Толик,
так звали диспетчера, отныне не скрывал ничего. Он явно преобразился к
лучшему, и даже его всклоченные, непросохшие волосы вызывали во мне самый
теплый отклик. В разгар нашей лекции в кабинет сунулся было старичок с
бородой и дипломатом, но Толик немедленно назвал его "молодым человеком" и
вполне интеллигентно выпроводил за дверь. Стоило ему вернуться ко мне, и
тон его чудесным образом изменился. Людям нельзя быть главными - вот что я
уяснил в процессе этой беседы. Уже хотя бы потому, что это неестественно,
а неестественно потому, что это неправда. Главных нет, так как нет
неглавных. Все люди - братья. Чуть реже - сестры. И можно делить их по
таланту, по уму, по энергетике, но о главенстве лучше забыть с самого
начала. В качестве "брата", на мой взгляд, Толик несомненно выигрывал. Он
был бледен, мягок и разговорчив. Мои вопросы заставляли его вполне
по-человечески хмуриться, а шутки вызывали задорный смех. В общем на
господина Павлова, здешнего уникума и акселерата, работающего
непосредственно с программами декодера, мы вышли в каких-нибудь полчаса.
Толик не был твердым орешком. Он тоже любил искусство и людей. Первая
трещина решила все, и сейчас я лишь по крупинкам отколупывал частицы
диспетчерской правды. Чтобы лучше переварить ее, пришлось включить
вентилятор. Правда была сурова и абсолютно неженственна...
Еще лет десять назад наш нежно любимый Толик был школьным приятелем
Павлова. Не то чтобы они дружили, но и особой неприязни друг к другу не
испытывали. Уже тогда этот самый Павлов подавал надежды, поражая
преподавателей удивительно емкой памятью. Как объяснил Толик, истинный
программист обязан быть талантливым и памятливым. И то и другое
наличествовало у Павлова в избытке. Юный же Толик, не имел ни первого, ни
второго. Он располагал талантами в иной области - он был деятелен и
тщеславен. Благодаря этим качествам он и сумел стать Главным в
каких-нибудь три-четыре года, а, возвысившись, немедленно вспомнил о
Павлове. В принципе он рассуждал верно. Смесь из памяти, таланта и
тщеславия - штука гремучая. Объединившись, юные ученые не стали терять
время. Не мелочась, они взялись за истинно глобальную тему - тему
дешифрирования биокода. Павлов верил в свою звезду, Толик верил в Павлова.
Вот почему, будучи главным диспетчером Знойного, он допустил приятеля в
святая святых - в здание центрального декодера города. Они старались
действовать осторожно и если бы могли предвидеть, что эксперимент приведет
к подобным результатам, разумеется, прекратили бы работы
незамедлительно...
- Минуточку! - я поднял руку, как ученик на уроке.- Маленький и
безобидный вопрос. Вы упомянули о дешифрировании человеческого биокода,
верно? Но репликационные системы действуют повсеместно уже более
семидесяти лет. Я-то считал, что белых пятен здесь давно не осталось.
- Боюсь, вы не до конца себе представляете, что такое биокод,-
диспетчер грустно улыбнулся. Протянув руку, поиграл на пульте тонкими
пальцами. По экрану настольного дисплея побежали колонки цифр и символов.
- Что это?
- То самое, что называют биокодом. Я только хотел
продемонстрировать... Дело в том, что не все, чем пользуется человечество,
понятно и объяснимо. Мы сеем хлеб веками, но не ведаем как он растет. Мы
до сих пор ломаем головы над трением скольжения, над организационными
ухищрениями пчел или муравьев. Мы вторглись в мир хромосомной
наследственности, но по-прежнему уподобляемся слону, танцующему в посудной
лавке. С каждым новым шагом науки мир предстает все более сложным и
запутанным. Все наши победы - это только многоточия в конце предложений. И
книгу жизни мы только начали перелистывать. Тем не менее это не повод для
отчаяния, и незнание отнюдь не мешает нам выпекать хлеб и летать на
самолетах. То же самое и с репликаторами. Мы открыли явление и заставили
его служить себе, но оно так и осталось для нас загадкой. Это что-то вроде
информационного тупика. Имеющейся теоретической базы пока явно
недостаточно, чтобы двигаться дальше. Так как, погружаясь в глубины, мы
попросту теряем из виду общую картину. Согласитесь, считать до миллиона
единичками - занятие не самое разумное. Куда проще умножить тысячу на
тысячу. Но, увы, тысячными порядками мы пока не располагаем, да и
умножать, по правде сказать, тоже не умеем.
