Правда, так толком и не увидев его...
Гамбургский вокзал подавлял своей громадностью и пустынностью. Человеку, особенно ночью, тут было одиноко и тяжело, хотелось поскорей убраться отсюда куда-нибудь, где теснее, зато уютнее.
Первым делом Сергей бросился изучать расписания. В ближайшее время один поезд уходил на Дортмунд, другой на Дрезден. Оба шли через Ганновер, где можно было дождаться другого поезда. Но пересадки эти были по-немецки педантичны. Казалось бы, ну и отлично: вышел из вагона, перешел платформу, сел в другой поезд. И ведь знал Сергей: расписаниям можно верить. А не верилось. И памятуя свою оплошность в Бремене, решил не рисковать, а сесть так, чтобы ехать без пересадки. Такой поезд Гамбург - Мюнхен, через Штутгарт, отправлялся утром, и было до него полных четыре часа. Куда-то их надо было девать.
Он вышел на привокзальную площадь, огляделся. Светились окна ночных ресторанов, витрины магазинов, мелких лавочек, в тоннелях улиц скользили огни автомашин, - громадный город не засыпал ни на час. Слабый ветер доносил влажную прохладу близкой Эльбы. До нее было, как говорят немцы, расстояние броска камня. Можно было пойти к реке, подышать. Можно было прогуляться до площади Шпандейнтайх, взглянуть на разрекламированный прессой пивной бар "Микки Маус" - штаб-квартиру местных бритоголовых. Много интересного в Гамбурге, даже ночном. Один квартал публичных домов чего стоит. Впрочем, туда лучше не соваться. Да и неинтересно. Похоже, этих прелестей скоро и в Москве будет предостаточно.
Постояв, Сергей снова вернулся в вокзал, намереваясь поискать уютное местечко. Было ощущение потерянности. Угрюмая громада вокзала будто следила за ним, праздношатающимся, сотнями огней, сияющих непонятно зачем и для кого. Сергей хотел скоротать время в видеозале, на экранах которого каждую минуту кого-нибудь грабили и убивали, - выбирай любой вариант, сиди и радуйся, что все это происходит не с тобой. Но сначала решил побаловать себя баночкой пива, что продавались автоматами повсюду.
Пиво выпилось быстро, но за это время Сергею расхотелось идти в видеозал, и он направился в комнату игровых автоматов, над входом в которую было написано: "Wer nicht wagt, gewinnt nicht" - "Кто не рискует, тот не выигрывает". Игровых ящиков было тут много, а игроков - один- единственный парень в красных вельветовых штанах и сандалиях на босу ногу. Ниже пояса как есть бомж, но лицом - интеллигентный студент: очки, аккуратная рыжая бородка. Парень что-то долго рассматривал в понравившейся ему игровой коробке, затем вдруг заторопился, сунул в щель желтый жетон, дернул за ручку. Автомат побренчал своей железной утробой и зажег утешительную надпись: "Wer nicht wagt, gewinnt nicht".
Игровые ящики дразнили вспыхивающими надписями, и Сергей решил рискнуть. Разменял большую монету в две марки на два желтых жетона, сунул один из них в ближайший игровой автомат. И испугался, даже отступил, когда в железный лоток со звоном посыпался выигрыш.
- Двести! - восхищенно сказал рыжебородый парень, стоявший теперь рядом.
- Не знаю, не считал.
- Я знаю. Точно двести. Счастливчик.
Сергей прошелся вдоль длинного ряда раскрашенных игровых автоматов, борясь с желанием рискнуть еще раз. Неожиданный выигрыш снимал проблему лишних дорожных расходов, но с другой стороны... Как не подергать Бога за бороду, пока он добр?
Другой игровой автомат преспокойно проглотил четыре жетона. А потом... Потом и у него началось недержание. Сергей набил жетонами карман, а они все падали и падали, вызывая уже не радость, а беспокойство от нереальности происходящего.
- Как это у вас получается?!
Парень, бледный, как полотно, опять стоял рядом, с восхищением и страхом глядел на него.
- Повезло.
- Не-ет, так не бывает.
- Уметь надо.
