Она протянула руку, чтобы расстегнуть на женщине лифчик, и отступила, когда Флоренс сняла его. Грудь под лифчиком была так же исцарапана.
Барретт отвинтил пробку на пузырьке.
— Будет больно, — предупредил он. — Не хотите принять кодеин?
Флоренс слабо покачала головой. Барретт обмакнул тампон и начал протирать раны у нее на лбу. Флоренс стиснула зубы и зажмурилась, из-под век показались слезы. Не в силах смотреть, Эдит отвернулась и взглянула на Фишера. Он уставился в стену.
Прошло несколько минут, и Флоренс только шипела и иногда шепотом извинялась. Когда Барретт закончил, она натянула на грудь одеяло.
— Спасибо, — поблагодарила она Барретта, и Эдит обернулась. — На меня напала кошка. В нее вселился Дэниэл Беласко.
Эдит взглянула на мужа. На его лице не читалось ничего.
Флоренс попыталась улыбнуться.
— Знаю, вы думаете...
— Не так уж важно, что я думаю, мисс Таннер, — не дал ей договорить Барретт. — Важно то, что вы искалечены.
— Я поправлюсь.
— Не знаю, не знаю. Я подумал, что, быть может, разумнее было бы уехать вам, а не мистеру Фишеру.
Эдит заметила, что Фишер поворачивается к ним.
— Нет, доктор. — Флоренс покачала головой. — Не думаю, что это было бы разумно.
Барретт несколько мгновений смотрел на медиума, потом проговорил:
— Нужно сообщить мистеру Дойчу. Флоренс в замешательстве посмотрела на него.
— Я хочу сказать... — Барретт поколебался. — Вы и так внесли в проект большую лепту, чем предполагалось.
— И вы проследите, чтобы со мной расплатились, так?
— Я лишь стараюсь помочь вам, мисс Таннер. Флоренс хотела что-то ответить, но сдержалась. Она отвела глаза, а потом снова посмотрела на Барретта.
— Хорошо. С этим я согласна. Но никуда не уеду.
Барретт кивнул.
— Прекрасно. Конечно, решать вам. — Он помолчал и добавил: — Но я несу ответственность за вас и потому настоятельно прошу — нет, требую, — чтобы вы покинули этот дом, пока еще в состоянии сделать это. — Он снова помолчал. — Более того, если увижу, что ваша жизнь в опасности, я могу принять меры к тому, чтобы вы уехали.
Флоренс пришла в смятение.
— Я не собираюсь стоять в стороне, зная, что вы станете еще одной жертвой Адского дома, и потворствовать этому, — сказал Барретт и захлопнул свою сумку. — Дорогая, — позвал он и, с трудом поднявшись, направился к двери.
* * *
10 ч. 43 мин.
Эдит повернулась на правый бок и посмотрела на соседнюю кровать. Лайонел спал. Не надо было давать ему распаковывать контейнер. Нужно было попросить Фишера.
Она задумалась о том, что сказал Лайонел перед сном: якобы Флоренс Таннер все больше беспокоится, как бы доказать свою правоту, и ради этого жертвует своим физическим здоровьем.
«В основе феномена медиумов, — сказал он тогда, — лежит умственный распад, приводящий к изменению личности. Не знаю, существовал Дэниэл Беласко в действительности или нет, но индивидуальность мисс Таннер требует контакта с чем-то большим, чем просто с собственной раздвоившейся личностью».
Эдит тяжело вздохнула и повернулась на спину. Если бы и ей понять все это, как понимает Лайонел! А так у нее из головы не выходят ужасные следы зубов вокруг сосков Флоренс Таннер, царапины и укусы, нанесенные, по ее словам, кошкой. Как она могла сама все это сделать, даже бессознательно?
Эдит свесила ноги с постели и села. Несколько минут она смотрела на свои тапки, прежде чем надеть их, потом встала и, подойдя к письменному столу, взглянула на рукопись. Провела пальцем по титульному листу. Нежели выпивать действительно так вредно? Смешно испытывать такой почти бессознательный страх перед алкоголем. Лишь оттого, что пьянство отца испоганило ей детство, нет причины ненавидеть само спиртное. Ей пришла в голову мысль немного выпить, чтобы успокоиться.