- По-моему, вы чересчур принизили человечество,- усомнился я.-
Послушать вас,- мир - заковырист и недоступен.
- Так оно и есть,- Толик погасил экран и дважды энергично дернул себя
за нос. Ему, вероятно, хотелось чихнуть, но он сдерживался. Уж не простыл
ли он от моей воды?
- Нам не следует обманываться насчет своих возможностей,- он печально
сморгнул.- Мы расковыряли ранку на теле Вселенной и, увидев вытекающую
кровь, решили, что знаем все обо всем. А это далеко не так. Мы не знаем
ничего даже о простейших формах жизни. Разрежьте обыкновенную гидру на
триста частей, и из каждой вырастет взрослая особь. Крохотный кусочек
плоти содержит в себе полную информацию о целостной биологической
структуре. Память на клеточном уровне - это нечто такое, что нам пока
недоступно. И репликационное зондирование - это, грубо говоря,
человеческий снимок в фас, в профиль и в глубину. От макушки и до пят.
Сложнейшая информационная последовательность, которой мы пользуемся
совершенно вслепую.
- Вы меня даже не огорошили,- пробормотал я,- вы меня застрелили
наповал. Теперь в эти ваши кабины меня и калачом не заманишь.
- Нормальная реакция,- Толик кивнул.- Стоит показать человеку
пузырьки легких, и ему сразу становится трудно дышать.
- Уже чувствую,- я сипло вздохнул.- Однако мы отвлекаемся. Вы ведь
собирались рассказать об успехах вашего друга. Насколько я могу судить,
кое-чего он добился. Не так ли?
Диспетчер густо покраснел.
- Вы имеете ввиду...- Он запнулся.- Видите ли, в подробности вас
может посвятить только сам Павлов. Я знаю лишь то, что он пытался разбить
код по качественным показателям. Уже само по себе это было бы переворотом
в бионике. В подробности же он меня не посвящал. Все-таки по складу ума я
больше администратор...
- И это прекрасно! - перебил я его.- Не всем же, черт побери, быть
гениями!
- Да, конечно,- Толик еще более стушевался.- Вы, должно быть, уже
поняли, почему мы влезли в это дело. Главная беда современных институтов
заключается в том, что они не располагают таким статистическим материалом,
каким располагаем мы. Центральный декодер контролирует все репликационные
системы Знойного. Если расширить основную программу и позволить проводить
статистический анализ самой машине, результаты рано или поздно дадут о
себе знать.
- О, да! Я не сомневаюсь!
- Павлов уверял, что все совершенно безопасно. Да так оно и было до
недавнего времени. За несколько лет ни одного сбоя, ни одной жалобы.
- И вы, конечно же, успокоились?
- Не забывайте, передоверяя машине основную часть анализа, мы
руководствовались чисто этическими мотивами. Вы же знаете, вторгаться в
тайну личности запрещено. Другое дело, если этим будет заниматься
электронный мозг. Анонимность таким образом полностью обеспечена.
- Возможно, суд учтет этот нюанс.
- Суд?..
- Ну, это еще не скоро,- успокоил я Толика.- А пока займемся
Павловым. Я еще не услышал от вас маленького пустяка: где мне этого гения
найти? Или, может, вы его вызовете прямо сюда, в кабинет?
- Но он... Он в отпуске,- диспетчер виновато захлопал ресницами.- На
Сахалине. Уже второй месяц.
- Второй месяц? - я внутренне поперхнулся. Великолепно! Замечательно!
И это на десерт столь плодотворного разговора.
