– Пропал, не звонит...
– Почему не звонит? – сказал блондин. – Мне звонит.
– Давно? – спросил я, закуривая.
– Да только сегодня.
– Есть у него чего-нибудь новенькое?
– “Соньку” свою сдать хочет. Я ее видел, нормальный аппарат, – ответил блондин и обратился к брюнету: – Ты видел, Толик?
Толик кивнул головой.
– Небось заломит...
– Ребята, если не возьмете, я на очереди, – сказал я. – Она у него где, дома?
– Не, – ответил блондин. – Он сейчас дома не живет, с предками полаялся. У нас с ним завтра стрелка на Маяке.
– Увидите его, скажите, чтоб Игорьку звякнул, он знает, – сказал я, поднимаясь, и повернулся к Воропаевой: – Ну что, прошла твоя нога?
– Прошла.
– Тогда двинули потихоньку. Да, кстати, во сколько стрелка-то? Может, я тоже подскочу.
– В двенадцать.
– Ясно, – сказал я. – У метро?
– Возле памятника.
– Пошли, хромоножка. – Протянул я руку Светлане. А брюнету на прощание сказал: – Так в случае чего не забудь про рубашечку. Лады?
– Зверь, – сказала мне Воропаева, когда мы вернулись за свой стол. – Талейран!
– Повезло! – отмахнулся я. На самом деле все у меня внутри дрожало от возбуждения. Неужели действительно так повезло? А я, дурак, еще не возлагал на дискотеку надежд!
– Кстати, – спросила Света, – что такое “сонька”?
– Черт его знает, – ответил я.
Было ясно, что больше нам здесь делать нечего. Но почему-то уходить не хотелось. И неожиданно для себя предложил:
– Может, еще потанцуем?
Уже стемнело, когда мы вышли из кафе на улицу.
– Ты где живешь? – спросил я.
– Рядом, – ответила она грустно. – Какие они все молодые!
– Сколько ж тебе лет? – поинтересовался я, открывая ей дверцу.
– Не спрашивай! Тридцать один.
– Во как! Ты почти моя ровесница.
Мы медленно покатили по темным переулкам.
– Слушай, – сказал я. – Прости за бестактный вопрос, но я вижу, у тебя нет кольца. Ты не замужем?
– Была, – ответила она. И добавила просто: – Но муж меня бросил.
Я стал хохотать.
– Что тут смешного? – спросила она подозрительно.
– Ничего, – ответил я. – Просто вспомнил старый анекдот. Идет человек по улице и видит, как из роскошной машины вылезает женщина в норковом манто. Красивая, холеная, с умным лицом. Смотрит он на нее и думает: “А ведь кому-то она вот где сидит!”
Светлана тихонько засмеялась:
– Не знаю, мне обижаться надо или это комплимент?
– Как хочешь!
– Вот и мой дом, – сказала она. Я остановился.
– К себе не приглашаю, – тон у нее действительно был извиняющийся. – У меня бабушка гостит из Семипалатинска.
Пока она легкой походкой бежала к подъезду, я думал о том, что мне уже осталось совсем немного, чтобы по уши влюбиться в директора своей школы.
18
Феликс был дома. Подъезжая, я увидел в его окнах свет. Интересно, есть ли у них с Ликой результаты? Неужели сегодня будут еще сюрпризы? Но я даже представить себе не мог, какие это будут сюрпризы.
Меня ударили дверью. Вас никогда не били дверью? Удивительное ощущение! Я вошел в темный подъезд, где после относительно светлого двора нельзя было различить даже, в каком направлении лестница. Пришлось на секунду остановиться, чтобы дать глазам привыкнуть к мраку. И в этот момент мне показалось, что на меня рухнула стена.
Это не был удар по затылку, по спине или по ногам. Это был апперкот справа огромным кулаком по всему телу сразу, и я полетел в темноту. В буквальном и переносном смысле.
Видимо, я пробыл без сознания всего несколько мгновений. Потому что, очнувшись, увидел над собой на фоне светлого дверного проема фигуру человека, который шарил по моим карманам. В первую секунду я больше всего испугался того, что не чувствую своего тела: подобно тому как иногда не можешь найти спросонья в темноте выключатель лампы, я никак не мог разобраться, где у меня руки и ноги. Потом я ощутил, что в спину мне давит что-то твердое, и наконец сориентировался в пространстве: мое тело лежит на ступеньках головой вверх, а дух, вышибленный чудовищным ударом, витает где-то рядом.
