И Эрин был только частью всего остального. Наш мир - один из многих,
обращающихся вокруг нашего солнца, Мэйвина. Мы живем на шестой от солнца
планете, одной из двенадцати внутренних планет. Затем следует огромная
планета, Антрим, космос вокруг которой чист (так называемая Брешь). За
Антримом расположен Лабиринт с бесчисленным множеством крошечных
мирков-астероидов; их так много, они так теснятся на орбите, что никто и
никогда не пытался сосчитать их или дать им названия. Следом за Лабиринтом
идет еще одна гигантская газовая планета, Тайрон, а за ней - двадцать
четыре замерзших и безжизненных планеты Внешней Системы завершают список
Сорока Миров.
Для нынешних космоплавателей пределом дальности были внешние планеты,
куда время от времени совершались вылазки в поисках редких на Эрине легких
элементов; большинство же полетов ограничивалось орбитой Тайрона. Дальше
не летал никто. Но когда-то, поколений десять назад, существовала
Сверхскорость. В те времена путешествия к дальним звездам, торговля между
звездными системами были обыденным явлением. И так было до того дня, когда
корабли со звезд вдруг прекратили появляться в системе Мэйвина.
Это может показаться странным, но, зная все это, я тем не менее
интересовался не столько Сверхскоростью, но космолетчиками, что рисковали
своими жизнями в пределах Сорока Миров. Сверхскорость, если и существовала
когда-то, была все же чем-то ушедшим давным-давно - мать, когда я
приставал к ней с расспросами, вообще отрицала ее существование; дядя
Дункан, да и многие другие говорили то же самое. Зато космолетчики были
реальны, осязаемы. Они были _с_е_й_ч_а_с_, они дразнили мое воображение.
Без Сверхскорости я мог и обойтись. Космос же лежал передо мной.
Когда мне исполнилось пятнадцать, мне, наконец, разрешили
пользоваться нашей маленькой парусной лодкой, что стояла у пристани прямо
перед нашим домом. Разрешили, но при условии, что я буду следовать трем
нехитрым правилам: не отплывать далеко от берега, не выходить в плохую
погоду, не плавать после наступления темноты.
И коль скоро уж я собираюсь быть честным - а только так и можно
рассказать о том, что произошло, - самое время признаться: я нарушал эти
правила. Все три. Правда, я не позволял этого себе, когда жил дома, и мать
могла приглядывать за мной.
Но стоило в доме появиться новому гостю, как я начинал собирать свои
вещи, чтобы перебираться к дядюшке Тоби, непременно спрашивая при этом:
могу ли я отправиться в Толтуну по воде, не отходя далеко от берега. И
если погода была хорошей, мать обычно не возражала. Тогда я был свободен
от ее опеки на срок от дня до недели, а старый дядюшка Тоби -
подслеповатый, глуховатый, да и нетвердый на ноги - бывал только рад
спровадить меня с глаз долой с утра и до позднего вечера.
Очень скоро я методом проб и ошибок узнал, что можно, а чего нельзя
делать на озере. Идеальным для плавания под парусом был сильный ровный
ветер с севера. Он позволял мне плыть прямо через озеро, не делая галсов,
и возвращаться тем же путем. Так я мог затратить на переход к восточному
берегу всего два часа, и еще два - на дорогу обратно домой. И тогда у меня
оставался почти целый день на то, чтобы быть там, где мне хотелось быть: в
космопорте Малдун.
В первое свое плавание туда я слишком трусил, слишком боялся опоздать
обратно, чтобы побывать в самом космопорте. Я так и не сошел на берег. Я
сидел в лодке, жевал свой завтрак и не отрываясь смотрел на загадочные
здания и сооружения на берегу. Их было множество, и я понятия не имел, для
чего они все предназначены. Разумеется, больше всего мне хотелось увидеть
старт или посадку корабля, но ничего похожего на это не было и в помине.