Почему он так сказал, Сергей не смог бы объяснить. Скорей всего, проклюнулась мальчишечья бравада: знай наших! Но рыжебородый понял по-своему, и позднее Сергею пришлось убедиться, как рискованна легкомысленная болтовня в полумистическом игорном деле.
- Тяжелы карманы? не отставал парень. Давайте, я вам обменяю. Десять процентов.
Пиджак и в самом деле вызывающе обвис под тяжестью жетонов.
- Не жирно - десять-то?
- Пойдете обменивать, не поверят, что выигрыш. Ночь ведь, свидетелей нет. Только я один.
- Вы и подтвердите.
- Зачем я буду это делать, когда могу честно заработать десять процентов.
- Пять, - сказал Сергей, сообразив, что парень кругом прав.
- Девять.
Сошлись на семи. Отсчитав деньги, парень рассовал "счастливые" жетоны по карманам и принялся с воодушевлением возвращать их игровым автоматам. А Сергей пошел искать уютное местечко, чтобы уже с новым чувством ждать утра. И он нашел его в тихом кафе. Заказав пиво, устроился на жестком стульчике лицом к черному квадрату окна. Настроение у него теперь было совсем иным, чем час назад. Даже весело было от мысли о приключении, нежданно-негаданно занесшем его в знаменитый город Гамбург и осчастливившем приличным выигрышем. Да и те, кто следил за ним, теперь-то уж точно потеряют его на просторах германского фатерлянда. Так что можно будет преспокойно посмеяться над страхами Мурзина, перед отъездом прожужжавшего ему уши предупреждениями об опасностях. Даже если преследователи, в существование которых он не очень-то и верил, прищучат русского таксиста, то и тогда ничего не узнают, ибо сел Сергей не в тот поезд, на который покупал билет...
Видимо, он все-таки заснул на своем стульчике, потому что, когда открыл глаза, увидел, что окно перед ним не черное, а блекло-серое, рассветное. Напротив сидел знакомый рыжебородый парень и, не моргая, глядел на него.
- А, это ты! - потянулся Сергей. - Все проиграл?
Парень кивнул.
- Не горюй. Вся наша жизнь - игра, как сказал один знаменитый игрок.
- Как это вам удается? - спросил парень.
- Ну, это просто, - засмеялся Сергей. - Главное - не жадничать. Жадность - это порок нашего времени. И еще эгоизм. А когда ничего не хочешь, вот тогда оно и идет.
- Я вам дам пятьсот. За секрет.
- Секреты не продаются.
- Все продается.
Да, к сожалению, нынче многие так считают. Если, дескать, есть покупатели, то почему не продать? Все, что угодно. Даже Родину...
- Тысячу.
- Да нет никакого секрета.
- Есть, - с мистической уверенностью игрока заявил парень. - Я и раньше слышал о таких, как вы.
- Ну, мне пора, - сказал Сергей и встал.
Дойдя до двери, он оглянулся. Парень глядел ему вслед с таким пристальным вниманием, что становилось не по себе.
18
Клаус не был чьим-либо агентом. Он вообще не состоял ни в какой секретной службе. Не только потому, что давно уже был пенсионером. Его не устраивала ни одна господствующая идеология. Он не терпел англо-американской наглой уверенности, что мир, как орех, катится к их разинутому карману. Не понимал и германского капитал-патриотизма, живущего лишь сегодняшней сытостью. Советская интернационал-аморфная болтовня его раздражала, а копировавшая советскую ущербную идеологию политика бывшей ГДР вызывала жалость.
У него были свои представления о мире, о странах и народах, влекомых мощными течениями глобальных идеологий, сотворенных словно бы и не людьми, а каким-то внеземным разумом, равнодушным, отстраненным от всех. А может быть, и не разумом вовсе, а чем-то слепым, родственным силам природы. Иначе как понять главный закон - повторение, почти копирование. Если посмотреть в далекое прошлое, то и там, в самом низу, отыщется нечто чрезвычайно похожее на сегодняшнее.
Часто задумывался Клаус над философской сутью расхваленного одними, изруганного другими емкого немецкого слова "Drang" - напор, порыв, стремление. Но это и настоятельность, неотложность, крайняя необходимость. Мир связывает это слово только с понятием немецкой агрессии на Восток. Но ведь это свойственно любой нации - распространять свое влияние, свою культуру. Так было и так всегда будет. Живой организм не может существовать в замкнутой сфере. Прежде понималось, что такое расширение возможно лишь военным путем. Но завтра это примет форму мирного взаимопроникновения культур. Куда устремляться немецкому народу завтра?
