Скажите нам всем честно и откровенно: хочется или не хочется?
- В известном смысле... То есть, конечно! - я осторожно пожал плечами
и сморгнул.
- Вот видите! И вам не хочется! Оно и понятно. Регресс - это регресс,
а эволюция - само собой. Большие картины писали и пишут тысячи мастеров.
Это конвейер, понимаете? Искусство же не терпит конвейеров. Оно - штучно,
оно обязано быть оригинальным. Иначе колонны будут проходить мимо, а глаз
не будет задерживаться.
- Да, но вы сами обратились к нам. Мы вынуждены были заняться вашим
делом.
- Согласен! - фальцетом выкрикнул художник. В глазах его заблестели
святые слезы.- Долг не всегда трактуется правильно. И я обратился к вам!
Но когда?! Когда я это сделал?
- Судя по дате заявления...
- Чушь! Я совершил это в час малодушия и позорного отступления! Но
разве же за это судят?!.. Ведь в конце концов, я прозрел, разве не так? -
он схватил меня за руку и горячо зашептал.- Сама судьба вмешалась в мою
жизнь. Я был одним из многих. Теперь я - одинокий крейсер в океане.
- Я бы даже сказал - ледокол среди льдин...
- Именно! - воскликнул он.
Кажется, я начинал угадывать верный тон.
- Черт вас задери! Но ведь это непросто!
- Не то слово, мой дорогой! Чудовищно непросто! Архинепросто!
Схватив себя за волосы, я простонал.
- Но как? Как вам удалось это?! Чтобы вот так - взломать и вырваться?
- О, если бы сам я знал, дьявол меня забери! - заблажил он дурным
голосом.- Я же говорю: это судьба, рок! Что ту еще можно сказать?
Ей-ей, перекричать его было сложно, но я честно постарался это
сделать.
- И все-таки как?! Умоляю, расскажите!
- Я расскажу. Вам я расскажу все,- его сумасшедшие глаза излучали
преданность и обожание, а указательный палец клювом дятла долбил и долбил
в мою грудь.- Но только вам и никому больше!
- О, разумеется! - связки я, стало быть, надрывал не зря.
- Вы, конечно, знаете, как обучают в современных школах. Психотесты и
профориентация с младенческих лет, гипновнушение, ускоренное развитие
биомоторики. Уже в три года ребенок способен в минуту перерисовать
фотопортрет. Дальше - хуже... Поэтому снова повторяю: ТАК сейчас никто не
рисует. Это первичное изображение окружающего. Рука и глаз пещерного
человека! Хомо новус!..- художник достал маленький исчерканный вдоль и
поперек календарик и нервно помахал им в воздухе.- Вот он! Этот магический
и светлый день!.. Все началось сразу по приезду в Знойный, пару недель
тому назад. Я тогда забегался со всеми этими подъемниками и автокранами,
устраивал выставку, и лишь позже заметил, что за целый день не сделал ни
одного эскиза. Понимаете, ни штришка!
- Но вы были заняты...
- Чепуха! - художник притопнул ногой.- Даже на том свете, в адском
котле я буду черкаться в своем блокноте. И не смейте сомневаться в этом!
Настоящего художника не способны отвлечь жизненные пустяки. День без
карандаша и без кисти - это странно. Более того - это настораживающий
нонсенс!
- Согласен,- поддакнул я.
- Словом, я тут же ринулся в мастерскую и сел за холст. И вот... Я
вдруг понял, что разучился рисовать. Совершенно! Фантастическое ощущение!
Словно потерял в себе что-то объемное и привычное. Пестрый пласт
навыков... Можете себе представить, что я тогда пережил. Кое-как довел
злосчастную выставку до конца. А после бросился по врачам.
- И в результате? - торжественно спросил я.
- И в результате я прозрел,- художник опустил голову, как опускает
голову трагик, дочитав последнюю строку.- Я оставил позади
подготовительную часть своей жизни и на виток вознесся вверх.
- Значит, эти палочки и кругляшочки вас вполне устраивают?
