Причем склоненная под тяжестью креста фигура Иисуса работы Педро Рольдана произвела на меня сильное впечатление, как и статуя Скорбящей Богоматери, изваянная Мольнером.
Потом я пробился сквозь толпу, провожающую облаченных в черное насаренос, и незаметно скользнул в дом. Пробраться во дворик, где дон Альфонсо выстроил склад, было на редкость несложно. Для грабителей, не соблюдающих заповедей Церкви, Святая неделя — самое удачное время. Все обитатели города высыпают на улицы. А потому я преспокойно открыл замок и забрался на склад. Вытащив из кармана ручку-фонарик, я попытался оглядеть помещение: везде рулоны ткани, множество пустых ящиков, видимо ожидающих погрузки. Я бродил наугад, поскольку, честно говоря, даже не представлял толком ни что искать, ни где. За полчаса я так и не продвинулся ни на йоту. И вдруг рядом с несколькими ящиками, на мой взгляд, сколоченными тщательнее остальных, я заметил стопку толстых стеганых пледов для ног. Вероятно, я не обратил бы на них внимания, не окажись у меня перед носом этикетка, оповещавшая, что пледы предназначены для отправки в Кадернас на острове Куба. Мне сразу показалось более чем странным, что кубинцам могли понадобиться ножные пледы. Платья, набивная ткань, даже шторы — еще туда-сюда, но пледы… Я не сомневался, что тут что-то не так, и тщательно прощупал одну штуку — ничего, кроме обычного грубого мольтона. Что заставило меня продолжать поиски, даже не знаю. Скорее всего тут сыграл роль обычный случай, хотя к нему, как к самому простому объяснению, всегда прибегают, сталкиваясь с неразрешимой загадкой. Так или иначе, мне показалось необычным, что розетка, украшавшая середину пледа, если на нее нажать, издает довольно своеобразный звук. Я открыл перочинный нож, распорол парочку швов, потом осторожно, стараясь действовать как можно незаметнее, приоткрыл края на стыке ткани и тут же увидел кончик небольшого пакетика. Сердце у меня учащенно забилось. Еще не открывая пакетика, я уже отлично знал, что внутри. Тем не менее я его вытащил и, тщательно вскрыв, высыпал на ладонь немного хорошо знакомого белого порошка. Теперь все стало ясно… Я знал, каким образом наркотики попадают в Соединенные Штаты. Куба ведь неподалеку от Флориды… Я засунул плед в середину стопки, надеясь, что их не станут укладывать в ящики по одному, и вышел со склада. Но там меня ждал неприятный сюрприз: в окнах Перселей горел свет. Я вздрогнул. Значит, они уже успели вернуться… Соблюдая крайнюю осторожность и невольно улыбаясь про себя при мысли, какую физиономию скорчит дон Альфонсо, столкнись мы с ним неожиданно лицом к лицу, я, крадучись, скользнул вдоль стены и мимо лестницы, ведущей в квартиру Перселей. С бесконечными предосторожностями мне удалось приоткрыть дверь на улицу и, подождав толпу гуляющих, я спокойно присоединился к ним.
Увидев, что я вхожу в его кабинет, комиссар Фернандес весело спросил:
— Ну, дон Хосе, что новенького вы хотите сообщить мне на сей раз?
Я напустил на себя скромный вид, заранее не сомневаясь, что новость произведет сильное впечатление.
— Всего-навсего — что я знаю, где хранятся наркотики, которые переправляют в Америку.
— Рассказывайте скорее!
Внимательно выслушав, Фернандес протянул мне сигару.
— Вы ее вполне заслужили, дон Хосе… Так что, я арестую Перселей?
— Избави Боже, сеньор комиссар! По-моему, можно сделать кое-что получше. Поставьте у дома Перселей своих людей в штатском, но выберите таких, кто как можно меньше походит на полицейских… Прикажите им наблюдать за каждым грузовиком, забирающим товар либо на улице, либо непосредственно со склада. Как только загруженная машина отъедет, пусть звонят коллегам, а те либо на мотоциклах, либо на машине отправятся следом. Вы понимаете, для нас главное — узнать, где наркотики перетаскивают на корабль и на какой именно. Тот грузовик, что направится в сторону моря, и есть наша добыча. С достойным доном Альфонсо мы всегда успеем разобраться. Но в первую очередь, сеньор Фернандес, нам нужен Лажолет. Меня бы очень удивило, не окажись он на месте, чтобы приглядеть за транспортировкой на судно такого ценного груза, особенно учитывая, что его крайне беспокоит мое присутствие в Севилье. Насколько мне известно, этот тип не из тех, кто уклоняется от сведения счетов.