- Может вы что-нибудь путаете? - я сам не узнал своего голоса.
- Да нет же. Я ведь администратор и просто обязан знать о таких
вещах...
Это походило на переброшенный поперек тротуара трос. Мысли
разогнавшимся стадом спотыкались о преграду и валились друг на дружку,
визжа, работая локтями и чертыхаясь. Если бы я грохнулся в этом кабинете,
думаю, Толик с удовольствием воспользовался бы оставшейся водой из
графина. Но я не грохнулся. Черт его знает почему...
Прошла ночь. Как и положено - черная, в звездную крапинку. Спал я
превосходнейшим образом, только отчего-то во сне мне явился знакомый
художник. Дьявольски хохоча. он взобрался на табурет и принялся
разбрасывать рисунки с плоскими рожицами. Я обратил внимание на то, что
одна щека у него повязана платком. Флюс,- метко определил я. И тут же
поежился от страшных подозрений. В прошлую встречу этого флюса у художника
не было. К чему такой маскарад?.. Художник тем временем разметал последние
из своих шедевров и дирижерским взмахом сорвал повязку. Я удивленно
вскрикнул. Флюс был совершенно ни при чем. У художника отсутствовало
ухо!.. Господи, да не Ван Гог ли это?!.. Я по-старушечьи перекрестился.
Или мой знакомый намеренно пошел на операцию, дабы приблизиться к
таинствам великого покойника?
- Фигушки! - взревел живописец.- Не там ищите, милостивый государь!
Не там-с!..
- Павлов? - упавшим голосом спросил я.- Это он сделал?
Вместо ответа художник прорычал что-то неразборчивое и погрозил мне
пальцем.
- Скажите только, он или не он?! - заорал я.
Гордо и угрюмо живописец провалился сквозь пол, даже не сделав
попытку спастись. Он ушел в землю, как уходят под воду несдавшиеся
корабли. А я, опустившись на четвереньки, превратился в поисковую собачку
и немедленно бросился по следу Павлова. На Сахалин. Где-то на полпути,
вблизи Комсомольска-на-Амуре, я, должно быть, проснулся. Потом опять уснул
и снов больше не видел. Амурские волны омыли мой бред излечивающей
влагой...
Это утро я собирался дольше обычного. Черный огромный кольт под
мышку, пару кинжалов за пояс и пластиковые нунчаки за спину. В коляску
мотоцикла я уложил капроновый альпинистский шнур, пакет со взрывчаткой и
несколько дымовых шашек. Наручники, инфракрасные очки и дубинка с шипами,
как обычно, покоились в дорожном кейсе. Собственно говоря, для того-то и
понадобился мне мотоцикл. В кабину репликатора все это добро могло не
поместиться. С десятой или двенадцатой попытки я завел железного монстра
и, обдавая улицы бензиновым перегаром, помчался к зданию, где размещался
центральный декодер. А минут через двадцать я уже подкатывал к искомой
цели.
Это был старый крепкий особняк, украшенный ангелочками и гипсовыми
колоннами. Всего-навсего три этажа. Я с сожалением поглядел на
альпинистский шнур и слез с мотоцикла. Похоже не придется пользоваться и
взрывчаткой. Дверь оказалась закрытой, но замок был чистой фикцией.
Просунув в щель между косяком и дверью все тот же всемогущий жетон, я
надавил плечом, и металлический язычок, крякнув, вышел из гнезда. Как я и
думал никакой сигнализации здесь не наблюдалось. Скучное дело!.. На кой
черт, интересно, я прихватил с собой нунчаки? Или надеялся, что Павлов
притаился где-нибудь здесь - с ножом в зубах и лассо наготове?.. Нет,
все-таки я неисправимый романтик!
Поднявшись по винтовой лестнице на второй этаж, я шагнул в прохладный
полумрак и включил все до единой люстры. Обожаю, когда много света. По
крайней мере теперь я мог воочию убедиться, что прятаться неведомому
злодею негде.
Обойдя круглый, с высоким потолком зал, я потрогал на всякий случай
стены.