- Ну конечно же! - художник сладострастно зарычал и, подобрав с пола
длинную кисть, переломил об колено. Я так и не понял, что издало столь
громкий треск. Ноги у него были страшно худые. Возможно треснула кость, но
в счастливом порыве он мог этого и не заметить.
- А знаете что! - вскричал художник.- Пожалуй, я подарю вам
что-нибудь,- он протянул мне рисунок с рожицей какого-то головастика.
Уверяю вас, скоро за этим будут гоняться. Не упускайте момент.
- Не упущу,- я благодарно прижал руку к груди. Подарок пришлось
запихать во внутренний карман, отчего бумажнику и другим документам стало
немного тесновато. Но я не в состоянии был отказать художнику. Он мог бы
убить меня. Посредством того же пылающего камина.
* * *
Пустующие столы с дисплеями, кутерьма солнечных бликов и
воробьи-горлодерики за окном. Симфонии Ажахяна - одного из восьмерых
потерпевших и охлажденный кондиционерами воздух - шесть тысяч ионов на
кубический сантиметр...
"Цыпочка была грудаста и длиннонога. Она подмигнула мне левым глазом
и чуть вильнула правым бедром. Но я на такие штучки не клевал, я был
парнем крепким. А главное - я знал, что мафия, которая подослала ко мне
эту девицу..." - я тупо уставился в окно. Подослала ко мне эту девицу...
Вот ведь странная штука. Зачем им понадобилось подсылать мне эту девицу?
Может, я что-то такое знал, чего они не знали? Знал, но не хотел
говорить?..
Размашисто я перечеркнул страницу черным крестом и начал снова:
" - Эй, приятель! - окликнул меня гориллоподобный громила.- Обожди
чуток. Имеется крупный разговор. Дело в том, что я брат твоей невесты. И
как старший брат я публично клянусь отомстить тебе за поруганную честь
сестры, пусть даже на это потратится вся моя долгая и оставшаяся жизнь.
- Проспись, амиго,- я презрительно усмехнулся и сунул в зубы
ковбойскую сигару. От этих мексиканских бандитов можно было ждать чего
угодно, поэтому незаметным движением я перевесил плащ с левой руки на
правую и, одновременно оглянувшись, и сосчитал количество притаившихся за
спиной злодеев. Их было никак не менее дюжины, но додумать эту мысль я не
успел. Правый кулак громилы просвистел в паре миллиметров от моего правого
уха. В следующее мгновение я выставил блок и, с ухмылкой небрежности
сказав "йаа!", вонзил левую пятку в солнечное сплетение негодяя. Он,
мученически застонав, присел на пол, опрокинув по пути пару столиков, три
стула и несколько тарелок с дымящимися на них бифштексами с соусом и
кровавым гарниром на чесноке. Затесалась схватка, перешедшая постепенно в
полный разгар..."
Я перечел написанное и остался недоволен. Какая-то чертова путаница:
громила-горилла, голые пятки, чеснок... Все вроде бы раскручивалось как
надо, но чего-то при этом явно не хватало - или же наоборот было чуточку
чересчур. Со вздохом украсив листок очередным крестом, я вернулся к своим
баранам.
Было скучно и жарко, но долг обязывал повиноваться и, обосновавшись в
информатории города Знойного, я занимался тем, что нарушал старинную
заповедь, советующую не гоняться за двумя, а уж тем более за тремя зайцами
одновременно. Но кто не хочет походить на Юлия Цезаря! Пытаясь завершить
главу из детективного романа, я раскачивался на ножках стула и,
поскрипывая извилинами, гадал о странной подсказке шефа. Попутно слух мой
внимал через вставленный в ухо музыкальный кристалл симфониям Ажахяна, а
пальцы лениво мусолили подшивки с результатами медицинских
освидетельствований всех восьмерых потерпевших. По сути дела я уже влез в
тайну личности - и влез по самую маковку. Осознавать это было не очень
приятно, но, увы, иного пути я просто не видел. После бурного свидания с
художником мозг мой рассудил, что уж лучше занырнуть в святая святых моих
подопечных, нежели встретиться с каждым из них тет-а-тет.
