Как бы то ни было, объяснения он мог получить только от Шерстнева. Однако уже сейчас тревожил заглохший вдруг профессиональный интерес старого разведчика: оказывая помощь Радзянскому, тот прятал Левина у себя на даче, имея на то веские причины. И первая из них - сам Радзянский, который, прежде чем убрать Левина, узнал бы от него многое, собственно, то, что хотел сказать Борис, но не успел. А вот сейчас настораживала оперативность Шерстнева, который всего за несколько часов собрал ровно столько информации на Иванова, сколько требовалось. Сейчас - и только сейчас - можно было предположить, что на тот момент у Василия Ефимовича уже было готовое досье на бизнесмена. И главное: старик был вторым и последним человеком, который знал о дочери Радзянского, - однажды он, в очередной раз «подзаряжаясь», доверился Василию Ефимовичу. Не мог не рассказать, поскольку в тот момент чувствовал себя настолько паршиво, насколько может чувствовать себя человек, с интервалом в три месяца похоронивший отца и мать, оставаясь на этом свете один. Впрочем, не один. Вот это и сгубило. Что бы ему в то время «поплакаться» другому человеку, Татьяне, например, глядишь, все было бы по-другому. Смалодушничал? Вряд ли, просто продолжал держать слово.
- Чего ты хочешь? - спросил Лев. - Денег?
«Сыграть на деньгах, - подумал Олег, не торопясь с ответом, - или сказать правду?»
- Деньги не помешали бы, но о них я не думал. Я боюсь старика, - откровенно признался он. - Хотя... смотрю на него - сухонький, жалкий... А тронуть нельзя.
- Старика оставь в покое, теперь это не твоя забота.
- Как насчет меня, моей безопасности?
- А кому ты нужен мертвый?
- В том-то и дело, что никому.
- Ладно, я спрошу по-другому, раз ты не въехал с первого раза. Твоя-то смерть кому выгодна?
- Полякову.
- Полякову сейчас нужен только один человек - прозектор.
- Да, старик сдержал слово.
- Ты о чем?
- О том, что Василий Ефимович знал о близкой кончине Вадима. Так и сказал мне: не беспокойся, мол, Олежек, Поляков свое отходил. Даже алиби мне сотворил на вчерашнее утро.
- А ну-ка, давай все в деталях, - потребовал Радзянский, запутываясь все больше.
- Не знаю, с чего начать... В общем, Поляков... он изнасиловал твою дочь. Я высказал ему все, что думаю по этому поводу. Обычно Вадим таких вещей не прощает, но выручил старикан. Помнишь, я говорил, что мы встречались в отеле? Так вот, оказывается, Шерстнев не знал о наезде на тебя Поляковым. Вообще запретил Вадиму контактировать с тобой. По мнению деда, причин, чтобы держать тебя в узде, было достаточно.
- И ты все рассказал Шерстневу. Зачем?
- Ха!
- Ладно, не отвечай, и так все ясно: за откровенность он пообещал тебе протекцию. Этого же ты добиваешься от меня, так?
- Или почти так. Мне неуютно от того, что меня «кроет» крутой старикан. Помолчал, пожевал губами - и нет Полякова. Сморкнет в сторону - и меня не будет.
- А меня ты не боишься?
- Хочешь, скажу откровенно?.. Я думаю, и ты долго не протянешь. Ты ходишь по краю и делаешь все, чтобы не сегодня-завтра о тебе заговорили в прошедшем времени.
- Продолжай, - усмехнулся Лев, - я слушаю.
- Допустим, ты вытащишь девчонку, грохнешь Руслана, но тебя в покое не оставят. Я знаю о тебе достаточно, но есть люди, которые знают о тебе гораздо больше. У тебя времени не хватит, чтобы поговорить с каждым. И ты сам разве не думал о том, что практически обречен? Тебя хватит только на то, чтобы доставить Лену домой. Потом тебя успокоят - навсегда.
Лев выслушал собеседника спокойно, хотя, по идее, должен бы взорваться на этого сопляка, который, надо отдать ему должное, рассуждал довольно складно.
И Олег порадовался за себя, даже не ожидал, что в ход можно пустить такие весомые, кажущиеся опасными в разговоре с Арабом, аргументы. Сколь долго ни готовился Олег к разговору с Арабом, мысли крутились только вокруг собственной безопасности, а позже, уже во время беседы, пришли другие, о помощи, которую он может оказать. «Рука дружбы» - это получше «руки Москвы».
