Ей нужно посоветоваться с другом, который сейчас в городе. Это Браун, какой-то отец или пастор. Она дала мне адрес. Я не очень люблю священников, но...
Инспектор кивнул.
- Я их совсем не люблю, но я высоко ценю отца Брауна, - сказал он. - Я видел его в одном интересном деле, когда украли драгоценности. Ему бы стать полисменом, а не священником.
- Чудесно, - сказал секретарь, исчезая. - Пусть он тоже придет к юристам.
Так и вышло, что, когда они поспешно прибыли в соседний город, чтобы встретиться с доктором Стрейкером в конторе, они обнаружили там отца Брауна. Он сидел, положив руки на свой тяжелый зонт, и приятно беседовал с тем компаньоном этой фирмы, который сейчас работал. Доктор Стрейкер тоже прибыл, но, видимо, только что - он аккуратно укладывал перчатки в цилиндр, а цилиндр на столик.
Судя по кроткому и круглому лицу священника и тихому смеху, седого юриста, с которым он болтал, доктор еще не сообщил им печальное известие.
- Все-таки хороший денек, - говорил отец Браун. - Гроза, похоже, миновала нас. Были большие черные тучи, но я не заметил ни капли дождя.
- Ни капли, - согласился поверенный, поигрывая ручкой; это был третий компаньон, мистер Дайк. - А теперь на небе ни облачка. Прямо праздничный денек. - Он увидел посетителей, положил ручку и встал. - А, Харкер, как дела? Я слышал, адмирала ждут домой.
Тут заговорил Харкер, и голос его глухо разнесся по комнате.
- К несчастью, мы принесли плохую весть. Адмирал Крэвен утонул, не добравшись до дома.
Самый воздух этой конторы изменился, хотя люди не двигались. Они глядели на говорящего, словно шутка застыла у них на устах. Оба повторили "утонул" и взглянули друг на друга, затем - снова на вестника и стали его негромко расспрашивать.
- Когда это случилось? - спросил священник.
- Где его нашли? - спросил юрист.
- Его нашли, - сказал инспектор, - в пруду у берега, недалеко от "Зеленого человека". Он был весь в тине и водорослях, могли не узнать, но доктор Стрейкер... Что такое, отец Браун? Вам нехорошо?
- "Зеленый человек", - сказал отец Браун, содрогнувшись. - Простите... Простите, что я так расстроился...
- Расстроились? - спросил удивленный полисмен. - Чем же еще?
- Наверное, тем, что он в зеленой тине, - сказал священник со слабой улыбкой. И добавил тверже: - Я думал, это морские водоросли.
К этому времени все смотрели на священника, естественно, полагая, что он спятил. И все же больше всего удивил их не он - после мертвого молчания заговорил врач.
Доктор Стрейкер привлекал внимание и внешне: высокий и угловатый, он был одет вполне корректно, но так, как одевались врачи лет семьдесят назад. Сравнительно молодой, он носил длинную темную бороду, расправляя ее поверх жилета, и по контрасту с ней его красивое лицо казалось необычайно бледным. Портило его что-то странное во взгляде - не косинка, но как бы намек на косоглазие. Все заметили это, ибо заговорил он властно, хотя сказал только:
- Раз мы дошли до подробностей, придется уточнить. - И отрешенно добавил: - Адмирал не утонул.
Инспектор повернулся с неожиданной прытью и быстро спросил:
- О чем вы?
- Я только что осмотрел тело, - сказал Стрейкер. - Смерть наступила от удара в сердце узким клинком, вроде стилета. А уж потом, через некоторое время тело спрятали в пруду.
Отец Браун глядел на Стрейкера так живо, как он редко на кого-либо глядел, и, когда все покинули контору, завел с ним беседу на обратном пути. Их ничто не задержало, кроме довольно формального вопроса о завещании. Нетерпение юного секретаря подогревали профессиональные церемонии юриста. Наконец такт священника (а не власть полисмена) убедил мистера Дайка, что тайну делать не из чего, и он с улыбкой признал, что завещание совершенно заурядно - адмирал оставил все единственной наследнице, и нет никаких причин это скрывать.
Врач и священник медленно шли по дороге из города к усадьбе. Харкер вырвался вперед, стремясь, как всегда, попасть куда-нибудь, но этих двоих больше занимала беседа, чем дорога. Высокий врач довольно загадочным тоном сказал низенькому священнику:
- Что вы об этом думаете, отец Браун?
