Давид разглядел его на мече старшего из сражающихся. И тотчас вновь перед ним замелькали картинки из знакомого сна, которые заслонили действительность. Незнакомец держал меч из его сновидений! Ему представилось, что он ощущает холодную сталь клинка кончиками своих пальцев, как младенец, который беспомощными движениями трогает все, до чего может дотянуться.
– Мальчик!
Голос борца с мечом из сна внезапно возвратил его в реальность, или, по крайней мере, в тот сумасшедший дом, в который превратилась реальность. Уголками глаз Давид заметил, что преследователь из подземного гаража подобрался к нему – их разделяло теперь не более двух шагов. Давид повернулся на каблуках и метнулся влево, однако, как оказалось, только для того, чтобы неожиданно остановиться и, согнувшись, броситься мимо изумленного преследователя обратно на лестничную клетку.
Это вообще не аэропорт, решил Давид, полный беспредельного ужаса, спускаясь по лестнице так быстро, как только мог, перешагивая через несколько ступеней сразу. Все это не принадлежит миру, в котором он живет. Он знал, что Нобелевская премия финансировалась из состояния, которое заработал Альфред Нобель своим изобретением динамита, но чтобы его мир мог быть таким сумасшедшим, таким страшным, таким жестоким, юноша просто не мог поверить.
Когда Давид достиг первого этажа, он не услышал ничего, кроме собственных шагов, – никаких других шагов, пересекающих лестничную площадку, слышно не было. Несмотря на это, он не сбавил скорость, но, открыв левой ногой дверь с сулящей свободу надписью «выход», выбрался, тяжело дыша и весь в поту, на улицу. Только здесь он позволил себе ненадолго остановиться и убедиться, что среди прохожих перед зданием аэропорта нет невесть откуда появившихся в наше время кровожадных рыцарей, размахивающих мечами, и по асфальту не катятся отсеченные головы.
Иссиня-черный лимузин с затененными стеклами медленно ехал по улице и остановился прямо перед ним. Давид не раздумывая поспешил к машине, чтобы рассмотреть в открытое окно сидящих там пассажиров.
«Мне нужна помощь, – думал он в отчаянии, – черт возьми, мне срочно нужна помощь! Где полиция? Полиция, голубые шлемы, но прежде всего врачи и санитары, из чьих заведений, должно быть, удалось улизнуть всем этим сумасшедшим».
Вновь уголком глаза он увидел рыцаря с мечом, который как раз в эту секунду выскочил на улицу из зала ожидания и спешным, ищущим взглядом осматривал пространство перед аэропортом.
– Пожалуйста! – бросил Давид умоляюще в окно роскошной машины, из которой ему улыбалась красивая белокурая женщина. – Вы должны мне помочь! Мне необходимо немедленно отсюда уехать!
Красавица не ответила, но Давид истолковал ее улыбку как приглашение, быстро влез в машину, сел на свободное сиденье и захлопнул за собой дверь.
– Здравствуй, Давид!
Он испуганно вздрогнул и смущенно посмотрел на молодую женщину. Откуда, черт возьми, она знает его имя? Всего лишь доли секунды потребовались его мозгу, чтобы сделать логические выводы: не валено, откуда она его знает, важно лишь то, что в данной ситуации это в любом случае не сулит ничего хорошего. Он в ужасе протянул руку к двери и подергал ручку, но дверь оказалась заперта на предохранительный замок и изнутри не открывалась. Зато в этот момент открылась дверь рядом с сиденьем водителя. Еще прежде, чем вновь прибывший успел ее закрыть, водитель нажал на газ, и лимузин, громко шурша шинами по асфальту, с сумасшедшей скоростью помчался вперед.
Человек, который элегантным, почти кошачьим движением уселся рядом с шофером, оглянулся и с небрежной улыбкой наклонился немного вперед. Это был один из тех двоих мужчин, которые пытались измолотить друг друга мечами в «секторе Б>>.
Давид с трудом подавил испуганный крик. Мысли скручивались в крутую пеструю спираль, чтобы в конце концов прийти к единственно возможному результату: он проиграл!