— Да услышит вас Макарена, сеньор Хосе! Нам с Лусеро доставит такое удовольствие часок-другой побеседовать с этим типом с глазу на глаз…
Я не сомневался, что, получи Фернандес такую возможность, он бы заставил Лажолета горько пожалеть, что выбрал для своих махинаций Андалусию. Однако я вовсе не желал уступать комиссару пальму первенства. Кроме того, Фернандес не мог позволить себе никаких вольностей с законом, в то время как я твердо решил покончить с Лажолетом раз и навсегда.
Мне не особенно хотелось рассказывать Алонсо и Чарли о том, что я обнаружил на складе Перселей, как и о договоре с комиссаром Фернандесом. И вовсе не потому, что я плохой друг, но у меня невольно возникло ощущение, что, несмотря на последние успехи, из-за моей любви к Марии оба возомнили, будто я больше ни на что не способен. Поэтом у я считал делом чести оповестить их в самый последний момент и таким образом доказать, что Хосе Моралес — не такая тряпка, как они воображали. Я не сомневался, что Алонсо так обрадуется моему успеху, что не станет особенно упрекать за скрытность. Конечно, Арбетнот наверняка отреагирует не так благодушно, зато Клиф Андерсон ужасно обрадуется, что мне удалось обскакать инспектора из Ярда!
Последним в тот понедельник выходило братство «Кристо де ла Эспирасьон», но и оно давно вернулось в часовню музея к тому времени, как я вышел на улицу Веласкеса и через Тетуан двинулся к «Сесил-Ориенту». Когда я подходил к крыльцу, часы на городской ратуше пробили два. Наступил Святой вторник. В холле ко мне сразу бросился администратор и тактично шепнул:
— Сеньор Моралес, вас уже больше часу дожидаются в гостиной…
— Кто?
Служащий гостиницы скорчил презрительную мину.
— Какой-то молодой человек… явно не из наших постояльцев. Угодно вам его принять?
— Ну конечно!
Войдя в гостиную, я увидел, что в кресле неподвижно сидит Хуан. При виде меня он вскочил и бросился навстречу.
— Дон Хосе! Они похитили Марию!
Святой вторник
Невозможно безнаказанно столько лет проработать в полиции, а потому, услышав восклицание Хуана, в первую минуту я не почувствовал ничего, кроме недоверия. По-моему, это смахивало на ловушку, да еще — из самых грубых. Ведь, в конце концов, кто мог похитить Марию, кроме моих противников, тех, кому я объявил войну не на жизнь, а на смерть, а ведь ловушка помогала им… Слишком неправдоподобно… Не говоря уже о том, что это было бы весьма странным выражением благодарности Хуану за оказанные услуги! Решительно, эти люди считали меня таким идиотом, какие вообще не встречаются в природе, во всяком случае, среди людей моей профессии! Мне ужасно захотелось еще раз хорошенько отлупить этого бандита — наверняка он просто надеялся выслужиться перед своими, еще раз проведя меня за нос.
— Передай своему хозяину, — презрительно бросил я, — что когда нам с ним настанет время встретиться, ему не надо будет никого за мной посылать. Уж я как-нибудь сам найду дорогу, не маленький! А теперь — убирайся отсюда!
Парень недоверчиво поглядел на меня.
— Вы не хотите помочь мне найти Марию, дон Хосе?
— Может, прекратишь издеваться надо мной, а? Я, кажется, ясно сказал: убирайся!
— Вы по-прежнему считаете меня убийцей?
— А ты можешь доказать обратное?
— Докажу, дон Хосе, но не раньше, чем найду сестру!
Я пожал плечами.
— Да брось, тебе нечего о ней волноваться…
Хуан побледнел как смерть.
— Если Мария погибнет, дон Хосе, я убью вас… — прошипел он.
— Браво!.. Лажолет, как пить дать, заплатит тебе кучу денег!