После полуторачасового ожидания, прерываемого только моим неуклюжими
попытками притвориться удящим рыбу или чинящим лодку, стоило кому-либо
спуститься к причалу (к нему были пришвартованы большие грузовые баржи), я
неохотно отчалил обратно в Толтуну. В тот раз я вернулся в дом дядюшки
Тоби рано - к нашему обоюдному неудовольствию - и мне пришлось убивать
весь остаток дня.
В следующую попытку я вел себя смелее. Поскольку никаких знаков,
запрещавших мне сходить на берег, не было, я привязал лодку к краю причала
и отправился в космопорт. Почти сразу я наткнулся на щит, наглядно
показывавший план всего комплекса. Он был поставлен здесь для людей с
озерных барж, но сослужил добрую службу и мне. Я изучал его до тех пор,
пока не получил общего представления о том, где и что находится. Только
тогда я двинулся дальше. Остаток дня прошел, словно в волшебном сне.
Первой моей целью были огромные стартовые площадки. Даже на
расстоянии видел я окружающие их пышки с коммуникационными системами.
Невидимыми моему глазу оставались решетки под их основанием, ожидающие
чудовищного импульса энергии, что оторвет корабль от земли или, напротив,
плавно опустит его. После нескольких минут колебаний я подошел к защитной
ограде. Я ждал довольно долго и в конце концов сообразил то, что мог бы
знать и раньше, исходя из опыта - то, что запуски и посадки происходят
ближе к закату. Все, что я видел сейчас, было всего лишь обычной
подготовкой.
Я пошел дальше, к огромным куполам ремонтных доков. Я не осмеливался
зайти внутрь - там было слишком много людей, чьей работой, похоже, было
только следить за тем, что делают другие, - но я заглядывал в раскрытые
ворота ангаров и замирал при виде ремонтников, ползавших по поверхности
кораблей-челноков, каждый размером с наш дом. В немом восторге глядел я на
то, как монтируют на их днище сверкающие панели отражателей. После запуска
их можно снять и оставить на высокой орбите, если челноку надо идти дальше
в космос. Большинству нормальных людей эти панели показались бы просто
большими вогнутыми блюдами, но мне, знавшему их назначение, казалось,
будто я никогда еще не видел ничего столь прекрасного.
В то посещение космопорта я вряд ли обращал внимание на вмятины и
царапины на бортах кораблей, на заплаты, на неровные сварные швы. В голову
мне и прийти не могло, что столь потрепанные снаружи корабли могут и
внутри быть не лучше.
В конце концов один из людей у ворот обратил на меня внимание и
двинулся в мою сторону. Я не сделал ничего плохого, но на всякий случай
поспешил к одному из больших, крытых металлическими панелями зданий, что
служили одновременно торговым центром и рестораном.
Я вошел внутрь и в первые же тридцать секунд увидел больше
космолетчиков, чем, я думал, их существует на свете.
Они сидели на табуретках за столами с едой и питьем или стояли,
прислонившись к голым металлическим стенам. И они говорили, говорили... В
зале стоял гул от их разговоров - о космосе! Мне хотелось слышать каждое
их слово.
Вот только люди, раз посмотрев на меня, уже не сводили с меня глаз. Я
был чужой здесь - не из-за возраста (тут было полно мальчишек не старше
меня, разносивших еду и питье), но из-за моего платья. Все остальные были
либо вдвое старше меня, либо одеты в форму обслуживающего персонала: белую
куртку и голубые брюки в обтяжку.
Все больше людей смотрели на меня. Пора было уходить. Я торопливо
вышел из ресторана и вернулся на берег, исполненный решимости по
возвращении домой попросить мать сшить мне белую куртку и голубые штаны.
По возвращении домой... С этим вышла загвоздка. Я позабыл о времени,
более того, я забыл, что ближе к вечеру ветер обычно стихает. Я поднял
парус, но лодка почти не двигалась с места.
Вот так я впервые увидел космический старт вблизи.