Кто бы ни были эти люди, которые превращали аэропорты в арены смертельных боев, которые, как гладиаторы, боролись не на жизнь, а на смерть, – они за ним охотились и они его заполучили.
Он закрыл глаза, постарался загнать слезы бессильного отчаяния обратно в слезные железы, откуда они вытекли, и начал читать про себя молитву. Он чувствовал себя беззащитным, как барашек, которого погрузили в машину и везут на бойню. Если Бог его, безвинного, вверг в такие ужасные испытания, то он должен ему как-то помочь. Например, прислать летающую тарелку с армией тяжело вооруженных марсиан, которые освободят его и перенесут на другую планету, где он будет в полной безопасности от этого сумасшедшего мира.
Кулак темноволосого ударил его неожиданно и сильно, крепко вжав в спинку сиденья. Во второй раз в течение нескольких часов Давиду навязывают короткий и безнадежный бой за собственное сознание.
Эти бездушные псы убили Уильяма и использовали ничего не подозревающую случайную прохожую как живой щит! Роберт все еще не понимал, что, собственно, произошло. Он не мог ничего поделать, кроме как ждать, пока братец Лукреции не пропустит к выходу рыдающую беззащитную заложницу и не исчезнет за стеклянной дверью. В это время Цедрик сражался с арабом, который исподтишка, из засады, снес голову Уильяму. Роберт быстро принял решение прыгнуть через перила и пролететь два этажа вниз. Он жестко приземлился в одном из киосков, где продавали духи, парфюмерные изделия и мыло. Роберт слышал, как вместе с прилавком, задрапированным бархатным покрывалом, на котором был разложен товар, ломаются его голени и малые берцовые кости. К сожалению, тот факт, что его переломы невероятно быстро излечиваются, не означал, что он не чувствовал боли при ранениях. Но он умел терпеть и не обращать внимания на собственную боль.
Роберт сжал зубы и выскочил из аэропорта, но было уже поздно. Он мог только потрясенно наблюдать, как юноша сел в лимузин Лукреции, куда успел вскочить и Арес. Водитель дал газ, и машина помчалась вниз по дороге, исчезнув за ближайшим поворотом. Сзади с обнаженным мечом к нему подошел Цедрик. Он тяжело дышал.
Желудок Роберта болезненно сжался, когда против собственной воли он вынужден был признать, что в прошлом допустил даже большую осечку, чем думал, и действовать дальше одному ему не под силу. Он должен рассказать остальным тамплиерам, что сделал восемнадцать лет назад, и надеяться на то, что они помогут ему освободить Давида из властолюбивых, цепких пальцев Лукреции. Как только они похоронят Уильяма… Горький комок образовался у него в горле и засел там крепко, как отвратительный клещ. Роберт повидал в своей жизни слишком много смертей; он потерял много друзей. Уильям был одним из лучших.
Скислым привкусом рвоты на языке и тихим гудением в ушах Давид проснулся на жестком гладком паркетном полу и сощурился, одурманенный, разглядывая фигуру, которая возвышалась над ним. Антрацитно-серый бархат красиво облегал стройное тело. Большие карие глаза смотрели на него с озабоченной улыбкой.
– Как ты себя чувствуешь, мой мальчик? – услышал он вопрос, но голос звучал как-то искаженно, сопровождаясь отвратительным гулом, который все еще шумел в его ушах, отступая необыкновенно медленно.
Давид осторожно выпрямился, опершись на локти и стараясь подавить в себе остатки тяжести и дурмана; одновременно он дрожал от страха и холода и все же продолжал внимательно разглядывать женщину из лимузина. Но к его страху быстро примешалось еще что-то, чего он сам не смог бы верно описать.
Это что-то граничило даже с некоторым очарованием. Нет вопроса: женщина принадлежала к тем людям, которые его похитили, но это ничего не меняло в том, что она была невозможно, немыслимо хороша. Ее фигура, ее лицо, ее глаза, ее светло-золотистые, ниспадающие волнами волосы – все это было настолько безупречно, что производило несколько странное и искусственное впечатление. Однако действительно ли была она Давиду каким-то образом… знакома и даже близка, как ему на мгновение показалось?