1 2 3 4 5 6 7 8
так звали диспетчера, отныне не скрывал ничего. Он явно преобразился к
лучшему, и даже его всклоченные, непросохшие волосы вызывали во мне самый
теплый отклик. В разгар нашей лекции в кабинет сунулся было старичок с
бородой и дипломатом, но Толик немедленно назвал его "молодым человеком" и
вполне интеллигентно выпроводил за дверь. Стоило ему вернуться ко мне, и
тон его чудесным образом изменился. Людям нельзя быть главными - вот что я
уяснил в процессе этой беседы. Уже хотя бы потому, что это неестественно,
а неестественно потому, что это неправда. Главных нет, так как нет
неглавных. Все люди - братья. Чуть реже - сестры. И можно делить их по
таланту, по уму, по энергетике, но о главенстве лучше забыть с самого
начала. В качестве "брата", на мой взгляд, Толик несомненно выигрывал. Он
был бледен, мягок и разговорчив. Мои вопросы заставляли его вполне
по-человечески хмуриться, а шутки вызывали задорный смех. В общем на
господина Павлова, здешнего уникума и акселерата, работающего
непосредственно с программами декодера, мы вышли в каких-нибудь полчаса.
Толик не был твердым орешком. Он тоже любил искусство и людей. Первая
трещина решила все, и сейчас я лишь по крупинкам отколупывал частицы
диспетчерской правды. Чтобы лучше переварить ее, пришлось включить
вентилятор. Правда была сурова и абсолютно неженственна...
Еще лет десять назад наш нежно любимый Толик был школьным приятелем
Павлова. Не то чтобы они дружили, но и особой неприязни друг к другу не
испытывали. Уже тогда этот самый Павлов подавал надежды, поражая
преподавателей удивительно емкой памятью. Как объяснил Толик, истинный
программист обязан быть талантливым и памятливым. И то и другое
наличествовало у Павлова в избытке. Юный же Толик, не имел ни первого, ни
второго. Он располагал талантами в иной области - он был деятелен и
тщеславен. Благодаря этим качествам он и сумел стать Главным в
каких-нибудь три-четыре года, а, возвысившись, немедленно вспомнил о
Павлове. В принципе он рассуждал верно. Смесь из памяти, таланта и
тщеславия - штука гремучая. Объединившись, юные ученые не стали терять
время. Не мелочась, они взялись за истинно глобальную тему - тему
дешифрирования биокода. Павлов верил в свою звезду, Толик верил в Павлова.
Вот почему, будучи главным диспетчером Знойного, он допустил приятеля в
святая святых - в здание центрального декодера города. Они старались
действовать осторожно и если бы могли предвидеть, что эксперимент приведет
к подобным результатам, разумеется, прекратили бы работы
незамедлительно...
- Минуточку! - я поднял руку, как ученик на уроке.- Маленький и
безобидный вопрос. Вы упомянули о дешифрировании человеческого биокода,
верно? Но репликационные системы действуют повсеместно уже более
семидесяти лет. Я-то считал, что белых пятен здесь давно не осталось.
- Боюсь, вы не до конца себе представляете, что такое биокод,-
диспетчер грустно улыбнулся. Протянув руку, поиграл на пульте тонкими
пальцами. По экрану настольного дисплея побежали колонки цифр и символов.
- Что это?
- То самое, что называют биокодом. Я только хотел
продемонстрировать... Дело в том, что не все, чем пользуется человечество,
понятно и объяснимо. Мы сеем хлеб веками, но не ведаем как он растет. Мы
до сих пор ломаем головы над трением скольжения, над организационными
ухищрениями пчел или муравьев. Мы вторглись в мир хромосомной
наследственности, но по-прежнему уподобляемся слону, танцующему в посудной
лавке. С каждым новым шагом науки мир предстает все более сложным и
запутанным. Все наши победы - это только многоточия в конце предложений. И
книгу жизни мы только начали перелистывать. Тем не менее это не повод для
отчаяния, и незнание отнюдь не мешает нам выпекать хлеб и летать на
самолетах. То же самое и с репликаторами. Мы открыли явление и заставили
его служить себе, но оно так и осталось для нас загадкой. Это что-то вроде
информационного тупика. Имеющейся теоретической базы пока явно
недостаточно, чтобы двигаться дальше. Так как, погружаясь в глубины, мы
попросту теряем из виду общую картину. Согласитесь, считать до миллиона
единичками - занятие не самое разумное. Куда проще умножить тысячу на
тысячу. Но, увы, тысячными порядками мы пока не располагаем, да и
умножать, по правде сказать, тоже не умеем.