Человек откинулся назад. То ли его силуэт расплывался у меня перед глазами, то ли он был отменно могучего телосложения. Я поразился тому, как спокойно все это отмечаю и фиксирую. Во всех членах была какая-то ватная воздушность, и никакого желания закричать, позвать на помощь, хотя бы попытаться встать.
– Тут нет, – сказал задушенный голос.
– Переверни его, – ответил тихо другой.
И тут я понял, что это обо мне. Это меня надо зачем-то перевернуть! В одну долю секунды ко мне вернулись все ощущения разом. И первым был страх.
Я медленно подтянул ноги к животу, а руками схватился за край нижней ступеньки. Когда он снова стал склоняться надо мной, я еще больше уперся спиной и изо всей силы ударил его обеими ногами куда-то в грудь или живот.
Шум был страшный. Он, кажется, пролетел через весь подъезд и врезался в стену.
– Ах, сволочь! – крикнул кто-то из них.
Я вскочил на йоги. Голова у меня кружилась и гудела, но я готов был защищаться. Для начала я нашарил в темноте перила и поднялся на несколько ступенек вверх, заняв, так сказать, господствующее над местностью положение. Теперь мы с ними поменялись местами: я был в темноте, а они мелькали на фоне выхода.
На меня бросился второй, и я ударил его носком ботинка, целясь в голову. Но то ли он был готов к этому, то ли я промахнулся, однако удар пришелся по воздуху, а он поймал мою ногу и стал выкручивать, стаскивая меня вниз. Я вцепился в перила и, повиснув в воздухе, извернулся и лягнул его другой ногой. Он ослабил хватку, я вырвался, но оказался в неудобной позиции – спиной к противнику. Он тут же воспользовался этим и со всего маху пнул меня в зад. Я снова пролетел вперед, ударился головой об лестницу и взвыл от боли. Перекатившись на бок, я попытался встать и тут увидел, что надо мной нависает тот, первый, огромный, с какой-то короткой палкой в руках.
Инстинктивно я поднял руку, чтобы прикрыть голову. Удар пришелся по предплечью, боль рванула до самого позвоночника электрическим током, и рука упала как чужая.
– Полегче! – крикнул второй.
Но первый зарычал что-то по-звериному и снова взмахнул палкой.
Я понял, что сейчас он меня убьет. И в последней отчаянной попытке спасти свою жизнь кинулся ему под ноги головой вперед. Он успел отскочить, а я по инерции проделал его недавний путь и врезался в угол. Оба повернулись, разглядывая, куда я улетел.
Меня спасло, в сущности, чудо. Вдруг декорации переменились: на площадке второго этажа открылась дверь, послышался разноголосый веселый шум, зашаркало множество ног. Подъезд осветился каким-то отраженным блеклым светом, но и в этом свете я успел разглядеть громилу с палкой, задравшего кверху голову, а рядом с ним своего сегодняшнего знакомца в кожаной куртке.
– Шухер, – негромко сказал кожаный, а его приятель матерно выругался.
Не обращая больше на меня внимания, они бросились вон.
Я кое-как поднялся и, шатаясь, побрел наверх. Феликс жил на четвертом, но мне не меньше двух раз пришлось остановиться, чтобы передохнуть: так кружилась голова.
Я позвонил. Дверь открыла Лика.
– Ну слава Богу... – начала она и осеклась. По ее лицу я мог судить о том, что произошло с моим.
Феликс буквально на руках дотащил меня до дивана, и вокруг захлопотала Лика. У меня была окарябана вся физиономия – вероятно, я проехался ею по ступенькам после первого удара дверью. Потом огромная шишка на голове, дикая боль в копчике и онемевшая рука. Если окажется, что нет переломов и сотрясения мозга, можно считать, я дешево отделался. Осмотр карманов куртки показал, что пропало мое редакционное удостоверение, несколько не слишком важных бумажек, но среди них сакраментальный гореловский счет. По-настоящему жалко было только удостоверение.