У России тоже было время своего "Drang nach Osten". Как и "Drang nach Westen" тоже. И на юг, и на север активно устремлялись русские, потому и распространились так широко по Евразийскому материку. И у любого большого народа это было. Или есть. Вон ведь как американцы: рвутся сразу на все четыре стороны света...
Клаус сидел в прихожей, устало положив руки на стол, и думал, думал. Как он втянулся в эти игры спецслужб? Если докапываться до первопричины, то во всем виноват... заяц.
Он усмехнулся, подумав об этом: с каких пустяков порой все начинается. Поистине, невелик нужен камень, чтобы вызвать лавину.
Заяц выскочил на дорогу внезапно, заставив резко нажать на тормоз и крутнуть руль. А дело было после дождя. Машину развернуло и бросило на дерево, растущее за обочиной. Очнулся он, когда его кто-то вытаскивал из горящей машины. Еще немного - там бы ему и остаться: сам видел, как рванул бензобак.
Человек, спасший его, был русским дипломатом, работавшим в посольстве в Дании, - Федор Кондратьев. Потом он не раз приезжал в Ольденбург, и они ночами спорили, сидя за столом. Впрочем, очень многое понималось чуть ли не одинаково.
И к этому курьеру, несмотря на все привезенные им, символы доверительности, Клаус вначале отнесся с подозрением. Пока тот не заговорил в точности как Федор Кондратьев...
А ведь знал, с самого начала знал, что добром не кончится эта дружба с русским дипломатом, который, как все дипломаты, конечно же, связан с разведкой. Знал, а все же втянулся в тайные игры. Сначала со своим спасителем, потом с его друзьями из ГДР.
Впрочем, втянулся - не то слово. Никто не втягивал, сам шел навстречу. По убеждению, которое состояло в том, что он, не симпатизируя ни коммунистам Москвы, ни социал-демократам Берлина, все же считал: в плане глобальной геополитики создание ГДР - в интересах немецкой нации. Через ГДР давняя идея культурного и экономического взаимопроникновения русских и немцев приобретала формы реальные, конкретные, осязаемые.
Защемило сердце. Клаус сходил на кухню, накапал в стакан своего сердечного, выпил. Постоял, прислушиваясь к себе, и, шаркая шлепанцами по жесткому паласу, пошел в спальню, где был нитроглицерин. Там попалась ему на глаза книжка "Deutsche und Russen. Tausend Jahre gemeinsame Geschichte" - "Немцы и русские. Тысяча лет совместной истории". Сунув таблетку нитроглицерина под язык, он сел к столу, положил книжку перед собой. Но не открыл, поскольку знал содержание почти наизусть.
Действительно, тысячу лет, никак не меньше, немцы и русские ищут контакты друг с другом. Случались, конечно, и конфликты. Но контактов-то было не в пример больше. Это двадцатый век поссорил народы. А до двадцатого века совместная история немцев и русских вовсе не являлась цепью военных споров. До двадцатого века ненависти между нашими народами не было и в помине. Столкновения редки, во всяком случае, не чаще, чем с другими соседями. Но были длительные эпохи плодотворных отношений, проникнутых взаимопониманием, даже симпатией.
Что же произошло с немецко-русскими отношениями в двадцатом веке? Прав этот курьер, кому-то надо было рассорить народы, разодрать Европу по русско-немецкому рубежу. Кому? Зачем? Не затем ли, чтобы отвести глаза немцев от Востока, чтобы раздробить Россию на куски? Целостная, она оставалась пространством, готовым принять интеллект, силы и средства германской нации. Раздробленное на куски, это пространство расклюют заморские стервятники. И немцев к нему, конечно же, не подпустят...
Нет, видно, уж ему не уснуть этой ночью. Клаус встал, подошел к окну. Тускло освещенная улица казалась вымершей. Аккуратные, почти одинаковые домики напоминали памятники на забытом кладбище, а ряды стоявших вплотную друг к другу автомобилей походили на кладбищенскую ограду, выложенную из громадных валунов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Гамбургский вокзал подавлял своей громадностью и пустынностью. Человеку, особенно ночью, тут было одиноко и тяжело, хотелось поскорей убраться отсюда куда-нибудь, где теснее, зато уютнее.