Заниматься делом следовало, конечно, там, где это дело свершилось.
Поэтому, покинув художника, уже в 12-00 посредством репликатора я
переместился в Знойный - эпицентр событий. Кроме маузера, набора испанских
стилетов я прихватил с собой еще кое-какой инструментарий оперативника, но
пока главным моим инструментом был ум - и в 12-30 я сидел в информатории,
положив себе задачей не выходить из зала до тех пора, пока что-нибудь не
проясниться. Кажется, я всерьез рисковал застрять здесь навечно. Стрелка
на моих часах приближалась к шести, а желанным прояснением по-прежнему не
пахло. Трижды я обращался к медкартам клиентов и трижды начинал закипать
от всех этих терминов, психотестов и фигограмм энного рода. В ухе надрывно
звучали фанфары, и вихляющимися созданиями мысли дергались и изгибались
под музыку Ажахяна. Им было плевать на диагностические таблицы и на
тонусные показатели моих пациентов. Единственное, что я усвоил, это то,
что все мои гении с точки зрения медицины были совершенно здоровы.
Отклонения в ту или иную сторону не превышали известных пределов,-
меланхолия, флегма и раздражительность присутствовали, как и должно
присутствовать подобным качествам у всякого нормального гения. Словом, я
буксовал - и буксовал абсолютно во всем, включая и написание любимого
романа. Разумнее всего было встать и уйти, но я сделал это только тогда,
когда стрелка достигла шестичасовой отметки. Что поделать, моя слабость -
круглые цифры. Я ухожу и прихожу только под бой часов, и, глядя на мои
отчеты, шеф прицокивает языком, начиная ерзать в своем троноподобном
кресле. Он не верит в мою скрупулезность. Бесконечная вереница нулей
приводит его в ярость. Мой шеф - и в ярости! Вообразите себе эту картинку
и вы поймете мой восторг!.. Впрочем, я, кажется, отвлекся.
Итак, в 6-00 я покинул здание информатория и оказался на остывающей
после жаркого дня улице. Рассерженно шипел перегретый мозг, внутренний
голос, к которому я тщетно взывал, позорно помалкивал. К слову сказать, я
перечитал массу детективной литературы. Несколько тонн - наверняка. Однако
для меня по-прежнему загадка - каким образом распутывали свои дела все
знаменитые сыщики. Во всяком случае - подавляющее их большинство. Треть
книги они ухмыляются и костерят тупоголовое начальство, еще треть - пьют
виски и дерутся с кем ни попадя, однако в конце последней трети все вдруг
раскручивается само собой и шальная волна выбрасывает ухмыляющихся пьянчуг
к переполненному пальбой финишу. Все главные противники словно по сигналу
вылезают из своих берлог, и единственное, что требуется от нашего героя,
это с должной скоростью и в должном направлении поливать пространство
смертоносным свинцом. Далее наступает блаженная тишина, приводящая за руку
благодарную красотку, которая тут же бросается нашему герою в объятия. Вот
такие вот пироги - без малейшего намека на какой-либо анализ, мысленное
напряжение и психическую усталость. И, сказать по правде, несмотря на все
мои потуги, логика этих суперменов по сию пору остается вне моего
понимания, а их стремительность мне попросту не по зубам. То есть, я
мечтал бы работать подобным образом, но заранее знаю, что ничего путного
из этого не выйдет, и потому действую по собственному рецепту. А именно -
пихаю и пихаю в себя все без разбора, читаю, расспрашиваю и запоминаю.
Меня интересует все, мало-мальски касающееся дела. Это длится до тех пор,
пока не наступает момент, когда я чувствую, что еще немного - и
проглоченное разорвет меня на части. И тогда я останавливаюсь, замирая в
ожидании. Всякой пище требуется время для добротного усвоения. Главное -
чтобы среди проглоченного не оказалось откровенной отравы. Чем
доброкачественнее информация, тем быстрее можно ожидать результата. И чудо
свершается! В конце концов просыпается то, что я называю внутренним
голосом.
1 2 3 4 5 6 7 8