Хуан еще долго пристально смотрел на меня, и не знаю, чего больше было в его взгляде — ненависти или отчаяния, потом, ни слова не говоря, повернулся на каблуках и вышел.
Усталый и до предела взвинченный, я поднялся к себе в номер, но даже не попытался лечь спать, заранее зная, что все равно не смогу сомкнуть глаз. Что-то камнем лежало на сердце. По крайней мере, я упорно старался выдать за физическое недомогание то, что на самом деле было лишь отзвуками упорной борьбы, которую я вел сам с собой, с любовью к Марии. Я опустился в кресло у окна и стал смотреть, как постепенно редеет ночной сумрак, потом широко распахнул окно, и в ноздри мне ударил тот специфический запах, что всегда окутывает Севилью на Святой неделе: смесь острого морского ветра, быстро вянущих цветов, ладана и свечей. И так, куря сигарету за сигаретой, я терпеливо ждал, когда рассветет, прекрасно понимая, что стоит лечь в постель — и уже не отделаешься от терзающей мое подсознание мысли, к которой я не желал прислушиваться. Собрав всю силу воли, я старался не сдаваться, и вдруг нервы не выдержали.
— А что, если Хуан сказал правду? — вслух проговорил я.
Ну вот и все… теперь моя тревога выражена твердо и ясно, и никакие уловки больше не помогут… Неожиданно мне сразу полегчало. Я умылся холодной водой, открыл новую пачку сигарет и, стараясь сохранять полное спокойствие, начал заново обдумывать случившееся. До сих пор все указывало на связь Хуана и Марии с Лажолетом через Перселей. Да, но чего ради Хуан, зная, что на нем висит обвинение в убийстве, с таким отчаянным риском пришел повидаться со мной? Можно ли допустить, что Лажолет попытался бы заманить меня в ловушку послав именно того, кто автоматически должен был сразу внушить мне подозрения? По мере того как я перебирал в голове все эти соображения, во мне росла твердая уверенность, что я с самого начала ошибся, заподозрив Альгинов. Теперь в ушах у меня снова звучал встревоженный голос Хуана… И как я не почувствовал, не пожелал почувствовать, что парень говорил совершенно искренне? И где он сейчас? Какую еще глупость собирается выкинуть? Случись с ним беда, никогда себе этого не прощу! Я с трудом сдерживал бешеное желание немедленно мчаться в Ла Пальма. Но сначала следовало бы подумать, хорошенько подумать. Зачем похитили Марию? Несомненно, для того чтобы таким образом отделаться от меня. Очевидно, скоро раздастся звонок и мне предложат жизнь девушки в обмен на мой немедленный отъезд. Значит, надо опередить врага. Ну-ка, ну-ка… Кто мог подсказать такой план? Только те, кто не сомневался, что я по-прежнему безумно влюблен в Марию, то есть Персели, перед которыми я только сегодня разыгрывал комедию! И я тут же явственно вспомнил, как поспешно выскочили из дому донья Хосефа и дон Альфонсо, когда к дверям подходила процессия братства «Хесус де лас Пенас». Теперь я понимал, куда они так спешили. Но что наболтали Персели Марии и как уговорили ее пойти с ними? Правда у девушки не было ни малейших оснований не доверять хозяевам… Когда я выходил со склада, Персели уже вернулись. Возможно, тогда Мария находилась вместе с ними? Право же, я мог гордиться собой… Несмотря на бессонную ночь, я чувствовал себя в отличной форме — уж очень не терпелось наконец начать сражение.
Прежде чем встретиться с Алонсо и Чарли в «Нуэва Антикера», я решил заглянуть в старый дом на Ла Пальма. Правда, я опоздал бы на свидание, но уж как-нибудь коллеги малость подождут. Я не мог покинуть Марию на произвол судьбы ради точности. Едва успев войти во дворик, я наткнулся на добродушную толстуху, встретившую меня в первый раз.
— Que tal, senor Morales?
— Disperense, dona Dolores, me falta tiempro para chalar.