Откровения Скачкова вынудили Радзянского задать один из главных вопросов:
- Что Лена знает обо мне?
Теперь не было смысла скрывать что-то, тем более после жестких слов, смело высказанных Радзянскому, - жалеть его.
- Все, - коротко, но емко ответил Олег.
- Поляков? - спросил Лев, дословно припоминая короткий разговор с дочерью и приходя к выводу, что Лена не поверила им. Нет, не поверила, он бы почувствовал это.
- Да, Поляков, - кивнул Скачков и продолжил, напрашиваясь на искренность Араба: - Жаль, что ты не успел поквитаться с ним.
- Не ищи справедливости, тем более для меня, ее не существует. Лучше расскажи, где держат Лену и как охраняют. Потом я спрошу у тебя, где можно наедине поговорить с Русланом. А насчет денег... Возможно, ты прав и не успеешь получить их.
- Не все так плохо, Лев, кое-что можно поправить. - Скачков все же сделал попытку и в такой вот форме пожалел Радзянского, впервые называя его по имени. Запоздало протянул руку, представляясь: - Меня зовут Олегом.
Лев ответил на неуместное в данном случае рукопожатие и надолго задумался, вернувшись к откровениям Скачкова и собственным словам о том, что, возможно, его неожиданный помощник так и не успеет получить деньги. Араба не зря называли редчайшим планировщиком, в отличие от Олега он достаточно четко представлял, как обезопасить себя после того, как он поквитается с Русланом. Вместо шекелей оставшаяся свора банкиров получит острые шпоры.
Потом снова переключился на Шерстнева, причем высказал свои мысли вслух:
- Ах, Василий Ефимович, гениальный вы мой учитель...
Он произнес их тихо, почти шепотом.
- Что? - Олегу показалось, что Радзянский обратился к нему с каким-то вопросом.
- Я говорю, - Лев чуть повысил голос, - времена меняются, и мы меняемся вместе с ними... Совсем недавно я с нетерпением думал о том, когда же выйдет вторая книга воспоминаний одного моего старого знакомого. Он мог бы назвать ее «Вся правда о разведчиках». Это гениальный человек, в свое время он разрабатывал такие операции...
- Кстати, если ты говоришь о Василии Ефимовиче, знаешь, как он назвал эту операцию?
- Ну?
- "Смертельный грех".
- Отдает помпезностью, - равнодушно отозвался Лев, словно эта тема его не касалась. - Если бы старик не взялся за перо, выбрал бы что-нибудь попроще.
- Что ты решил? - спросил Скачков, наполняя стакан Радзянского.
- Есть одна неплохая идея, - отказываясь от выпивки, сказал Араб. - Если согласишься помочь, много от тебя не потребую. Кстати, где моя машина?
- Точно не могу сказать. Наверное, у Руслана во дворе. - Решившись, Олег хлопнул себя по колену. - Оставайся ночевать здесь, тебе ведь все равно негде остановиться. А я заберу Людмилу к себе. Не бойся, я найду что сказать.
Араб не спросил, а Олегу не улыбалось признаваться, что в это дело посвящена его жена. «Ладно, будет день, будет и пища», - рассудил он, пуская события на самотек. К тому же есть еще время, чтобы поговорить с Людмилой. С ненормальной Людмилой, готовой на встречу с Арабом. «Что ж, - подумал Олег, - в чем-то она права - смотрит со стороны, видит вещи в ином, нежели Араб, свете и не думает вставать на его место. И правильно делает».
- Ты думаешь, я соглашусь остаться в этой квартире? - спросил Лев.
Олег пожал плечами: «Мне все равно, поступай как знаешь».
* * *
Эти трое - с военной выправкой, невозмутимыми лицами, одетые в черные костюмы и солнцезащитные очки - словно сошли с экрана. «Люди в черном», - довольно точно определил Пугало. - Или эти, как их... агенты из «Матрицы». Только какого хрена они делают с моей машиной?"
- Э, э! - Николай поспешно шагнул к своим «Жигулям». Он напрягся, когда троица остановилась около машины, а когда один взялся за ручку двери...