– Кто… вы? – пробормотал он.
– Ты не знаешь? – спросила красавица, вместо того чтобы ответить, и улыбнулась еще любезнее.
– Нет, не знаю, – отозвался Давид и решил, что достаточно страдал и, кроме того, следовало бы встать и принять более достойную позу, прежде чем общаться с потенциальным врагом. Он с усилием поднялся на ноги. – И если хорошо подумать, – повысил он голос на незнакомку, – то я вовсе не хочу этого знать!
С уверенностью и решительностью, удивившей его самого, он поспешил к одной из двух дверей, которая выводила из совершенно пустого, за исключением нескольких стульев, зала, пронизанного солнечным светом. В этот момент в помещение вошли двое: в первом он испуганно узнал того, чей кулак лишил его сознания, а во втором – мясника арабского происхождения, который снес голову ничего не подозревающему человеку в «секторе Б».
– Это Арес и Шариф, – представила их красавица неизменной улыбкой, в то время как Давид в ужасе попятился от обоих. – Они спасли тебя в аэропорту.
– Не стоит благодарности, – отмахнулся темноволосый, своего рода воплощение грубой эротики, тот, кого она – назвала Аресом и кто улыбнулся юноше насквозь фальшивой улыбкой.
– Салям алейкум, – сказал араб. Безучастие в его взгляде было несомненно искренним.
– Мой дорогой мальчик, – сказала белокурая красавица, к которой Давид повернулся спиной, пока знакомился с обоими мужчинами, которым убийство, видимо, доставляло радость; он смотрел на них широко раскрытыми, полными страха глазами и чувствовал, что адреналин в его крови достигает своих высот. – Вопрос, который сейчас стоит, – продолжала женщина, – вопрос, который ты должен был давно задать самому себе, гораздо важнее: «Кто ты сам, Давид?» Разве не это ты всегда хотел узнать?
Давид отвернулся от мужчин, они все равно убьют его – глаза в глаза или из засады, когда им это понадобится, – и снова повернулся к незнакомке.
«Это невозможно! – подумал он. – Откуда ей известны мои тайные мысли?» Он ведь ни с кем об этом не говорил никогда! Даже со Стеллой, которая, в конце концов, достаточно занята самой собой и своими обстоятельствами. Даже с Квентином, так как знал, что спрашивать монаха о личных делах, если тот не рассказал ему о них по собственной инициативе, не имеет смысла. Итак, откуда эта женщина могла знать о том, что творится в его голове, еще прежде, чем мир вокруг него затрещал по всем швам?
– Ты ведь догадываешься, что отличаешься от окружающих, что ты – другой. – Красавица сделала шаг к нему, и ее улыбка немного изменилась. – Ты ведь чувствуешь это каждый день все больше и больше. Разве я не права?
Голова Давида медленно опускалась, в то время как воля в его мозгу твердила ему энергичное: «Нет!» И все же! Какое ей до этого дело? Она его соблазняет! Эта ведьма удерживает его против воли! Она не достойна того, чтобы он обменялся с ней хоть единым словом, чтобы он ее просто выслушал! Ничто не дает ей права задавать ему такие вопросы, и никто не позволял ей прикладывать свою ладонь к его щеке и гладить его…
Но это было так удивительно приятно. Что-то в прикосновении мягких, как бархат, рук, в манере двигаться, в запахе делало ее ласки такими неповторимыми, такими единственными в своем роде.
– Лови! – Голос Ареса перебил течение его мыслей и заставил испуганно повернуться кругом.
В следующую долю секунды он держал в ладони рукоятку стального меча, который был длиннее его руки и который бросил ему человек богатырского сложения, довольно приятный с виду, с пронзительными голубыми глазами. Давид схватил меч инстинктивно. Быстрота собственной реакции испугала его больше, чем то обстоятельство, что темноволосый этим рискованным броском подверг опасности жизнь своей союзницы и подруги, которая стояла почти вплотную к Давиду и теперь, одарив его довольной улыбкой, неторопливо отошла, чтобы со стороны посмотреть, что произойдет дальше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
– Мальчик!