Отец Браун пристально глянул на него и ответил:
- Видите ли, кое-что я думаю, но трудность в том, что я едва знаю адмирала, хотя хорошо знаком с его дочерью.
- Адмирал, - угрюмо сказал доктор, - из тех, о ком говорят, что у них нет ни единого врага.
- Полагаю, вы хотите сказать, - заметил священник, - что еще о чем-то говорят?
- Это не мое дело, - поспешно и резковато сказал Стрейкер. - Он бывал не в духе. Раз он угрожал подать на меня в суд за одну операцию, но, видимо, передумал. По-моему, он мог обидеть подчиненного.
Взор отца Брауна остановился на секретаре, шагающем далеко впереди, и, вглядевшись, он понял, почему тот спешит: ярдов на пятьдесят впереди него брела к дому Оливия.
Вскоре секретарь нагнал ее, и все остальное время отец Браун созерцал молчаливую драму двух спин, уменьшавшихся с расстоянием. Секретарь, очевидно, был очень взволнован, но если священник и знал, чем именно, он промолчал. Когда они дошли до поворота к дому врача, он сказал только:
- Не думаю, чтобы вы еще что-нибудь нам рассказали.
- С чего бы мне?.. - резко сказал врач, повернулся и ушел, не объяснив, как закончил бы он вопрос: "С чего бы мне рассказывать?" или "С чего бы мне еще что-то знать?".
Отец Браун заковылял в одиночестве по следам молодой пары, но, когда он вступил в аллеи адмиральского парка, его остановило то, что Оливия неожиданно повернулась и направилась прямо к нему. Лицо ее было необычайно бледно, глаза горели каким"-то новым, еще безымянным чувством.
- Отец Браун, - сказала она, - я должна поговорить с вами как можно скорее. Выслушайте меня, другого выхода просто нет!
- Ну конечно, - отвечал он так спокойно, словно мальчишка спросил его, который час. - Куда нам пойти?
Она повела его к одной из довольно ветхих беседок и, когда они уселись за стеной больших зазубренных листьев, заговорила сразу, словно ей надо было облегчить душу, пока не отказали силы.
- Гарольд Харкер, - сказала она, - рассказал мне кое-что. Это ужасно...
Священник кивнул, и она продолжала:
- Насчет Роджера Рука. Вы его знаете?
- Мне говорили, - отвечал он, - что товарищи зовут его Веселый Роджер именно потому, что он невесел и похож на пиратский череп с костями.
- Он не всегда был таким, - тихо сказала Оливия. - Наверное, с ним случилось что-то очень странное. Я хорошо знала его. Когда мы были детьми, мы играли на берегу. Он был рассудителен и вечно твердил, что пойдет в пираты.
Пожалуй, он из тех, о ком говорят, что они могут совершить преступление, начитавшись ужасов, но в его пиратстве было что-то поэтичное. Он тогда был вправду веселым Роджером.
Я думаю, он последний мальчик, который действительно решил бежать на море, и семья наконец его отпустила. Но вот...
- Да? - терпеливо сказал отец Браун.
- Наверное, - продолжала она, внезапно засмеявшись, - бедный Роджер разочарован... Морские офицеры редко держат нож в зубах и размахивают черным флагом.
Но это не объясняет, почему он так изменился. Он прямо закоченел, стал глухой и скучный, словно ходячий мертвец.
Он избегает меня, но это не важно. Я думала, его подкосило какое-то страшное горе, которое мне не дано узнать. Если Харкер говорит правду, горе это - просто сумасшествие или одержимость.
- А что говорит Гарольд? - спросил священник.
- Это так ужасно, я едва могу произнести, - отвечала она. - Он клянется, что видел, как Роджер крался за моим отцом, колебался, потом вытащил шпагу... а врач говорит, отца закололи стальным клинком. Я не могу поверить, что Роджер причастен к этому. Он угрюм, отец вспыльчив, они ссорились, но что такое ссора? Я не заступаюсь за старого друга, он ведет себя не по-дружески. Но бывает же, что вы просто уверены в чем-то! Однако Гарольд клянется...
- Похоже, Гарольд много клянется, - заметил отец Браун.