И, оставив возмущенную матрону негодовать в свое удовольствие, я побежал к лестнице. Вслед доносилось ворчание насчет молодых людей, совершенно отвыкших от хороших манер. И, словно в отместку, не успел я исчезнуть из виду, сеньора крикнула, что, если я направляюсь к Альгинам, торопиться нечего — там все равно никого нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Потом я пробился сквозь толпу, провожающую облаченных в черное насаренос, и незаметно скользнул в дом. Пробраться во дворик, где дон Альфонсо выстроил склад, было на редкость несложно. Для грабителей, не соблюдающих заповедей Церкви, Святая неделя — самое удачное время. Все обитатели города высыпают на улицы. А потому я преспокойно открыл замок и забрался на склад. Вытащив из кармана ручку-фонарик, я попытался оглядеть помещение: везде рулоны ткани, множество пустых ящиков, видимо ожидающих погрузки. Я бродил наугад, поскольку, честно говоря, даже не представлял толком ни что искать, ни где. За полчаса я так и не продвинулся ни на йоту. И вдруг рядом с несколькими ящиками, на мой взгляд, сколоченными тщательнее остальных, я заметил стопку толстых стеганых пледов для ног. Вероятно, я не обратил бы на них внимания, не окажись у меня перед носом этикетка, оповещавшая, что пледы предназначены для отправки в Кадернас на острове Куба. Мне сразу показалось более чем странным, что кубинцам могли понадобиться ножные пледы. Платья, набивная ткань, даже шторы — еще туда-сюда, но пледы… Я не сомневался, что тут что-то не так, и тщательно прощупал одну штуку — ничего, кроме обычного грубого мольтона. Что заставило меня продолжать поиски, даже не знаю. Скорее всего тут сыграл роль обычный случай, хотя к нему, как к самому простому объяснению, всегда прибегают, сталкиваясь с неразрешимой загадкой. Так или иначе, мне показалось необычным, что розетка, украшавшая середину пледа, если на нее нажать, издает довольно своеобразный звук. Я открыл перочинный нож, распорол парочку швов, потом осторожно, стараясь действовать как можно незаметнее, приоткрыл края на стыке ткани и тут же увидел кончик небольшого пакетика. Сердце у меня учащенно забилось. Еще не открывая пакетика, я уже отлично знал, что внутри. Тем не менее я его вытащил и, тщательно вскрыв, высыпал на ладонь немного хорошо знакомого белого порошка. Теперь все стало ясно… Я знал, каким образом наркотики попадают в Соединенные Штаты. Куба ведь неподалеку от Флориды… Я засунул плед в середину стопки, надеясь, что их не станут укладывать в ящики по одному, и вышел со склада. Но там меня ждал неприятный сюрприз: в окнах Перселей горел свет. Я вздрогнул. Значит, они уже успели вернуться… Соблюдая крайнюю осторожность и невольно улыбаясь про себя при мысли, какую физиономию скорчит дон Альфонсо, столкнись мы с ним неожиданно лицом к лицу, я, крадучись, скользнул вдоль стены и мимо лестницы, ведущей в квартиру Перселей. С бесконечными предосторожностями мне удалось приоткрыть дверь на улицу и, подождав толпу гуляющих, я спокойно присоединился к ним.
Увидев, что я вхожу в его кабинет, комиссар Фернандес весело спросил:
— Ну, дон Хосе, что новенького вы хотите сообщить мне на сей раз?
Я напустил на себя скромный вид, заранее не сомневаясь, что новость произведет сильное впечатление.
— Всего-навсего — что я знаю, где хранятся наркотики, которые переправляют в Америку.
— Рассказывайте скорее!
Внимательно выслушав, Фернандес протянул мне сигару.
— Вы ее вполне заслужили, дон Хосе… Так что, я арестую Перселей?
— Избави Боже, сеньор комиссар! По-моему, можно сделать кое-что получше. Поставьте у дома Перселей своих людей в штатском, но выберите таких, кто как можно меньше походит на полицейских… Прикажите им наблюдать за каждым грузовиком, забирающим товар либо на улице, либо непосредственно со склада. Как только загруженная машина отъедет, пусть звонят коллегам, а те либо на мотоциклах, либо на машине отправятся следом. Вы понимаете, для нас главное — узнать, где наркотики перетаскивают на корабль и на какой именно. Тот грузовик, что направится в сторону моря, и есть наша добыча. С достойным доном Альфонсо мы всегда успеем разобраться. Но в первую очередь, сеньор Фернандес, нам нужен Лажолет. Меня бы очень удивило, не окажись он на месте, чтобы приглядеть за транспортировкой на судно такого ценного груза, особенно учитывая, что его крайне беспокоит мое присутствие в Севилье. Насколько мне известно, этот тип не из тех, кто уклоняется от сведения счетов.