Голос борца с мечом из сна внезапно возвратил его в реальность, или, по крайней мере, в тот сумасшедший дом, в который превратилась реальность. Уголками глаз Давид заметил, что преследователь из подземного гаража подобрался к нему – их разделяло теперь не более двух шагов. Давид повернулся на каблуках и метнулся влево, однако, как оказалось, только для того, чтобы неожиданно остановиться и, согнувшись, броситься мимо изумленного преследователя обратно на лестничную клетку.
Это вообще не аэропорт, решил Давид, полный беспредельного ужаса, спускаясь по лестнице так быстро, как только мог, перешагивая через несколько ступеней сразу. Все это не принадлежит миру, в котором он живет. Он знал, что Нобелевская премия финансировалась из состояния, которое заработал Альфред Нобель своим изобретением динамита, но чтобы его мир мог быть таким сумасшедшим, таким страшным, таким жестоким, юноша просто не мог поверить.
Когда Давид достиг первого этажа, он не услышал ничего, кроме собственных шагов, – никаких других шагов, пересекающих лестничную площадку, слышно не было. Несмотря на это, он не сбавил скорость, но, открыв левой ногой дверь с сулящей свободу надписью «выход», выбрался, тяжело дыша и весь в поту, на улицу. Только здесь он позволил себе ненадолго остановиться и убедиться, что среди прохожих перед зданием аэропорта нет невесть откуда появившихся в наше время кровожадных рыцарей, размахивающих мечами, и по асфальту не катятся отсеченные головы.
Иссиня-черный лимузин с затененными стеклами медленно ехал по улице и остановился прямо перед ним. Давид не раздумывая поспешил к машине, чтобы рассмотреть в открытое окно сидящих там пассажиров.
«Мне нужна помощь, – думал он в отчаянии, – черт возьми, мне срочно нужна помощь! Где полиция? Полиция, голубые шлемы, но прежде всего врачи и санитары, из чьих заведений, должно быть, удалось улизнуть всем этим сумасшедшим».
Вновь уголком глаза он увидел рыцаря с мечом, который как раз в эту секунду выскочил на улицу из зала ожидания и спешным, ищущим взглядом осматривал пространство перед аэропортом.
– Пожалуйста! – бросил Давид умоляюще в окно роскошной машины, из которой ему улыбалась красивая белокурая женщина. – Вы должны мне помочь! Мне необходимо немедленно отсюда уехать!
Красавица не ответила, но Давид истолковал ее улыбку как приглашение, быстро влез в машину, сел на свободное сиденье и захлопнул за собой дверь.
– Здравствуй, Давид!
Он испуганно вздрогнул и смущенно посмотрел на молодую женщину. Откуда, черт возьми, она знает его имя? Всего лишь доли секунды потребовались его мозгу, чтобы сделать логические выводы: не валено, откуда она его знает, важно лишь то, что в данной ситуации это в любом случае не сулит ничего хорошего. Он в ужасе протянул руку к двери и подергал ручку, но дверь оказалась заперта на предохранительный замок и изнутри не открывалась. Зато в этот момент открылась дверь рядом с сиденьем водителя. Еще прежде, чем вновь прибывший успел ее закрыть, водитель нажал на газ, и лимузин, громко шурша шинами по асфальту, с сумасшедшей скоростью помчался вперед.
Человек, который элегантным, почти кошачьим движением уселся рядом с шофером, оглянулся и с небрежной улыбкой наклонился немного вперед. Это был один из тех двоих мужчин, которые пытались измолотить друг друга мечами в «секторе Б>>.
Давид с трудом подавил испуганный крик. Мысли скручивались в крутую пеструю спираль, чтобы в конце концов прийти к единственно возможному результату: он проиграл!
Кто бы ни были эти люди, которые превращали аэропорты в арены смертельных боев, которые, как гладиаторы, боролись не на жизнь, а на смерть, – они за ним охотились и они его заполучили.