- По-моему, вы чересчур принизили человечество,- усомнился я.-
Послушать вас,- мир - заковырист и недоступен.
- Так оно и есть,- Толик погасил экран и дважды энергично дернул себя
за нос. Ему, вероятно, хотелось чихнуть, но он сдерживался. Уж не простыл
ли он от моей воды?
- Нам не следует обманываться насчет своих возможностей,- он печально
сморгнул.- Мы расковыряли ранку на теле Вселенной и, увидев вытекающую
кровь, решили, что знаем все обо всем. А это далеко не так. Мы не знаем
ничего даже о простейших формах жизни. Разрежьте обыкновенную гидру на
триста частей, и из каждой вырастет взрослая особь. Крохотный кусочек
плоти содержит в себе полную информацию о целостной биологической
структуре. Память на клеточном уровне - это нечто такое, что нам пока
недоступно. И репликационное зондирование - это, грубо говоря,
человеческий снимок в фас, в профиль и в глубину. От макушки и до пят.
Сложнейшая информационная последовательность, которой мы пользуемся
совершенно вслепую.
- Вы меня даже не огорошили,- пробормотал я,- вы меня застрелили
наповал. Теперь в эти ваши кабины меня и калачом не заманишь.
- Нормальная реакция,- Толик кивнул.- Стоит показать человеку
пузырьки легких, и ему сразу становится трудно дышать.
- Уже чувствую,- я сипло вздохнул.- Однако мы отвлекаемся. Вы ведь
собирались рассказать об успехах вашего друга. Насколько я могу судить,
кое-чего он добился. Не так ли?
Диспетчер густо покраснел.
- Вы имеете ввиду...- Он запнулся.- Видите ли, в подробности вас
может посвятить только сам Павлов. Я знаю лишь то, что он пытался разбить
код по качественным показателям. Уже само по себе это было бы переворотом
в бионике. В подробности же он меня не посвящал. Все-таки по складу ума я
больше администратор...
- И это прекрасно! - перебил я его.- Не всем же, черт побери, быть
гениями!
- Да, конечно,- Толик еще более стушевался.- Вы, должно быть, уже
поняли, почему мы влезли в это дело. Главная беда современных институтов
заключается в том, что они не располагают таким статистическим материалом,
каким располагаем мы. Центральный декодер контролирует все репликационные
системы Знойного. Если расширить основную программу и позволить проводить
статистический анализ самой машине, результаты рано или поздно дадут о
себе знать.
- О, да! Я не сомневаюсь!
- Павлов уверял, что все совершенно безопасно. Да так оно и было до
недавнего времени. За несколько лет ни одного сбоя, ни одной жалобы.
- И вы, конечно же, успокоились?
- Не забывайте, передоверяя машине основную часть анализа, мы
руководствовались чисто этическими мотивами. Вы же знаете, вторгаться в
тайну личности запрещено. Другое дело, если этим будет заниматься
электронный мозг. Анонимность таким образом полностью обеспечена.
- Возможно, суд учтет этот нюанс.
- Суд?..
- Ну, это еще не скоро,- успокоил я Толика.- А пока займемся
Павловым. Я еще не услышал от вас маленького пустяка: где мне этого гения
найти? Или, может, вы его вызовете прямо сюда, в кабинет?
- Но он... Он в отпуске,- диспетчер виновато захлопал ресницами.- На
Сахалине. Уже второй месяц.
- Второй месяц? - я внутренне поперхнулся. Великолепно! Замечательно!
И это на десерт столь плодотворного разговора.