Она подошла к шкафу и открыла дверцу. Взяв графин и одну из серебряных стопок, Эдит отнесла их на стол. Потом вытащила из кошелька тряпочку и протерла стопку, прежде чем налить себе бренди. «А что, если оно отравлено?» — вдруг подумала она. Было бы страшно вот так покончить со всем.
Она опустила в бренди палец и попробовала на язык. Как понять, отравлено оно или нет? Язык обожгло, и Эдит нервно глотнула. Горло нежно обволокло теплом. Она взяла серебряную стопку и поднесла к носу. Аромат был приятный. Как оно может быть отравлено? Конечно, кто-нибудь уже пробовал его.
Она сделала маленький глоточек и зажмурилась, когда бренди прошло через горло. Рот и горло согрелись. Эдит замычала от удовольствия, когда алкоголь достиг желудка и оттуда стало распространяться тепло. «Именно то, что нужно, — подумала она, сделав еще глоток. — Если выпить чуть-чуть бренди, это не приведет к пьянству». Потом подошла к креслу-качалке и, поколебавшись, села. Откинувшись назад, Эдит закрыла глаза и стала маленькими глоточками осторожно потягивать ароматный напиток.
Когда стопка опустела, она открыла глаза и посмотрела на стол. «Нет, — сказала себе Эдит. — Хватит одной». Теперь она успокоилась, а только это и было ей нужно. Она поднесла стопку к глазам, рассматривая сложный узор. Может быть, взять ее домой как сувенир, когда неделя закончится? Эдит улыбнулась. Вот, теперь лучше. Она уже строит планы на будущее.
Эдит задумалась о Фишере. Действительно, нужно извиниться перед ним за то, что она так грубо избегала его утром. Нужно его поблагодарить — ведь он спас ей жизнь. Эдит поежилась, представив застоявшуюся воду в пруду, и, чуть покачиваясь, пересекла комнату. Она открыла дверь и, выйдя в коридор, как можно тише закрыла ее за собой.
Осознав, что впервые оказалась одна с тех пор, как они вошли в этот дом, Эдит ощутила волну страха. Но потом посмеялась над собственной трусостью. Глупости. Лайонел же рядом, в комнате. А Флоренс, наверное, в своей, а Фишер в своей. Она двинулась по коридору к его двери.
Не стоит этого делать? «Нет, — подумала она, — я же должна перед ним извиниться и поблагодарить его».
Постучав в дверь, Эдит подождала. Изнутри не донеслось ни звука. Она постучала вновь, но ответа не последовало. Эдит повернула ручку и, толкнув дверь, подумала: «Что я делаю?» — но не могла остановиться. Дверь открылась, и она заглянула внутрь.
Комната была значительно меньше, чем у них с Лайонелом, здесь стояла лишь одна массивная кровать с высоким прямоугольным балдахином. Справа находился столик с телефоном и пепельницей. Эдит увидела, что пепельница полна смятых окурков. «Он слишком много курит», — подумалось ей.
Она осторожно подошла к креслу у столика. Там стояла большая сумка Фишера с расстегнутой молнией. Эдит заглянула внутрь и увидела несколько футболок и начатый блок сигарет. Сглотнув, она протянула руку к сумке.
И вдруг, вскрикнув, обернулась.
В дверях стоял Фишер и смотрел на нее.
Бесконечно, ужасно долго, как ей показалось, они смотрели друг на друга. Сердце Эдит неистово колотилось, лицо горело.
— В чем дело, миссис Барретт?
Она попыталась взять себя в руки. Что он должен подумать, обнаружив ее таким образом?
— Я пришла поблагодарить вас, — выдавила она.
— Поблагодарить меня?
— За то, что спасли мне жизнь вчера ночью.
Когда Фишер сделал шаг к ней, Эдит машинально попятилась.
— Вам не следует отходить от вашего мужа.
Она не знала, что сказать.
— С вами все в порядке?
— Конечно.
Фишер присмотрелся к ней.
— Думаю, вам лучше пойти к себе. — Он отодвинулся, когда она направилась по ковру к двери. — Попытайтесь привязать себя за руку к кровати.
Эдит кивнула, а он проводил ее в коридор и довел до комнаты. Она обернулась.
— Спасибо вам.
— Больше не отходите от своего мужа, — сказал Фишер. — Никогда не... — Он прервался и вдруг наклонился к ней, словно собираясь поцеловать, и Эдит отшатнулась. — Вы выпили? — спросил Фишер.