Он закрыл глаза, постарался загнать слезы бессильного отчаяния обратно в слезные железы, откуда они вытекли, и начал читать про себя молитву. Он чувствовал себя беззащитным, как барашек, которого погрузили в машину и везут на бойню. Если Бог его, безвинного, вверг в такие ужасные испытания, то он должен ему как-то помочь. Например, прислать летающую тарелку с армией тяжело вооруженных марсиан, которые освободят его и перенесут на другую планету, где он будет в полной безопасности от этого сумасшедшего мира.
Кулак темноволосого ударил его неожиданно и сильно, крепко вжав в спинку сиденья. Во второй раз в течение нескольких часов Давиду навязывают короткий и безнадежный бой за собственное сознание.
Эти бездушные псы убили Уильяма и использовали ничего не подозревающую случайную прохожую как живой щит! Роберт все еще не понимал, что, собственно, произошло. Он не мог ничего поделать, кроме как ждать, пока братец Лукреции не пропустит к выходу рыдающую беззащитную заложницу и не исчезнет за стеклянной дверью. В это время Цедрик сражался с арабом, который исподтишка, из засады, снес голову Уильяму. Роберт быстро принял решение прыгнуть через перила и пролететь два этажа вниз. Он жестко приземлился в одном из киосков, где продавали духи, парфюмерные изделия и мыло. Роберт слышал, как вместе с прилавком, задрапированным бархатным покрывалом, на котором был разложен товар, ломаются его голени и малые берцовые кости. К сожалению, тот факт, что его переломы невероятно быстро излечиваются, не означал, что он не чувствовал боли при ранениях. Но он умел терпеть и не обращать внимания на собственную боль.
Роберт сжал зубы и выскочил из аэропорта, но было уже поздно. Он мог только потрясенно наблюдать, как юноша сел в лимузин Лукреции, куда успел вскочить и Арес. Водитель дал газ, и машина помчалась вниз по дороге, исчезнув за ближайшим поворотом. Сзади с обнаженным мечом к нему подошел Цедрик. Он тяжело дышал.
Желудок Роберта болезненно сжался, когда против собственной воли он вынужден был признать, что в прошлом допустил даже большую осечку, чем думал, и действовать дальше одному ему не под силу. Он должен рассказать остальным тамплиерам, что сделал восемнадцать лет назад, и надеяться на то, что они помогут ему освободить Давида из властолюбивых, цепких пальцев Лукреции. Как только они похоронят Уильяма… Горький комок образовался у него в горле и засел там крепко, как отвратительный клещ. Роберт повидал в своей жизни слишком много смертей; он потерял много друзей. Уильям был одним из лучших.
Скислым привкусом рвоты на языке и тихим гудением в ушах Давид проснулся на жестком гладком паркетном полу и сощурился, одурманенный, разглядывая фигуру, которая возвышалась над ним. Антрацитно-серый бархат красиво облегал стройное тело. Большие карие глаза смотрели на него с озабоченной улыбкой.
– Как ты себя чувствуешь, мой мальчик? – услышал он вопрос, но голос звучал как-то искаженно, сопровождаясь отвратительным гулом, который все еще шумел в его ушах, отступая необыкновенно медленно.
Давид осторожно выпрямился, опершись на локти и стараясь подавить в себе остатки тяжести и дурмана; одновременно он дрожал от страха и холода и все же продолжал внимательно разглядывать женщину из лимузина. Но к его страху быстро примешалось еще что-то, чего он сам не смог бы верно описать.
Это что-то граничило даже с некоторым очарованием. Нет вопроса: женщина принадлежала к тем людям, которые его похитили, но это ничего не меняло в том, что она была невозможно, немыслимо хороша. Ее фигура, ее лицо, ее глаза, ее светло-золотистые, ниспадающие волнами волосы – все это было настолько безупречно, что производило несколько странное и искусственное впечатление. Однако действительно ли была она Давиду каким-то образом… знакома и даже близка, как ему на мгновение показалось?