Она помолчала, потом сказала другим тоном:
- Да, он клялся... Он только что сделал мне предложение.
- Должен ли я поздравить вас или, скорее, его? - спросил священник.
- Я сказала ему, что надо подождать. Он ждать не умеет. - Внезапный смех снова настиг ее. - Он говорит, что я его идеал, и мечта, и тому подобное. Понимаете, он жил в Штатах, но я вспоминаю об этом не тогда, когда он говорит о долларах, а когда он говорит об идеалах.
- Я полагаю, - очень мягко сказал отец Браун, - вы хотите знать правду о Роджере, потому что вам надо решить насчет Гарольда.
Она замерла и нахмурилась, потом неожиданно улыбнулась и сказала:
- Право, вы знаете слишком много.
- Я знаю очень мало, особенно в этом деле, - невесело сказал священник. - Я только знаю, кто убил вашего отца.
Она вскочила и глядела на него сверху вниз, побледнев от изумления. Отец Браун раздумчиво продолжал:
- Я свалял дурака, когда это понял. Они спросили, где его нашли, и пошли толковать о зеленой тине и "Зеленом человеке".
Он тоже поднялся и, сжав свой неуклюжий зонт, с новой решимостью и новой значительностью обратился к Оливии:
- Я знаю кое-что еще, и это ключ ко всем вашим загадкам, но сейчас я ничего не скажу. Думаю, это плохие вести, но не столь плохие, как то, что вы вообразили. - Он застегнул пальто и повернулся к калитке. - Пойду, повидаю вашего Рука в хижине на берегу, возле которой его видел Харкер. Думаю, он живет там. - И он направился к берегу.
Оливия была впечатлительна, пожалуй - слишком впечатлительна, чтобы безопасно размышлять над намеками, которые бросил ее друг, но он спешил за лекарством от ее забот. Таинственная связь между его озарением и случайным разговором о пруде и кабачке мучила ее сотнями уродливых символов. Зеленый человек стал призраком, увитым гнусными водорослями, вывеска кабачка человеком на виселице, а сам кабачок - темным подводным пристанищем мертвых моряков. Однако отец Браун избрал самый быстрый способ разогнать эти кошмары ослепительным светом, который был загадочней тьмы.
Прежде чем зашло солнце, что-то вернулось в ее жизнь и еще раз ее перевернуло. Она едва догадывалась, что именно об этом тоскует, пока внезапно, словно сон, к ней вернулось старое, знакомое и все же непостижимое и невероятное. Роджер Рук бежал по дюнам, но еще когда он был точкой в отдалении, она увидела, как он изменился. Пока он приближался, она разглядела, что его темное лицо освещено улыбкой и радостью. Он подошел прямо к ней, как будто они не расставались, обнял ее и сказал:
- Слава Богу, теперь я могу заботиться о тебе.
Она едва поняла его и услышала, как сама спрашивает, почему он так счастлив.
- Понимаешь, - ответил он, - я узнал плохие новости.
Все заинтересованные лица, включая тех, кто не выказывал интереса, собрались на садовой дорожке, ведущей в дом, чтобы претерпеть формальность, теперь уж и вправду формальную. Юрист собирался прочитать завещание и дать кое-какие советы. Кроме него, здесь были инспектор, вооруженный прямой властью, и лейтенант Рук, неприкрыто заботившийся о своей даме. Одни были несколько озадачены при виде высокого врача, у других вызвал улыбку приземистый священник. Харкер крылатым Меркурием вылетел к воротам, встретил всех, привел на лужайку и бросил, чтобы подготовить прием. Он обещал в секунду вернуться, и все, видевшие, как он носится, словно заведенный, вполне этому верили, но пока что в растерянности топтались на лужайке.
- Он словно в крикет играет, - сказал лейтенант.
- Он огорчен, - сказал юрист, - что закон не поспевает за ним. К счастью, мисс Крэвен понимает наши профессиональные трудности. Она заверила меня, что доверяет моей медлительности.
- Хотел бы я, - внезапно сказал врач, - так же доверять его быстроте.
- Что вы имеете в виду? - спросил Рук, нахмурившись. - По-вашему, Харкер слишком прыток?
- Слишком прыток и слишком медлителен, - сказал загадочный врач. - Я знаю как минимум один случай, когда он действовал не так быстро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25