- Однако вы здоровы спать, - сказал Пауль, выйдя из душа. - Молодой, ничего не болит.
- Физзарядкой надо заниматься, - отшутился Сергей.
- А вы занимаетесь?
- Иногда.
Оба рассмеялись.
- Вот что мне нравится в русских: умеют о серьезном говорить несерьезно.
- Чего-чего, а дурака валять мы умеем.
Снова посмеялись, и снова Сергей подумал, что повезло ему с этим случайным знакомцем: не зануда. Впрочем, если учился в Москве, значит, набрался тамошних привычек. Зануде, хоть и иностранцу, студенты не дали бы проходу.
- Так куда мы с вами направимся? - спросил Пауль.
- Вы в самом деле намерены со мной таскаться по городу?
- На целый день в вашем распоряжении, - шутливо поклонился хозяин.
- Я и сам могу...
- Нет, нет, не говорите. Когда я был в Москве, меня повсюду возили. Так что я в долгу. Да мне и самому интересно. Хоть по-русски поговорить. А то уж я забывать стал.
- Не сказал бы. Вы какой-то ненастоящий немец.
Пауль, намазывавший масло на хлеб, застыл с ножом в руке.
- Что вы имеете в виду?
- Чистый русский язык. И потом... у вас нет портрета нашего дурачка, чтоб ему пусто было. Развалить такую страну!..
Пауль не поддержал новой темы для разговора: ему, как видно, неинтересно было копаться в дерьме российских перестроек. Он достал с полки карту Штутгарта, раскинул на столе.
- Ну, куда бы вы хотели?
- Мне все равно, - сказал Сергей. Его начинала раздражать настырность хозяина.
- Тогда для начала - в нашу новую модерновую картинную галерею.
- Модернизм не для меня, я уже говорил.
- Ну что вы! Это же поиски новых форм в искусстве.
- Извините, не могу согласиться. Модернизм - не поиски, а отсутствие таковых. Очередная сказка про голого короля.
- Да вы хоть на здание посмотрите. Шедевр архитектуры.
- На здание поглядеть можно. Чего же не поглядеть на здание.
Собираясь, они лениво переговаривались, но как-то получалось, что разговор все время возвращался к искусству. Так было и когда шли по улице, и когда ехали в трамвае. Вышли на той же самой площади и сразу оказались возле модерновой уличной скульптуры, которую Сергей вчера не заметил. Это была огромная, в три этажа, металлическая конструкция на растопыренной треноге с приваренными разноцветными пластинами наверху - что-то вроде громадного флюгера. Нелепое это сооружение было вроде как центром притяжения. Здесь толпились люди, разглядывали уличных певцов, музыкантов, художников и всяких прочих затейников, возле которых стояли баночки для монет с надписью: "Danke" - "Спасибо".
- Свобода, - сказал Пауль. - Каждый делает, что хочет.
- Каждый зарабатывает как может, - ехидно поправил Сергей. - На московских улицах свободных нищих тоже немало. Но до такого счастливого будущего, признаться, нам еще далеко.
На здание новой модерновой картинной галереи, возле которой они вскоре оказались, действительно стоило поглядеть. Хотя бы потому, что она меньше всего напоминало храм искусства. Это был скорее заводской цех, приспособленный для каких-то таинственных технологических потребностей: ни входов не видать, ни выходов, нагромождение стен, плоских и полукруглых, одна из них - зеркально-черное стекло, вдоль пологих лестниц и пандусов толстенные красные трубы.
"Вот отсюда я и смоюсь, - подумал Сергей, вслед за Паулем поднимаясь куда-то по пологой лестнице. - Только спрятаться за экскурсантов..."
Но скоро он понял, что спрятаться в толпе не удастся, поскольку в роскошных залах почти никого не было. Пришлось быстренько переходить из одного пустого зала в другой, разглядывать что-то изображающие грязные кляксы на стенах, свалки старых досок, разодранную на куски сантехнику, стоявшие тут и там полурасчлененные человеческие фигуры. Сергей чувствовал, как растет в нем глухое озлобление. Хотелось одним емким русским словом обозвать все это и уйти. Мысли метались вокруг одного и того же философского постулата о том, что живое, тем более человеческое естество может быть познано лишь в его целостности. Сколь мелко ни дроби, как пристально ни рассматривай отдельные части, феномена человека не познать. Что хорошо для науки, совсем не годится для искусства. Там, где начинается культ частностей, в форме ли, в содержании ли, - искусство умирает. Оно лишь в целостности...