— Да услышит вас Макарена, сеньор Хосе! Нам с Лусеро доставит такое удовольствие часок-другой побеседовать с этим типом с глазу на глаз…
Я не сомневался, что, получи Фернандес такую возможность, он бы заставил Лажолета горько пожалеть, что выбрал для своих махинаций Андалусию. Однако я вовсе не желал уступать комиссару пальму первенства. Кроме того, Фернандес не мог позволить себе никаких вольностей с законом, в то время как я твердо решил покончить с Лажолетом раз и навсегда.
Мне не особенно хотелось рассказывать Алонсо и Чарли о том, что я обнаружил на складе Перселей, как и о договоре с комиссаром Фернандесом. И вовсе не потому, что я плохой друг, но у меня невольно возникло ощущение, что, несмотря на последние успехи, из-за моей любви к Марии оба возомнили, будто я больше ни на что не способен. Поэтом у я считал делом чести оповестить их в самый последний момент и таким образом доказать, что Хосе Моралес — не такая тряпка, как они воображали. Я не сомневался, что Алонсо так обрадуется моему успеху, что не станет особенно упрекать за скрытность. Конечно, Арбетнот наверняка отреагирует не так благодушно, зато Клиф Андерсон ужасно обрадуется, что мне удалось обскакать инспектора из Ярда!
Последним в тот понедельник выходило братство «Кристо де ла Эспирасьон», но и оно давно вернулось в часовню музея к тому времени, как я вышел на улицу Веласкеса и через Тетуан двинулся к «Сесил-Ориенту». Когда я подходил к крыльцу, часы на городской ратуше пробили два. Наступил Святой вторник. В холле ко мне сразу бросился администратор и тактично шепнул:
— Сеньор Моралес, вас уже больше часу дожидаются в гостиной…
— Кто?
Служащий гостиницы скорчил презрительную мину.
— Какой-то молодой человек… явно не из наших постояльцев. Угодно вам его принять?
— Ну конечно!
Войдя в гостиную, я увидел, что в кресле неподвижно сидит Хуан. При виде меня он вскочил и бросился навстречу.
— Дон Хосе! Они похитили Марию!
Святой вторник
Невозможно безнаказанно столько лет проработать в полиции, а потому, услышав восклицание Хуана, в первую минуту я не почувствовал ничего, кроме недоверия. По-моему, это смахивало на ловушку, да еще — из самых грубых. Ведь, в конце концов, кто мог похитить Марию, кроме моих противников, тех, кому я объявил войну не на жизнь, а на смерть, а ведь ловушка помогала им… Слишком неправдоподобно… Не говоря уже о том, что это было бы весьма странным выражением благодарности Хуану за оказанные услуги! Решительно, эти люди считали меня таким идиотом, какие вообще не встречаются в природе, во всяком случае, среди людей моей профессии! Мне ужасно захотелось еще раз хорошенько отлупить этого бандита — наверняка он просто надеялся выслужиться перед своими, еще раз проведя меня за нос.
— Передай своему хозяину, — презрительно бросил я, — что когда нам с ним настанет время встретиться, ему не надо будет никого за мной посылать. Уж я как-нибудь сам найду дорогу, не маленький! А теперь — убирайся отсюда!
Парень недоверчиво поглядел на меня.
— Вы не хотите помочь мне найти Марию, дон Хосе?
— Может, прекратишь издеваться надо мной, а? Я, кажется, ясно сказал: убирайся!
— Вы по-прежнему считаете меня убийцей?
— А ты можешь доказать обратное?
— Докажу, дон Хосе, но не раньше, чем найду сестру!
Я пожал плечами.
— Да брось, тебе нечего о ней волноваться…
Хуан побледнел как смерть.
— Если Мария погибнет, дон Хосе, я убью вас… — прошипел он.
— Браво!.. Лажолет, как пить дать, заплатит тебе кучу денег!
