— Вы просили меня о встрече, сеньор комиссар, — заметил он. — Не понимаю, зачем вам это понадобилось, но готов выслушать.
— Дон Игнасио, я пришел к вам со своим помощником немного поговорить о насильственной смерти Антонио Риберы, одного из ваших служащих. Вы не против?
Виллар улыбнулся — это вполне отвечало его планам.
— Напоминаю, сеньор комиссар, — отчеканил каид, — что Рибера работал на Хоакина Пуига и, лишь опосредованно, на меня. К тому же, я полагаю, тут нечего особенно обсуждать, тем более что вы, по-видимому, решили прихватить с собой убийцу Риберы!
Мигель едва не вцепился в горло дона Игнасио, но комиссар сухо призвал его к порядку:
— Инспектор!
Люхи покорно забился в кресло. Лоб его покрывали крупные капли пота.
— Я не ослышался? — невозмутимо спросил Мартин у хозяина конторы. — Вы и в самом деле обвинили инспектора Люхи в убийстве Антонио Риберы?
— Вот именно.
— Очевидно, у вас есть бесспорные доказательства? Иначе ваше обвинение было бы просто диффамацией…
— Диффамацией? Не смешите меня! Вчера вечером вы сами стали свидетелем отвратительной сцены, устроенной этим инспектором в кабинете Хоакина Пуига, не так ли? Вы слышали его угрозы? Так чего ж вы еще хотите, каких доказательств? Он наверняка подождал, пока Рибера выйдет, пошел следом и пырнул ножом… По-моему, все ясно. Разве не так?
— О, ясно-то ясно, сеньор, даже прозрачно… но только совершенно неверно. Видимость обманчива… поскольку я сам проводил инспектора домой.
— Ну и что это доказывает? Как только вы ушли, он снова выскользнул из дому, вот и все!
— Видите ли, сеньор, дело в том, что я никуда не уходил.
— Надеюсь, вы не станете уверять меня, будто сидели у Люхи до утра?
— Но так оно и есть, сеньор, мы очень долго разговаривали.
— Долго?.. Вероятно, тема была более чем захватывающей, раз вы совершенно забыли о времени?
— О да, сеньор! Мы обсуждали разнообразные средства, какие только можно пустить в ход, чтобы предъявить вам обвинение в убийстве Пако Вольса.
Виллар вскочил как ужаленный.
— Вы позволили себе обвинить меня…
— Но вы ведь тоже обвиняете инспектора, сеньор?
Дон Игнасио снова плюхнулся в кресло. Партия получалась куда труднее, чем он воображал.
— Вы, разумеется, лжете, сеньор комиссар? — вкрадчиво спросил бандит.
— Кто знает, сеньор?
— И вы готовы под присягой заявить, что всю ночь провели с Мигелем Люхи?
— А вы сами? Готовы ли вы присягнуть, что совершенно не причастны к убийству Пако Вольса?
— Ну конечно!
— В таком случае — я тоже.
Мигель почувствовал, что ему стало легче дышать. Вот уж никогда бы он не подумал, что дон Альфонсо любит его до такой степени, чтобы совершить лжесвидетельство, нарушив данную при поступлении на службу присягу. Очевидно, комиссар искренне верит в его невиновность, и Люхи, сам не зная почему, вдруг чуть не рассмеялся. Дон Игнасио смотрел то на одного, то на другого. Спокойное, чуть ли не дружелюбное выражение лиц полицейских выводило его из себя.
— Вы стакнулись, да?
— Ну, это слово вам известно лучше, чем нам, сеньор Виллар.
В дверь постучали, и, в ответ на приглашение дона Игнасио, вошла Хуанита. Наконец-то Виллар нашел, на ком сорвать обуревавшее его бешенство.
— Ну? Вам-то чего еще надо? Я, кажется, ясно сказал, что не желаю, чтобы меня беспокоили!
Напуганная таким приемом, секретарша застыла между дверью и столом.
— Надо думать, вы опять больны? Если только не хотели узнать, о чем тут говорят? Ну? Намерены вы наконец отвечать или нет?
— Сеньор… это… письмо… Тут пометки «лично» и «срочно»… Я… я думала, надо поскорее принести его вам…
— Давайте письмо и убирайтесь отсюда!