– Кто… вы? – пробормотал он.
– Ты не знаешь? – спросила красавица, вместо того чтобы ответить, и улыбнулась еще любезнее.
– Нет, не знаю, – отозвался Давид и решил, что достаточно страдал и, кроме того, следовало бы встать и принять более достойную позу, прежде чем общаться с потенциальным врагом. Он с усилием поднялся на ноги. – И если хорошо подумать, – повысил он голос на незнакомку, – то я вовсе не хочу этого знать!
С уверенностью и решительностью, удивившей его самого, он поспешил к одной из двух дверей, которая выводила из совершенно пустого, за исключением нескольких стульев, зала, пронизанного солнечным светом. В этот момент в помещение вошли двое: в первом он испуганно узнал того, чей кулак лишил его сознания, а во втором – мясника арабского происхождения, который снес голову ничего не подозревающему человеку в «секторе Б».
– Это Арес и Шариф, – представила их красавица неизменной улыбкой, в то время как Давид в ужасе попятился от обоих. – Они спасли тебя в аэропорту.
– Не стоит благодарности, – отмахнулся темноволосый, своего рода воплощение грубой эротики, тот, кого она – назвала Аресом и кто улыбнулся юноше насквозь фальшивой улыбкой.
– Салям алейкум, – сказал араб. Безучастие в его взгляде было несомненно искренним.
– Мой дорогой мальчик, – сказала белокурая красавица, к которой Давид повернулся спиной, пока знакомился с обоими мужчинами, которым убийство, видимо, доставляло радость; он смотрел на них широко раскрытыми, полными страха глазами и чувствовал, что адреналин в его крови достигает своих высот. – Вопрос, который сейчас стоит, – продолжала женщина, – вопрос, который ты должен был давно задать самому себе, гораздо важнее: «Кто ты сам, Давид?» Разве не это ты всегда хотел узнать?
Давид отвернулся от мужчин, они все равно убьют его – глаза в глаза или из засады, когда им это понадобится, – и снова повернулся к незнакомке.
«Это невозможно! – подумал он. – Откуда ей известны мои тайные мысли?» Он ведь ни с кем об этом не говорил никогда! Даже со Стеллой, которая, в конце концов, достаточно занята самой собой и своими обстоятельствами. Даже с Квентином, так как знал, что спрашивать монаха о личных делах, если тот не рассказал ему о них по собственной инициативе, не имеет смысла. Итак, откуда эта женщина могла знать о том, что творится в его голове, еще прежде, чем мир вокруг него затрещал по всем швам?
– Ты ведь догадываешься, что отличаешься от окружающих, что ты – другой. – Красавица сделала шаг к нему, и ее улыбка немного изменилась. – Ты ведь чувствуешь это каждый день все больше и больше. Разве я не права?
Голова Давида медленно опускалась, в то время как воля в его мозгу твердила ему энергичное: «Нет!» И все же! Какое ей до этого дело? Она его соблазняет! Эта ведьма удерживает его против воли! Она не достойна того, чтобы он обменялся с ней хоть единым словом, чтобы он ее просто выслушал! Ничто не дает ей права задавать ему такие вопросы, и никто не позволял ей прикладывать свою ладонь к его щеке и гладить его…
Но это было так удивительно приятно. Что-то в прикосновении мягких, как бархат, рук, в манере двигаться, в запахе делало ее ласки такими неповторимыми, такими единственными в своем роде.
– Лови! – Голос Ареса перебил течение его мыслей и заставил испуганно повернуться кругом.
В следующую долю секунды он держал в ладони рукоятку стального меча, который был длиннее его руки и который бросил ему человек богатырского сложения, довольно приятный с виду, с пронзительными голубыми глазами. Давид схватил меч инстинктивно. Быстрота собственной реакции испугала его больше, чем то обстоятельство, что темноволосый этим рискованным броском подверг опасности жизнь своей союзницы и подруги, которая стояла почти вплотную к Давиду и теперь, одарив его довольной улыбкой, неторопливо отошла, чтобы со стороны посмотреть, что произойдет дальше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46