Конечно, выказывать себя героем-одиночкой глупо, но дело касается собственности. К тому же на стоянке невпроворот машин, полно народу, около выхода из багажного отделения стоит наряд милиции.
- Мужики! - довольно громко, привлекая внимание водителей такси, выкрикнул Пугало. - Помощь не нужна? - Он демонстративно позвенел связкой ключей. Однако близко не подошел, остановившись в пяти метрах от машины.
- Сочинский борт встречаешь? - спросил один.
- Да, а что? - Успокаиваясь, Пугало сделал еще шаг.
- Ничего, будем встречать вместе. Мы от Руслана. Ведь ты один?
Корзухин недоуменно пожал плечами:
- Один.
- Видишь, как неразумно. Ты открой машину, мы посидим.
«Вот сволочь! - Николай обругал осетина. - Даже не предупредил».
Пугало влез в машину, наблюдая за вальяжными очкариками.
Тот, что сел на переднее кресло пассажира, глядя перед собой, сказал:
- Сейчас ты аккуратно, чтобы не запачкать нас, и, главное, молча перелезешь на заднее сиденье. Когда начнут выходить пассажиры с сочинского рейса, ты позвонишь Руслану и скажешь, что клиент прилетел. От твоей услуги отказался и взял такси.
- Одно лишнее слово, - раздался голос сзади, - и получишь пулю.
Пугало вздрогнул от прикосновения ствола.
«Приехали...» - масштабно подумал он, вторично принимая предложение пересесть на заднее сиденье.
- А дальше что? - спросил он, оказавшись между телохранителями Иванова.
- Поедешь с нами. Куда - не спрашивай, все сам увидишь.

Глава 14
Оборотни
44
Василий Ефимович встретил своего ученика довольно спокойно. Он умело прятал истинное выражение лица, кожа на котором была больше похожа на древний пергамент, испещренный таинственными символами. Однако не мог скрыть внутреннего волнения. Встреча с Львом вряд ли окончится трагически, по разумению Шерстнева, Лев не станет убивать старого человека. Сейчас, глядя на Радзянского, Василий Ефимович пытался предугадать слова, с которых Лев начнет разговор.
Но вопреки ожиданиям начался он необычно.
- Борис оказался прав, - избегая смотреть в глаза собеседнику, тихо произнес Лев. Он присел к столу, за которым расположился старик, и прикурил сигарету. Раньше он не позволял себе курить в присутствии Шерстнева. Сейчас все изменилось. Изменились оба; старик - до неузнаваемости. Изменился - по понятиям жителей восточной страны - означало испортился. - Да, Боря оказался прав, - повторил Араб, не претендуя на некоторую аналогию некогда крылатого выражения.
Он часто возвращался к тому странному телефонному разговору, после которого Левин не давал о себе знать. И, только узнав, кто именно стоит во главе этой операции, понял все. А мог бы и раньше, последовав совету Бориса, выстроить в ряд ликвидированных им людей. Он и последовал, даже размышлял на этот счет: «Вот ряд закончен, стоят перед глазами, как на параде, импозантные, лощеные люди, их объединяют лишь циничные взгляды... Что еще? Может, родство?..» Дальше этого не продвинулся; а зря - разгадка была рядом, начиная с первого в шеренге. Им был Александр Грибанов, вторым шел Артур Борлаков, следом за ним Николай Попков и еще несколько человек. Все они так или иначе перешли дорогу Геннадию Васильевичу Шерстневу, сыну Василия Ефимовича. Если бы сейчас Радзянского попросили набросать краткую биографию на Шерстнева-младшего, он бы сделал это лучше других.
Шерстнев Геннадий Васильевич, год рождения - 1956-й. Окончил МГИМО, пробовал себя в журналистике, в настоящее время лицо, приближенное к премьер-министру, пользуется доверием его близких, глава штаба партии молодых реформаторов. Скрытный, в общении немногословен. «Привязанности - в пределах функциональной выгодности» - это выдержка из статьи московской газеты. В начале своей карьеры считался человеком из команды Александра Грибанова, возглавлявшего крупнейшую финансово-промышленную группу «Митекс» и всерьез «баловавшегося» политикой. В связи с этим Шерстневу пророчили «светлое будущее». Но затем Геннадий Васильевич стал оппонентом Грибанова - ненадолго: буквально через три месяца Грибанов умер от острой сердечной недостаточности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52