Через полчаса я уже был в состоянии подняться. Голова больше не кружилась, на руке начали понемногу шевелиться пальцы. Вот только сидеть больно да нельзя дотронуться до шишки на лбу. И, несмотря на все их фальшивые возражения, я потребовал, чтобы они немедленно стали рассказывать.
Говоря, Лика и Феликс все время перебивали друг друга, уличали во взаимных мелких неточностях, ссорились, обижались и упоминали совершенно лишние подробности. Поэтому их рассказ я даю в своем кратком изложении.
Кожаный шел за парнем с пакетом. А Феликс с Ликой шли за ним. При такой толкучке в метро это одновременно легко и очень трудно. Короче, парень доехал до “Беляева”, пересел там на автобус и вылез из него на улице Волгина. Дальше он прошел пешком два квартала, повернул к дому и направился в один из подъездов. Тут возникло замешательство в рядах преследователей. Кожаный затыркался, видимо, в раздумье, как поступить, а потом решительно бросился следом. Феликс с Ликой решили, что им тоже больше ничего другого не остается. Так что в лифте ехала вся компания разом.
– Мне седьмой, – сказал парень с пакетом.
– Восьмой, – сказал кожаный.
– Девятый, – сказал Феликс.
Быстро спустившись на этаж, они, конечно, уже не застали там никого: кожаный тоже спустился ниже и наблюдал исподтишка за парнем. Когда дверь захлопнулась, кожаный вызвал лифт и поехал вниз. Похоже, его задача заключалась только в том, чтобы выяснить адрес. Наши кинулись по лестнице и увидели кожаную куртку только в конце дома, у выхода на улицу. Пока они добежали, он остановил такси и был таков.
– Упустили мы его, – сокрушенно вздохнул Феликс.
– Ничего, он потом нашелся, – заметил я, массируя руку. Тогда они вернулись обратно, потому что не знали точно, в какую квартиру на седьмом этаже зашел парень. Слышали только, что дверь хлопнула справа от лифта. Постояли у дверей, прислушиваясь, но так ничего и не определили. Они оба замолчали.
– Всё? – спросил я, разглядывая их загадочные лица.
– Нет, не всё!
Оказывается, Лика, как всякая женщина, не смогла спокойно пройти мимо доски объявлений в подъезде. И там, среди предложений по обмену, сообщений о пропавшей собаке и прочего, она в списке задолжников по квартплате увидела фамилию своего приятеля, с которым, правда, сто лет не общалась, но про которого слышала, что он получил квартиру где-то в этом районе.
Приехав к Феликсу, она сразу стала звонить разным общим знакомым и добыла его телефон. Позвонила ему и все выяснила про того парня с пакетом!
Я чувствовал, что их обоих прямо распирает от гордости за проделанную работу.
– Молодцы, – сказал я. – От лица командования выношу обоим благодарность. Как только смогу, пожму руки.
– Даме мог бы и поцеловать, – заметила Лика.
– В данном случае ты не дама, а боевой соратник, – ответил я. – Продолжайте!
Его зовут Валентин. Фамилия – Корсунский. Он какой-то полупрофессиональный, полусамодеятельный художник. Живет один. Летом разъезжает по дальним районам на Севере и в средней полосе, предлагая местному населению свои услуги по оформлению стендов, плакатов и лозунгов. Но главное, кажется, не в этом. Вот уже много лет из этих поездок он привозит целые мешки с разной древней утварью: прялками, самоварами. И иконами. Зимой он большей частью сидит дома как сыч. Говорят, рисует что-то, занимается реставрацией. Живет, видимо, на то, что кое-чем из того, что привозит, подторговывает.
К себе в квартиру никого пускать не любит. Но Ликин приятель как-то побывал там – помогал Корсупскому затаскивать вещи. Приятель говорит, что в квартире целый склад. Иконы висят на стенах, лежат на столе и даже на полу. Он в них не понимает, но есть, кажется, очень старые.
Вообще же Корсунский мужик неплохой, но немножко чокнутый.
Всё.
Ни у кого из нас не было сомнений, что здесь готовится ограбление.
– Надо бы его предупредить, – сказал я.
– Уже, – ответила Лика. – Я попросила Геру подняться к нему и намекнуть, чтоб в ближайшие дни был поосторожней. Сказать, что, дескать, вокруг его квартиры вертелись какие-то подозрительные типы, расспрашивали про него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28