Сумерки над озером начали сгущаться еще до того, как я отчалил. Я без
труда находил дорогу: Толтуна издалека угадывалась по цепочке огоньков на
другом берегу озера. Я не преодолел и десятой части пути, когда все за
моей спиной внезапно осветилось. На мой белый парус упал странный
фиолетовый отсвет, и все в лодке окрасилось в причудливые, неестественные
цвета.
Я обернулся. Балансируя на верхушке ослепительного фиолетового
столба, в небо поднимался корабль. Подъем был медленный, почти
торжественный. Я был на достаточно близком расстоянии, чтобы видеть
отраженный луч - тонкую струю плазмы, движущейся (как я знал) почти со
скоростью света. Она была светлее, бело-голубого цвета, и упиралась точно
в центр мощного стартового лазера. Через водную гладь до меня доносился
треск ионных разрядов.
И вдруг моя лодка дернулась и набрала ход. Не знаю, чего было больше,
ветра или мощного потока энергии, истекающей со стороны космопорта. Ко
времени, когда фиолетовый столб исчез, мы уже двигались с приличной
скоростью. Спустя два часа я привязывал лодку к одному из причалов
Толтуны. Я поднялся на холм, к дому дядюшки Тоби - и узнал, что он не так
уж слеп и глух, как я надеялся.
- И где это ты шлялся? - спросил он, стоило мне ступит на порог, и
добавил, прежде чем я успел открыть рот в свое оправдание: - И пожалуйста,
без этих вымышленных историй, Джей Хара. Ты был на том берегу, не
отпирайся, и все это в темноте. А бедная Молли тут с ног сбилась в поисках
сына.
- Мама знает, что меня не было?
- А как ты думаешь, с чего она беспокоилась? Она заходила ко мне
днем. Она хочет, чтобы ты вернулся домой так быстро, как только можешь. И
как по-твоему я выглядел, если мне и сказать-то ей нечего насчет того, где
ты и когда будешь обратно?
- Откуда ты знаешь, что я плавал через озеро?
- Где еще быть мальцу, который во сне и наяву грезит космосом и у
которого есть лодка? Ты обедал?
- Нет. Я ничего не ел с самого завтрака.
Я ожидал обеда или хотя бы сочувствия. Но Дядюшка Тоби фыркнул и
сказал только:
- Ну что ж, ты сам виноват, не так ли? Обед был, да сплыл. Ступай
домой - и пешком. Пешком, понял?
- Но у мамы ведь гость. Я думал, он задержится не меньше, чем на три
дня.
- Задержится. Но это особый случай. Марш домой, Джей. И если тебе
повезет, Молли, может статься, накормит тебя.
Дядюшка Тоби уже собирал мой маленький рюкзачок. Я двинулся в путь.
Было облачно, темень стояла непроглядная, но и заблудиться было
невозможно. По правую руку от меня всю дорогу было озеро. Дорога вела из
Толтуны к нашему дому и кончалась прямо у дверей. Она была пуста. Я
старался идти быстрее: стояла уже поздняя осень, а ночи у нас холодные.
Моя голова была полна воспоминаниями о Малдунском космопорте, о
ночном старте, о ночном плавании в Толтуну. Не помню, чтобы я думал о
странном желании матери вернуть меня домой в то время, как у нее гость.
Но когда я, наконец, оказался дома и смог пообщаться с Пэдди
Эндертоном, то, что мать хотела иметь меня рядом, стало казаться
совершенно естественным.

3
С тех пор, как я последний раз оставался дома, пока мать развлекала
кого-то из своих гостей, прошло пять лет. За это время я, должно быть,
изменился в смысле восприятия того, что вижу. Ибо с первого же взгляда
человек, сидевший в нашем лучшем кресле, показался мне непохожим на тех,
кого мне доводилось встречать раньше.
Когда я открыл дверь, он нервно откинулся на спинку кресла, а потом
резко обернулся, чтобы взглянуть на вошедшего. Я увидел массивную голову,
украшенную темной шевелюрой и пышной бородой. Голова красовалась на
широченных плечах и самой мощной шее, какие мне только приходилось видеть
у космолетчиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55