Девушка поспешно убежала, а дон Игнасио с раздражением вскрыл конверт. Однако, едва взглянув на записку, он в ярости повернулся к Люхи и заорал:
— Надеюсь, теперь вы не станете отрицать, что это вы убили Риберу?
Каид швырнул инспектору письмо, и дон Альфонсо, перегнувшись через плечо Мигеля, прочитал:
«Se recuerda de Paco?»
Эту коротенькую записку скрепкой скололи со статьей о смерти бывшего тореро. От мысли, что еще кто-то хочет отомстить за Пако Вольса, у Мигеля потеплело на душе. Дон Альфонсо с улыбкой наблюдал за Вилларом.
— Ну, так что же, сеньор?
— Эта записка доказывает, что убийца Риберы мстил за Пако Вольса. Вчера ночью инспектор Люхи обвинил нас всех в гибели последнего, и вот, Антонио уже мертв!
— Стало быть, убийца находился в том же кабинете?
— Еще бы его там не было! Говорю вам, это Люхи! И никакие липовые алиби не помешают мне подать жалобу на вашего инспектора!
Мартин встал.
— Поступайте как угодно, дон Игнасио, — вздохнул он, — но вы подвергаете себя большой опасности…
— Опасности? Вы намекаете на свое вчерашнее обещание загнать меня в угол?
— Нет. Но попытайтесь хоть на секунду допустить мысль, что это преступление совершил не инспектор Люхи, тогда вам волей-неволей придется признать, что у вас и у вашей банды появился враг, поклявшийся вас уничтожить, и этот враг, судя по тому, как он обошелся с Риберой, не остановится ни перед чем. В подобной ситуации вам бы очень не повредила защита, а инспектор Мигель Люхи — отличный полицейский.
— Я и сам могу за себя постоять! И потом, Люхи — вовсе не единственный фараон в Барселоне!
— Вряд ли вы сможете особенно рассчитывать на других, после того как они узнают, что вы без всяких оснований преследуете их коллегу.
— Ну и сволочь же вы, Мартин…
— Вы мне льстите, дон Игнасио, в этом плане я и в подметки вам не гожусь…
Виллар прекрасно отдавал себе отчет, что, если глубинная ненависть инспектора чревата серьезными неприятностями, то такой враг, как комиссар, стократ опаснее. Он знал, что в крайнем случае сумеет без особого труда защититься от порывов мстительной злобы Мигеля Люхи, но спокойная вежливость дона Альфонсо внушала серьезные опасения. Дон Игнасио прекрасно знал, что Мигель Люхи не убивал Риберу. Он слишком давно имел дело с полицией, чтобы хорошо разбираться в ее служащих. Те, у кого есть природная склонность к убийству, туда не идут. Но в таком случае, кто расправился с Риберой? Виллар чувствовал, что не успокоится, пока не получит официального ответа на этот вопрос. Как ни парадоксально, ему во что бы то ни стало хотелось услышать заключение следователей, что это было: банальное сведение счетов или, как на то намекала только что полученная записка, убийца Риберы метил в него, Игнасио Виллара. В последнем случае, не разумнее ли заручиться поддержкой полиции? Действуя сообща, подчиненные комиссара Мартина и его собственные люди наверняка быстрее добьются результата и прояснят тайну, которая так раздражает и тревожит его сейчас. За долгую жизнь вне закона дону Игнасио не раз приходилось не давать воли чувствам и ради интересов дела отказываться от немедленного возмездия.
— Будь по-вашему, дон Альфонсо… Я готов признать, что инспектор Люхи ни при чем. Он не убивал Риберу и не посылал мне этой дурацкой записки… Но, чтобы окончательно убедить меня в этом, вы должны разыскать виновного!
— Мы в любом случае обязаны поймать и обезвредить убийцу, сеньор Виллар.
— Кем бы он ни был?
— Разумеется. Даже если это вы сами, дон Игнасио.
— Я? Вы что, с ума сошли? Какого черта я бы стал убивать или приказывать убить одного из своих людей?
— Вы хотели сказать, одного из людей Хоакина Пуига, дон Игнасио? — любезно поправил его комиссар Мартин. — Однако при желании можно найти немало достаточно очевидных оснований… Например, что, если Рибера попытался вас шантажировать?
— Шантажировать меня? И каким же образом, скажите на милость?
— Быть может, угрожая рассказать о подпольном бизнесе в вашем кабаре?
— У вас богатое воображение, сеньор комиссар!