Она напряглась.
— А что?
— А то, что пить здесь небезопасно. Небезопасно терять контроль над собой.
— Я не теряю контроль, — холодно ответила Эдит, повернулась и зашла в комнату.
* * *
11 ч. 16 мин.
Флоренс вздрогнула от стука в дверь.
— Войдите.
Вошел Фишер.
— Бен! — Она попыталась встать.
— Не вставайте, не вставайте. — Он двинулся к постели. — Я хотел поговорить с вами.
— Конечно. — Она подвинулась. — Садитесь рядом.
Фишер примостился на краю постели.
— Мне очень жаль, что с вами такое случилось.
— Это пройдет.
Он кивнул, не уверенный в этом, и молча смотрел на нее, пока Флоренс не улыбнулась.
— Что? — спросила она.
Фишер набрался духу, предчувствуя ее реакцию, и проговорил:
— Я согласен с доктором Барреттом. Думаю, вам лучше уехать.
— Бен!
— Вас разорвет на куски, Флоренс.
— Уж не думаете ли вы, что я делаю все это сама?
— Нет, не думаю. Но и не знаю, кто это делает. Вы говорите, это Дэниэл Беласко. А что, если вы ошибаетесь? Что, если вас дурачат?
— Дурачат?
— В сороковом году здесь тоже была женщина-медиум, Грейс Лотер. Она была убеждена, что в дом вселились две сестры. И построила весьма убедительную теорию. Беда лишь в том, что она заблуждалась. На третий день пребывания здесь она перерезала себе горло.
— Но Дэниэл Беласко существует. Мы нашли его тело и кольцо с инициалами.
— Мы также упокоили его душу. Тогда почему же она не упокоилась?
Флоренс пожала плечами.
— Не знаю, — в нерешительности проговорила она. — Просто не знаю.
— Извините. — Он похлопал ее по руке. — Я не пытаюсь придираться к вам. Просто беспокоюсь, вот и все.
— Спасибо, Бен. — Чуть погодя, она улыбнулась ему и проговорила: — Бенджамин Франклин Фишер — кто дал вам такое имя?
— Мой отец. Он был без ума от Бенджамина Франклина.
— Расскажите мне о нем.
— Тут нечего рассказывать. Он бросил мою мать, когда мне было два года. И я не упрекаю его. Она, наверное, просто его довела.
Улыбка Флоренс погасла.
— Она была фанатичка, — сказал Фишер. — Когда в девять лет я стал проявлять способности медиума, она посвятила этому все свое существование. — Он грустно улыбнулся. — И мое тоже.
— Вы жалеете об этом?
— Жалею.
— Правда, Бен?
Флоренс озабоченно посмотрела на него, и Фишер внезапно улыбнулся.
— Вы говорили, что, когда все это уляжется, расскажете мне про Голливуд. — Улыбка у него вышла кривой. — Не то чтобы все уже улеглось...
— Это долгая история, Бен.
— У нас есть время.
Она молча посмотрела на него и в конце концов сказала:
— Хорошо. Я вкратце расскажу.
Фишер ждал, глядя на нее.
— Вы могли читать об этом, — начала Флоренс. — Колонки со сплетнями в то время много места посвящали этому. «Конфиденшл» даже напечатала статью о собрании спиритов, устроенном у меня дома. Конечно, они это назвали по-другому.
Но это было не что-то иное, Бен, а именно так, как я сказала. Что касается историй о том, что я никогда не выйду замуж, так как хочу оставаться «полевым игроком», как они это называли, — это тоже неправда Я не вышла замуж потому, что не встретила человека, за которого хотела бы выйти.
— А как вы стали актрисой?
— Я любила играть. В детстве я устраивала маленькие спектакли для родителей и родственников. Позже ходила в школьный драмкружок, в местную театральную труппу, специализировалась на драматическом искусстве в колледже. И делала заметные успехи — иногда это бывает. Бог дал мне внешность, к тому же везло. — Она с некоторой грустью улыбнулась. — Но я не многого добилась на этом поприще. Недостаточно отдавалась этому. Но в моей жизни не было и ничего сомнительного. Ни темного прошлого, ни зарубцевавшихся ран детства. У меня было чудесное детство. Родители меня любили, а я любила их. Они были спиритами, и я стала спиритом.