- Может вы что-нибудь путаете? - я сам не узнал своего голоса.
- Да нет же. Я ведь администратор и просто обязан знать о таких
вещах...
Это походило на переброшенный поперек тротуара трос. Мысли
разогнавшимся стадом спотыкались о преграду и валились друг на дружку,
визжа, работая локтями и чертыхаясь. Если бы я грохнулся в этом кабинете,
думаю, Толик с удовольствием воспользовался бы оставшейся водой из
графина. Но я не грохнулся. Черт его знает почему...
Прошла ночь. Как и положено - черная, в звездную крапинку. Спал я
превосходнейшим образом, только отчего-то во сне мне явился знакомый
художник. Дьявольски хохоча. он взобрался на табурет и принялся
разбрасывать рисунки с плоскими рожицами. Я обратил внимание на то, что
одна щека у него повязана платком. Флюс,- метко определил я. И тут же
поежился от страшных подозрений. В прошлую встречу этого флюса у художника
не было. К чему такой маскарад?.. Художник тем временем разметал последние
из своих шедевров и дирижерским взмахом сорвал повязку. Я удивленно
вскрикнул. Флюс был совершенно ни при чем. У художника отсутствовало
ухо!.. Господи, да не Ван Гог ли это?!.. Я по-старушечьи перекрестился.
Или мой знакомый намеренно пошел на операцию, дабы приблизиться к
таинствам великого покойника?
- Фигушки! - взревел живописец.- Не там ищите, милостивый государь!
Не там-с!..
- Павлов? - упавшим голосом спросил я.- Это он сделал?
Вместо ответа художник прорычал что-то неразборчивое и погрозил мне
пальцем.
- Скажите только, он или не он?! - заорал я.
Гордо и угрюмо живописец провалился сквозь пол, даже не сделав
попытку спастись. Он ушел в землю, как уходят под воду несдавшиеся
корабли. А я, опустившись на четвереньки, превратился в поисковую собачку
и немедленно бросился по следу Павлова. На Сахалин. Где-то на полпути,
вблизи Комсомольска-на-Амуре, я, должно быть, проснулся. Потом опять уснул
и снов больше не видел. Амурские волны омыли мой бред излечивающей
влагой...
Это утро я собирался дольше обычного. Черный огромный кольт под
мышку, пару кинжалов за пояс и пластиковые нунчаки за спину. В коляску
мотоцикла я уложил капроновый альпинистский шнур, пакет со взрывчаткой и
несколько дымовых шашек. Наручники, инфракрасные очки и дубинка с шипами,
как обычно, покоились в дорожном кейсе. Собственно говоря, для того-то и
понадобился мне мотоцикл. В кабину репликатора все это добро могло не
поместиться. С десятой или двенадцатой попытки я завел железного монстра
и, обдавая улицы бензиновым перегаром, помчался к зданию, где размещался
центральный декодер. А минут через двадцать я уже подкатывал к искомой
цели.
Это был старый крепкий особняк, украшенный ангелочками и гипсовыми
колоннами. Всего-навсего три этажа. Я с сожалением поглядел на
альпинистский шнур и слез с мотоцикла. Похоже не придется пользоваться и
взрывчаткой. Дверь оказалась закрытой, но замок был чистой фикцией.
Просунув в щель между косяком и дверью все тот же всемогущий жетон, я
надавил плечом, и металлический язычок, крякнув, вышел из гнезда. Как я и
думал никакой сигнализации здесь не наблюдалось. Скучное дело!.. На кой
черт, интересно, я прихватил с собой нунчаки? Или надеялся, что Павлов
притаился где-нибудь здесь - с ножом в зубах и лассо наготове?.. Нет,
все-таки я неисправимый романтик!
Поднявшись по винтовой лестнице на второй этаж, я шагнул в прохладный
полумрак и включил все до единой люстры. Обожаю, когда много света. По
крайней мере теперь я мог воочию убедиться, что прятаться неведомому
злодею негде.
Обойдя круглый, с высоким потолком зал, я потрогал на всякий случай
стены.
1 2 3 4 5 6 7 8