Первым делом Сергей бросился изучать расписания. В ближайшее время один поезд уходил на Дортмунд, другой на Дрезден. Оба шли через Ганновер, где можно было дождаться другого поезда. Но пересадки эти были по-немецки педантичны. Казалось бы, ну и отлично: вышел из вагона, перешел платформу, сел в другой поезд. И ведь знал Сергей: расписаниям можно верить. А не верилось. И памятуя свою оплошность в Бремене, решил не рисковать, а сесть так, чтобы ехать без пересадки. Такой поезд Гамбург - Мюнхен, через Штутгарт, отправлялся утром, и было до него полных четыре часа. Куда-то их надо было девать.
Он вышел на привокзальную площадь, огляделся. Светились окна ночных ресторанов, витрины магазинов, мелких лавочек, в тоннелях улиц скользили огни автомашин, - громадный город не засыпал ни на час. Слабый ветер доносил влажную прохладу близкой Эльбы. До нее было, как говорят немцы, расстояние броска камня. Можно было пойти к реке, подышать. Можно было прогуляться до площади Шпандейнтайх, взглянуть на разрекламированный прессой пивной бар "Микки Маус" - штаб-квартиру местных бритоголовых. Много интересного в Гамбурге, даже ночном. Один квартал публичных домов чего стоит. Впрочем, туда лучше не соваться. Да и неинтересно. Похоже, этих прелестей скоро и в Москве будет предостаточно.
Постояв, Сергей снова вернулся в вокзал, намереваясь поискать уютное местечко. Было ощущение потерянности. Угрюмая громада вокзала будто следила за ним, праздношатающимся, сотнями огней, сияющих непонятно зачем и для кого. Сергей хотел скоротать время в видеозале, на экранах которого каждую минуту кого-нибудь грабили и убивали, - выбирай любой вариант, сиди и радуйся, что все это происходит не с тобой. Но сначала решил побаловать себя баночкой пива, что продавались автоматами повсюду.
Пиво выпилось быстро, но за это время Сергею расхотелось идти в видеозал, и он направился в комнату игровых автоматов, над входом в которую было написано: "Wer nicht wagt, gewinnt nicht" - "Кто не рискует, тот не выигрывает". Игровых ящиков было тут много, а игроков - один- единственный парень в красных вельветовых штанах и сандалиях на босу ногу. Ниже пояса как есть бомж, но лицом - интеллигентный студент: очки, аккуратная рыжая бородка. Парень что-то долго рассматривал в понравившейся ему игровой коробке, затем вдруг заторопился, сунул в щель желтый жетон, дернул за ручку. Автомат побренчал своей железной утробой и зажег утешительную надпись: "Wer nicht wagt, gewinnt nicht".
Игровые ящики дразнили вспыхивающими надписями, и Сергей решил рискнуть. Разменял большую монету в две марки на два желтых жетона, сунул один из них в ближайший игровой автомат. И испугался, даже отступил, когда в железный лоток со звоном посыпался выигрыш.
- Двести! - восхищенно сказал рыжебородый парень, стоявший теперь рядом.
- Не знаю, не считал.
- Я знаю. Точно двести. Счастливчик.
Сергей прошелся вдоль длинного ряда раскрашенных игровых автоматов, борясь с желанием рискнуть еще раз. Неожиданный выигрыш снимал проблему лишних дорожных расходов, но с другой стороны... Как не подергать Бога за бороду, пока он добр?
Другой игровой автомат преспокойно проглотил четыре жетона. А потом... Потом и у него началось недержание. Сергей набил жетонами карман, а они все падали и падали, вызывая уже не радость, а беспокойство от нереальности происходящего.
- Как это у вас получается?!
Парень, бледный, как полотно, опять стоял рядом, с восхищением и страхом глядел на него.
- Повезло.
- Не-ет, так не бывает.
- Уметь надо.
Почему он так сказал, Сергей не смог бы объяснить. Скорей всего, проклюнулась мальчишечья бравада: знай наших! Но рыжебородый понял по-своему, и позднее Сергею пришлось убедиться, как рискованна легкомысленная болтовня в полумистическом игорном деле.
