено, что состоится и небольшая прогулка по рыночной площади города Гарволина, а затем последует возвращение к своему космическому кораблю. И что же выяснилось? Стоящий неподвижно сатирик производил нужное впечатление, ничего не скажешь, но когда он по приказу редактора сделал несколько шагов…
Вернее, попытался сделать, да у него ничего не получилось. Он сразу же наступил одной огромной ластой на вторую и уже не смог сдвинуться с места, беспомощно переминаясь с ноги на ногу. Ведь ноги тоже были спутаны камерами, ни шагнуть, ни даже приподнять ногу астронавт не мог.
— Сначала приподними ту, что сверху! — посоветовал сатирику фоторепортёр.
— А только после этого передвигай нижнюю.
— Так мне же не видно, которая сверху! — обиделся астронавт.
— А разве ты не чувствуешь? — не поверил ему редактор. — Неужели никогда на лыжах не ездил?
— Ездил! Да только тут совсем другое. Советы хорошо давать, сам бы попробовал! Посмотрел бы я на тебя, как в этом костюмчике ты съезжаешь с Каспрового Верха!
— Тебя же никто не заставляет спускаться с Каспрового Верха! Просто переставь свои копыта, дурак!
Художник понял, что необходимо опять внести коррективы в концепцию, ведь для того чтобы ходить, надо как минимум переставлять ноги. А редактора примерка заставила прийти к выводу: все астронавты должны пройти испытания в костюмах. Назначить день, собрать всех сотрудников, которые будут играть роли космонавтов, обрядить их в костюмы, обязательно и в шлемофоны, и пусть в таком убранстве походят немного по редакции. Попривыкнут. Лучше всего репетицию провести ночью, когда в редакции не будут околачиваться посторонние. Космонавт №1 сатирик Станислав очень настаивал на том, чтобы примерка состоялась уже после переоборудования шлемофонов. К его мнению прислушались и отложили примерку на несколько дней.
Добровольное желание социолога войти в состав экипажа космического корабля весьма облегчило формирование этого экипажа. Вертолёт, который удалось одолжить у военных, был шестиместным. Учитывая, что в полном снаряжении астронавты занимали больше места, пришлось их число ограничить пятью. Вернее, одним из пяти будет пилот вертолёта, кстати, его тоже надо соответственно обрядить. Итак, четверо, из них один — сатирик, а второй — доброволец социолог. Оставалось назначить ещё двух. Редактор и фоторепортёр сразу же отпадали, поскольку редактору придётся в качестве режиссёра действа руководить им снаружи, значит, он должен оставаться на свободе, а репортёр ни за что не откажется от желания нащёлкать множество сногсшибательных снимков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40