— Да, очень, и в моем ремесле это совершенно необходимо. Кстати, можно с равным основанием предположить, что Рибера знал, каким образом Пако Вольс покинул этот мир, и пообещал вам, что поделится с нами сведениями?
— Так вы по-прежнему упорно хотите взвалить на меня убийство этого парня?
— Кажется, ваш таинственный корреспондент разделяет эту точку зрения. А теперь, сеньор, нам более не хотелось бы отнимать у вас время.
Полицейские встали и направились к двери. Провожая их, Виллар вежливо встал.
— Комиссар, — сказал он на прощание, желая выиграть хоть несколько очков, — а вам не приходило в голову, что, если бы я мог хоть в чем-нибудь себя упрекнуть, то наверняка не стал бы добиваться расследования всех обстоятельств смерти Риберы? Что за причина могла бы толкнуть меня на подобный поступок?
— Да самая веская из всех, дон Игнасио, — страх.
— Что вы болтаете?
— Вы боитесь, дон Игнасио…
Уже на пороге дон Альфонсо вдруг обернулся.
— И, если хотите знать мое мнение, сеньор, — бросил он, — вы чертовски правильно делаете, что боитесь!
Глава VI
Все очарование толстухи доньи Мерседес, жены комиссара Мартина, составлял веселый нрав. От севильской юности у нее остались красивые черные глаза и звонкий смех, по поводу и без повода с утра до ночи оживлявший квартиру на калле Веллингтон, откуда сеньора Мартин выходила лишь к поставщикам, ибо годы никак не повлияли на отличный аппетит и любовь к вкусной пище. Давным-давно махнув рукой на все попытки сохранить стройную фигурку, когда-то позволявшую Мерседес без устали плясать всю ночь напролет, она целыми днями лакомилась всевозможными сластями. Редкий ужин обходился без приготовленного руками сеньоры Мартин типично андалусийского торта — приторного от меда и сахара. Сначала дон Альфонсо сердился, но неизменная веселость жены победила упрямство комиссара и, махнув рукой, он смирился с мыслью быть мужем необъятной супруги. Женщина далеко не глупая, Мерседес быстро сообразила, в чем дело, и, затворившись дома, предоставила мужу в одиночку являться на официальные приемы и ходить в гости к кому и с кем угодно.
Однако, если донья Мерседес отклоняла все приглашения, сама она очень любила принимать гостей. И среди всех, кто бывал в их доме на калле Веллингтон, особое предпочтение отдавала супругам Люхи. Она бесконечно уважала Мигеля, за чьим продвижением по службе внимательно следила с помощью мужа, и очень любила суровую спокойную Кончу, наверное, как раз потому, что видела в молодой женщине полную противоположность себе. Что до сеньоры Люхи, то она чувствовала себя с доньей Мерседес, как с ребенком, чья болтовня ее сначала немного раздражала, но потом стала действовать удивительно освежающе, как прохладная ванна. После обеда, когда мужчины удалялись в библиотеку дона Альфонсо курить сигары, их жены поверяли друг другу мелкие тайны. Женщины великолепно ладили и соглашались во всем, кроме сравнительных достоинств своих святых покровительниц. Конча превыше всего ставила Нуэстра Сеньора де ла О, а Мерседес клялась, что никто и никогда не сравнится с Макареной.
Вечером этого богатого волнениями дня дон Альфонсо настоял, чтобы Люхи пришли ужинать в его дом. С одной стороны, он догадывался, что Конче из-за ненависти мужа к Виллару и всех связанных с этим неосторожных поступков пришлось пережить немало тягостных минут, а с другой — комиссар хотел убедиться, что Мигель искренне расположен не только слушать его советы, но и следовать им. Едва они покончили с десертом и выпили по первой чашке кофе, дон Альфонсо потащил Мигеля в библиотеку, а Конча стала помогать хозяйке дома убирать со стола.
Стоило им опуститься в кресла и закурить сигары, Мартин взял быка за рога:
— Надеюсь, ты понимаешь, Мигель, что теперь между нами и Вилларом началась война не на жизнь, а на смерть и кончится она либо его арестом, либо нашей отставкой?
— Конечно, дон Альфонсо, и я вам очень благодарен…
— Оставь свои благодарности… Я ненавижу Виллара не меньше твоего. Возможно, по другим причинам, но с той же силой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27