Хуан еще долго пристально смотрел на меня, и не знаю, чего больше было в его взгляде — ненависти или отчаяния, потом, ни слова не говоря, повернулся на каблуках и вышел.
Усталый и до предела взвинченный, я поднялся к себе в номер, но даже не попытался лечь спать, заранее зная, что все равно не смогу сомкнуть глаз. Что-то камнем лежало на сердце. По крайней мере, я упорно старался выдать за физическое недомогание то, что на самом деле было лишь отзвуками упорной борьбы, которую я вел сам с собой, с любовью к Марии. Я опустился в кресло у окна и стал смотреть, как постепенно редеет ночной сумрак, потом широко распахнул окно, и в ноздри мне ударил тот специфический запах, что всегда окутывает Севилью на Святой неделе: смесь острого морского ветра, быстро вянущих цветов, ладана и свечей. И так, куря сигарету за сигаретой, я терпеливо ждал, когда рассветет, прекрасно понимая, что стоит лечь в постель — и уже не отделаешься от терзающей мое подсознание мысли, к которой я не желал прислушиваться. Собрав всю силу воли, я старался не сдаваться, и вдруг нервы не выдержали.
— А что, если Хуан сказал правду? — вслух проговорил я.
Ну вот и все… теперь моя тревога выражена твердо и ясно, и никакие уловки больше не помогут… Неожиданно мне сразу полегчало. Я умылся холодной водой, открыл новую пачку сигарет и, стараясь сохранять полное спокойствие, начал заново обдумывать случившееся. До сих пор все указывало на связь Хуана и Марии с Лажолетом через Перселей. Да, но чего ради Хуан, зная, что на нем висит обвинение в убийстве, с таким отчаянным риском пришел повидаться со мной? Можно ли допустить, что Лажолет попытался бы заманить меня в ловушку послав именно того, кто автоматически должен был сразу внушить мне подозрения? По мере того как я перебирал в голове все эти соображения, во мне росла твердая уверенность, что я с самого начала ошибся, заподозрив Альгинов. Теперь в ушах у меня снова звучал встревоженный голос Хуана… И как я не почувствовал, не пожелал почувствовать, что парень говорил совершенно искренне? И где он сейчас? Какую еще глупость собирается выкинуть? Случись с ним беда, никогда себе этого не прощу! Я с трудом сдерживал бешеное желание немедленно мчаться в Ла Пальма. Но сначала следовало бы подумать, хорошенько подумать. Зачем похитили Марию? Несомненно, для того чтобы таким образом отделаться от меня. Очевидно, скоро раздастся звонок и мне предложат жизнь девушки в обмен на мой немедленный отъезд. Значит, надо опередить врага. Ну-ка, ну-ка… Кто мог подсказать такой план? Только те, кто не сомневался, что я по-прежнему безумно влюблен в Марию, то есть Персели, перед которыми я только сегодня разыгрывал комедию! И я тут же явственно вспомнил, как поспешно выскочили из дому донья Хосефа и дон Альфонсо, когда к дверям подходила процессия братства «Хесус де лас Пенас». Теперь я понимал, куда они так спешили. Но что наболтали Персели Марии и как уговорили ее пойти с ними? Правда у девушки не было ни малейших оснований не доверять хозяевам… Когда я выходил со склада, Персели уже вернулись. Возможно, тогда Мария находилась вместе с ними? Право же, я мог гордиться собой… Несмотря на бессонную ночь, я чувствовал себя в отличной форме — уж очень не терпелось наконец начать сражение.
Прежде чем встретиться с Алонсо и Чарли в «Нуэва Антикера», я решил заглянуть в старый дом на Ла Пальма. Правда, я опоздал бы на свидание, но уж как-нибудь коллеги малость подождут. Я не мог покинуть Марию на произвол судьбы ради точности. Едва успев войти во дворик, я наткнулся на добродушную толстуху, встретившую меня в первый раз.
— Que tal, senor Morales?
— Disperense, dona Dolores, me falta tiempro para chalar.
И, оставив возмущенную матрону негодовать в свое удовольствие, я побежал к лестнице. Вслед доносилось ворчание насчет молодых людей, совершенно отвыкших от хороших манер. И, словно в отместку, не успел я исчезнуть из виду, сеньора крикнула, что, если я направляюсь к Альгинам, торопиться нечего — там все равно никого нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30