- Тяжелы карманы? не отставал парень. Давайте, я вам обменяю. Десять процентов.
Пиджак и в самом деле вызывающе обвис под тяжестью жетонов.
- Не жирно - десять-то?
- Пойдете обменивать, не поверят, что выигрыш. Ночь ведь, свидетелей нет. Только я один.
- Вы и подтвердите.
- Зачем я буду это делать, когда могу честно заработать десять процентов.
- Пять, - сказал Сергей, сообразив, что парень кругом прав.
- Девять.
Сошлись на семи. Отсчитав деньги, парень рассовал "счастливые" жетоны по карманам и принялся с воодушевлением возвращать их игровым автоматам. А Сергей пошел искать уютное местечко, чтобы уже с новым чувством ждать утра. И он нашел его в тихом кафе. Заказав пиво, устроился на жестком стульчике лицом к черному квадрату окна. Настроение у него теперь было совсем иным, чем час назад. Даже весело было от мысли о приключении, нежданно-негаданно занесшем его в знаменитый город Гамбург и осчастливившем приличным выигрышем. Да и те, кто следил за ним, теперь-то уж точно потеряют его на просторах германского фатерлянда. Так что можно будет преспокойно посмеяться над страхами Мурзина, перед отъездом прожужжавшего ему уши предупреждениями об опасностях. Даже если преследователи, в существование которых он не очень-то и верил, прищучат русского таксиста, то и тогда ничего не узнают, ибо сел Сергей не в тот поезд, на который покупал билет...
Видимо, он все-таки заснул на своем стульчике, потому что, когда открыл глаза, увидел, что окно перед ним не черное, а блекло-серое, рассветное. Напротив сидел знакомый рыжебородый парень и, не моргая, глядел на него.
- А, это ты! - потянулся Сергей. - Все проиграл?
Парень кивнул.
- Не горюй. Вся наша жизнь - игра, как сказал один знаменитый игрок.
- Как это вам удается? - спросил парень.
- Ну, это просто, - засмеялся Сергей. - Главное - не жадничать. Жадность - это порок нашего времени. И еще эгоизм. А когда ничего не хочешь, вот тогда оно и идет.
- Я вам дам пятьсот. За секрет.
- Секреты не продаются.
- Все продается.
Да, к сожалению, нынче многие так считают. Если, дескать, есть покупатели, то почему не продать? Все, что угодно. Даже Родину...
- Тысячу.
- Да нет никакого секрета.
- Есть, - с мистической уверенностью игрока заявил парень. - Я и раньше слышал о таких, как вы.
- Ну, мне пора, - сказал Сергей и встал.
Дойдя до двери, он оглянулся. Парень глядел ему вслед с таким пристальным вниманием, что становилось не по себе.
18
Клаус не был чьим-либо агентом. Он вообще не состоял ни в какой секретной службе. Не только потому, что давно уже был пенсионером. Его не устраивала ни одна господствующая идеология. Он не терпел англо-американской наглой уверенности, что мир, как орех, катится к их разинутому карману. Не понимал и германского капитал-патриотизма, живущего лишь сегодняшней сытостью. Советская интернационал-аморфная болтовня его раздражала, а копировавшая советскую ущербную идеологию политика бывшей ГДР вызывала жалость.
У него были свои представления о мире, о странах и народах, влекомых мощными течениями глобальных идеологий, сотворенных словно бы и не людьми, а каким-то внеземным разумом, равнодушным, отстраненным от всех. А может быть, и не разумом вовсе, а чем-то слепым, родственным силам природы. Иначе как понять главный закон - повторение, почти копирование. Если посмотреть в далекое прошлое, то и там, в самом низу, отыщется нечто чрезвычайно похожее на сегодняшнее.
Часто задумывался Клаус над философской сутью расхваленного одними, изруганного другими емкого немецкого слова "Drang" - напор, порыв, стремление. Но это и настоятельность, неотложность, крайняя необходимость. Мир связывает это слово только с понятием немецкой агрессии на Восток. Но ведь это свойственно любой нации - распространять свое влияние, свою культуру. Так было и так всегда будет. Живой организм не может существовать в замкнутой сфере. Прежде понималось, что такое расширение возможно лишь военным путем. Но завтра это примет форму мирного взаимопроникновения культур. Куда устремляться немецкому народу завтра?