В одном из залов, где были выставлены какие-то чудовищные куклы, Сергей увидел наконец небольшую толпу. Красивая молодая немочка в национальном костюме - в белой кофточке, узком темном корсаже со шнуровкой, в короткой юбке и легком поверх нее фартуке - восторженно рассказывала онемевшим от почтения экскурсантам:
- Это великолепный образец архитектуры постмодернизма. Архитектор Джеймс Стирлинг решил сложную задачу - свел в единое целое архитектурные формы-цитаты. Центр тяжести собрания современного искусства образуют дадаисты, сюрреалисты, экспрессионисты. Здесь же имеется деревянная пластика Пикассо. В конце анфилады установлено огромное стеклянное "иглу" шедевр нового направления "искусства в мыслях". Глядя на него испытываешь ощущение удаленности от времени и пространства. Но летящая архитектура здания не позволяет впасть в торжественность...
- Я пошел, - грубо сказал Сергей по-русски. - Боюсь впасть в идиотизм.
Открытая площадка, куда он выскочил, предназначалась, должно быть для того, чтобы люди, озверевшие от созерцания музейного маразма, смогли прийти в себя. После выворачивающего мозги модернизма чистое голубое небо в обрамлении краснокирпичных стен смотрелось великолепно, успокаивало.
Он начал спускаться по пологому пандусу, но тут его догнал Пауль.
- Вы - дикарь! - возмущенно заявил он. - Современное искусство признано во всем мире...
- Ну и на здоровье. Если кто-то нуждается в слабительном, это не значит, что оно нужно и мне тоже. Я уже говорил вам, что не умею сострадать чужой изжоге.
Думал, что такой грубости Пауль не стерпит и уйдет. Но он все тащился следом. День был ясный, улицы пестрели красочными витринами, публика шла навстречу спокойная, улыбчивая, стопроцентно трезвая, и скоро злобное раздражение Сергея поулеглось.
"Ну, я тебя затаскаю по городу", - подумал он о Пауле. И нырнул в первый же "Buchhandlung" - книжный магазин.
Полчаса Сергей перебирал книги, а Пауль все стоял в стороне, ревниво наблюдал за ним. Затем был магазин, торгующий велосипедами, - море спиц, колес, рам, самой разнообразной формы и расцветки, гоночные, спортивные, семейные и еще какие-то машины, которые в общем-то, Сергея не больно интересовали. Но оторваться от Пауля и здесь не удалось.
В следующем громадном магазине - супермаркете на Кёнигштрассе - он окончательно решил сбежать. А что оставалось? Не ехать же к Фогелю вместе с Паулем. Супермаркет с его столпотворением в лабиринтах прилавков, заваленных товарами, представлялся самым подходящим местом, где можно затеряться в толпе. Они долго ходили по первому этажу, по второму и третьему. А на четвертом оказалось большое кафе. Здесь было все, что потребно уставшему покупателю: диванчики для отдыха, бары, туалеты. И была столовая самообслуживания с небольшой очередью. Они встали в эту очередь, водрузили на подносы по бокалу пива и по громадной тарелке со здоровенным куском прожаренного мяса и доброй полудюжиной различных гарниров. Уселись за столик, прочитали назидание на стенке: "Gut gekaut ist halb verbaut" "Хорошо пережеванное - наполовину переваренное" и, посматривая друг на друга, принялись за еду.
Пауль ел неторопливо, отпивал пиво, аккуратно промокал салфеткой полные губы. Сергей осторожно осматривался, соображая, что и как предпринять, чтобы исчезнуть. И придумал.
Наевшись и отдышавшись, они, переходя с одного эскалатора на другой, неторопливо спустились вниз, вышли на людную Кёнигштрассе. И тут Сергей остановился, оглянулся на широко раскрытые двери супермаркета.
- Что? - заинтересовался Пауль. - Кого-то увидели?
- Забыл зайти.
- Куда?