— Вы были единственным ребенком?
— У меня был брат, Дэвид. Он умер в семнадцать лет — от спинномозгового менингита. — Она задумалась, вспоминая. — Это было единственное настоящее горе в моей жизни.
Флоренс снова улыбнулась.
— Говорят, «закат» моей карьеры и заставил меня бежать из Голливуда и обратиться к религии для утешения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Барретт отвинтил пробку на пузырьке.
— Будет больно, — предупредил он. — Не хотите принять кодеин?
Флоренс слабо покачала головой. Барретт обмакнул тампон и начал протирать раны у нее на лбу. Флоренс стиснула зубы и зажмурилась, из-под век показались слезы. Не в силах смотреть, Эдит отвернулась и взглянула на Фишера. Он уставился в стену.
Прошло несколько минут, и Флоренс только шипела и иногда шепотом извинялась. Когда Барретт закончил, она натянула на грудь одеяло.
— Спасибо, — поблагодарила она Барретта, и Эдит обернулась. — На меня напала кошка. В нее вселился Дэниэл Беласко.
Эдит взглянула на мужа. На его лице не читалось ничего.
Флоренс попыталась улыбнуться.
— Знаю, вы думаете...
— Не так уж важно, что я думаю, мисс Таннер, — не дал ей договорить Барретт. — Важно то, что вы искалечены.
— Я поправлюсь.
— Не знаю, не знаю. Я подумал, что, быть может, разумнее было бы уехать вам, а не мистеру Фишеру.
Эдит заметила, что Фишер поворачивается к ним.
— Нет, доктор. — Флоренс покачала головой. — Не думаю, что это было бы разумно.
Барретт несколько мгновений смотрел на медиума, потом проговорил:
— Нужно сообщить мистеру Дойчу. Флоренс в замешательстве посмотрела на него.
— Я хочу сказать... — Барретт поколебался. — Вы и так внесли в проект большую лепту, чем предполагалось.
— И вы проследите, чтобы со мной расплатились, так?
— Я лишь стараюсь помочь вам, мисс Таннер. Флоренс хотела что-то ответить, но сдержалась. Она отвела глаза, а потом снова посмотрела на Барретта.
— Хорошо. С этим я согласна. Но никуда не уеду.
Барретт кивнул.
— Прекрасно. Конечно, решать вам. — Он помолчал и добавил: — Но я несу ответственность за вас и потому настоятельно прошу — нет, требую, — чтобы вы покинули этот дом, пока еще в состоянии сделать это. — Он снова помолчал. — Более того, если увижу, что ваша жизнь в опасности, я могу принять меры к тому, чтобы вы уехали.
Флоренс пришла в смятение.
— Я не собираюсь стоять в стороне, зная, что вы станете еще одной жертвой Адского дома, и потворствовать этому, — сказал Барретт и захлопнул свою сумку. — Дорогая, — позвал он и, с трудом поднявшись, направился к двери.
* * *
10 ч. 43 мин.
Эдит повернулась на правый бок и посмотрела на соседнюю кровать. Лайонел спал. Не надо было давать ему распаковывать контейнер. Нужно было попросить Фишера.
Она задумалась о том, что сказал Лайонел перед сном: якобы Флоренс Таннер все больше беспокоится, как бы доказать свою правоту, и ради этого жертвует своим физическим здоровьем.
«В основе феномена медиумов, — сказал он тогда, — лежит умственный распад, приводящий к изменению личности. Не знаю, существовал Дэниэл Беласко в действительности или нет, но индивидуальность мисс Таннер требует контакта с чем-то большим, чем просто с собственной раздвоившейся личностью».
Эдит тяжело вздохнула и повернулась на спину. Если бы и ей понять все это, как понимает Лайонел! А так у нее из головы не выходят ужасные следы зубов вокруг сосков Флоренс Таннер, царапины и укусы, нанесенные, по ее словам, кошкой. Как она могла сама все это сделать, даже бессознательно?
Эдит свесила ноги с постели и села. Несколько минут она смотрела на свои тапки, прежде чем надеть их, потом встала и, подойдя к письменному столу, взглянула на рукопись. Провела пальцем по титульному листу. Нежели выпивать действительно так вредно? Смешно испытывать такой почти бессознательный страх перед алкоголем. Лишь оттого, что пьянство отца испоганило ей детство, нет причины ненавидеть само спиртное. Ей пришла в голову мысль немного выпить, чтобы успокоиться.