У России тоже было время своего "Drang nach Osten". Как и "Drang nach Westen" тоже. И на юг, и на север активно устремлялись русские, потому и распространились так широко по Евразийскому материку. И у любого большого народа это было. Или есть. Вон ведь как американцы: рвутся сразу на все четыре стороны света...
Клаус сидел в прихожей, устало положив руки на стол, и думал, думал. Как он втянулся в эти игры спецслужб? Если докапываться до первопричины, то во всем виноват... заяц.
Он усмехнулся, подумав об этом: с каких пустяков порой все начинается. Поистине, невелик нужен камень, чтобы вызвать лавину.
Заяц выскочил на дорогу внезапно, заставив резко нажать на тормоз и крутнуть руль. А дело было после дождя. Машину развернуло и бросило на дерево, растущее за обочиной. Очнулся он, когда его кто-то вытаскивал из горящей машины. Еще немного - там бы ему и остаться: сам видел, как рванул бензобак.
Человек, спасший его, был русским дипломатом, работавшим в посольстве в Дании, - Федор Кондратьев. Потом он не раз приезжал в Ольденбург, и они ночами спорили, сидя за столом. Впрочем, очень многое понималось чуть ли не одинаково.
И к этому курьеру, несмотря на все привезенные им, символы доверительности, Клаус вначале отнесся с подозрением. Пока тот не заговорил в точности как Федор Кондратьев...
А ведь знал, с самого начала знал, что добром не кончится эта дружба с русским дипломатом, который, как все дипломаты, конечно же, связан с разведкой. Знал, а все же втянулся в тайные игры. Сначала со своим спасителем, потом с его друзьями из ГДР.
Впрочем, втянулся - не то слово. Никто не втягивал, сам шел навстречу. По убеждению, которое состояло в том, что он, не симпатизируя ни коммунистам Москвы, ни социал-демократам Берлина, все же считал: в плане глобальной геополитики создание ГДР - в интересах немецкой нации. Через ГДР давняя идея культурного и экономического взаимопроникновения русских и немцев приобретала формы реальные, конкретные, осязаемые.
Защемило сердце. Клаус сходил на кухню, накапал в стакан своего сердечного, выпил. Постоял, прислушиваясь к себе, и, шаркая шлепанцами по жесткому паласу, пошел в спальню, где был нитроглицерин. Там попалась ему на глаза книжка "Deutsche und Russen. Tausend Jahre gemeinsame Geschichte" - "Немцы и русские. Тысяча лет совместной истории". Сунув таблетку нитроглицерина под язык, он сел к столу, положил книжку перед собой. Но не открыл, поскольку знал содержание почти наизусть.
Действительно, тысячу лет, никак не меньше, немцы и русские ищут контакты друг с другом. Случались, конечно, и конфликты. Но контактов-то было не в пример больше. Это двадцатый век поссорил народы. А до двадцатого века совместная история немцев и русских вовсе не являлась цепью военных споров. До двадцатого века ненависти между нашими народами не было и в помине. Столкновения редки, во всяком случае, не чаще, чем с другими соседями. Но были длительные эпохи плодотворных отношений, проникнутых взаимопониманием, даже симпатией.
Что же произошло с немецко-русскими отношениями в двадцатом веке? Прав этот курьер, кому-то надо было рассорить народы, разодрать Европу по русско-немецкому рубежу. Кому? Зачем? Не затем ли, чтобы отвести глаза немцев от Востока, чтобы раздробить Россию на куски? Целостная, она оставалась пространством, готовым принять интеллект, силы и средства германской нации. Раздробленное на куски, это пространство расклюют заморские стервятники. И немцев к нему, конечно же, не подпустят...
Нет, видно, уж ему не уснуть этой ночью. Клаус встал, подошел к окну. Тускло освещенная улица казалась вымершей. Аккуратные, почти одинаковые домики напоминали памятники на забытом кладбище, а ряды стоявших вплотную друг к другу автомобилей походили на кладбищенскую ограду, выложенную из громадных валунов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40