Сергей наклонился к нему, сказал по-русски:
- В кабинет, сортиром именуемый. Давно терплю.
- Зайдете в другом месте.
- Боюсь осрамиться. Вы погодите, я сейчас.
Он кинулся обратно к эскалатору. Наверху оглянулся: Пауль бежал следом, расталкивая людей. Удрать не удавалось.
Сначала Сергей хотел запереться в кабинке туалета и не выходить, пока Паулю не надоест ждать. Войдя в мужской туалет, он вдруг увидел приоткрытую дверь в соседний туалет, женский. Не раздумывая, шагнул в эту дверь, закрыл ее за собой. Женщины не закричали. На их лицах он увидел удивление, даже восхищение, но не испуг.
Выход из женского туалета был с другой стороны, за легкой загородкой. Сергей не рискнул спускаться эскалатором, а прошел к служебному лифту, который присмотрел во время еды. Через минуту он оказался в тесном колодце внутреннего двора и вслед за выезжающим торговым фургончиком вышел на улицу. А затем нырнул в знакомый тоннель подземного трамвая.
22
В школе Сергея дразнили "везунчиком". С легкой руки учительницы математики, которую он терпеть не мог. Математика, точнее математичка, платила ему тем же. Как-то она, не помнится уж за что, поставила его столбом перед классом, как сказала, до конца урока. И в тот же момент прозвенел звонок. Тогда-то она и проворчала: "Везунчик ты, Новиков". Все забылось, осталась кличка, из-за которой ему не раз приходилось драться до крови из носа. Потом привык, порой даже хвастался: "Мне что, я - везунчик". А позднее, когда совсем поумнел, понял, что кличка сослужила ему добрую службу, породила уверенность, даже самоуверенность. А не эта ли черта характера действительно помогает в жизни, делая человека удачливым?
И сейчас Сергей нисколько не удивился, когда увидел на остановке трамвай с цифрой 5, тот самый, что шел в Дегерлох.
"Если все удастся, поставлю свечку", - загадал Сергей, настороженно оглядываясь из окна трамвая. Подумал вдруг, что не знает, ставят ли в немецких кирхах свечки, и с суеверной торопливостью пообещал пожертвовать в храм некую сумму. Какую именно, на всякий случай уточнять не стал. Больших денег у него не было, а обещать Богу свои несколько марок не посмел.
Скоро подземный трамвай выскочил на поверхность и поехал, полого обегая склон. Пестрый ковер красных черепичных крыш раскатывался все дальше. Улицы втягивались в распадки меж зеленых гор и там, вдали, раскатывались другие ковры других городских районов.
Только теперь Сергей понял восторженность Клауса, расписывавшего красоты Штутгарта, этой древней столицы Швабии.
И напутствия Клауса тоже оказались точными. Сергей сошел, как было сказано, возле кирхи, обогнул ее слева и оказался на Моцартштрассе. Нужный дом был совсем рядом - узкий, на три окна и три этажа, плотно сжатый с обеих сторон точно такими же домами, напоминающими солдат в строю.
Взойдя на невысокое крыльцо, Сергей нажал кнопку переговорного устройства, почти сразу услышал тихое покашливание и сказал, что он от Клауса к Хорсту Фогелю.
- Фогеля нет дома, - почему-то сердито ответили ему.
Сергей спустился с крыльца и перешел улицу. Здесь была аптека. Стеклянные двери тотчас раздвинулись, как только он подошел к ним. Пришлось зайти в аптеку. Хозяин ее - маленький розовощекий господин в ослепительно белом халате - в один момент навязал ему упаковку аспирина, зубную щетку, круглую металлическую коробку леденцов от кашля и спросил:
- Вы ищете господина Фогеля?
Сперва Сергей испугался: откуда знает? Но тут же понял: аптекарь видел в окно, как он подходил к дому.
- Увы, его нет.
- Да вон же он.
И Сергей увидел невысокого человечка в короткополой шляпе, спускавшегося с крыльца.
Фогель явно торопился, быстро шел по улице, не поднимая головы, не оглядываясь. Возле кирхи он остановился, помедлил и толкнул тяжелую дверь.
Не раздумывая, Сергей последовал за ним и сразу увидел лысую голову Фогеля, сидевшего на ближайшей к двери пустой скамье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40