Она подошла к шкафу и открыла дверцу. Взяв графин и одну из серебряных стопок, Эдит отнесла их на стол. Потом вытащила из кошелька тряпочку и протерла стопку, прежде чем налить себе бренди. «А что, если оно отравлено?» — вдруг подумала она. Было бы страшно вот так покончить со всем.
Она опустила в бренди палец и попробовала на язык. Как понять, отравлено оно или нет? Язык обожгло, и Эдит нервно глотнула. Горло нежно обволокло теплом. Она взяла серебряную стопку и поднесла к носу. Аромат был приятный. Как оно может быть отравлено? Конечно, кто-нибудь уже пробовал его.
Она сделала маленький глоточек и зажмурилась, когда бренди прошло через горло. Рот и горло согрелись. Эдит замычала от удовольствия, когда алкоголь достиг желудка и оттуда стало распространяться тепло. «Именно то, что нужно, — подумала она, сделав еще глоток. — Если выпить чуть-чуть бренди, это не приведет к пьянству». Потом подошла к креслу-качалке и, поколебавшись, села. Откинувшись назад, Эдит закрыла глаза и стала маленькими глоточками осторожно потягивать ароматный напиток.
Когда стопка опустела, она открыла глаза и посмотрела на стол. «Нет, — сказала себе Эдит. — Хватит одной». Теперь она успокоилась, а только это и было ей нужно. Она поднесла стопку к глазам, рассматривая сложный узор. Может быть, взять ее домой как сувенир, когда неделя закончится? Эдит улыбнулась. Вот, теперь лучше. Она уже строит планы на будущее.
Эдит задумалась о Фишере. Действительно, нужно извиниться перед ним за то, что она так грубо избегала его утром. Нужно его поблагодарить — ведь он спас ей жизнь. Эдит поежилась, представив застоявшуюся воду в пруду, и, чуть покачиваясь, пересекла комнату. Она открыла дверь и, выйдя в коридор, как можно тише закрыла ее за собой.
Осознав, что впервые оказалась одна с тех пор, как они вошли в этот дом, Эдит ощутила волну страха. Но потом посмеялась над собственной трусостью. Глупости. Лайонел же рядом, в комнате. А Флоренс, наверное, в своей, а Фишер в своей. Она двинулась по коридору к его двери.
Не стоит этого делать? «Нет, — подумала она, — я же должна перед ним извиниться и поблагодарить его».
Постучав в дверь, Эдит подождала. Изнутри не донеслось ни звука. Она постучала вновь, но ответа не последовало. Эдит повернула ручку и, толкнув дверь, подумала: «Что я делаю?» — но не могла остановиться. Дверь открылась, и она заглянула внутрь.
Комната была значительно меньше, чем у них с Лайонелом, здесь стояла лишь одна массивная кровать с высоким прямоугольным балдахином. Справа находился столик с телефоном и пепельницей. Эдит увидела, что пепельница полна смятых окурков. «Он слишком много курит», — подумалось ей.
Она осторожно подошла к креслу у столика. Там стояла большая сумка Фишера с расстегнутой молнией. Эдит заглянула внутрь и увидела несколько футболок и начатый блок сигарет. Сглотнув, она протянула руку к сумке.
И вдруг, вскрикнув, обернулась.
В дверях стоял Фишер и смотрел на нее.
Бесконечно, ужасно долго, как ей показалось, они смотрели друг на друга. Сердце Эдит неистово колотилось, лицо горело.
— В чем дело, миссис Барретт?
Она попыталась взять себя в руки. Что он должен подумать, обнаружив ее таким образом?
— Я пришла поблагодарить вас, — выдавила она.
— Поблагодарить меня?
— За то, что спасли мне жизнь вчера ночью.
Когда Фишер сделал шаг к ней, Эдит машинально попятилась.
— Вам не следует отходить от вашего мужа.
Она не знала, что сказать.
— С вами все в порядке?
— Конечно.
Фишер присмотрелся к ней.
— Думаю, вам лучше пойти к себе. — Он отодвинулся, когда она направилась по ковру к двери. — Попытайтесь привязать себя за руку к кровати.
Эдит кивнула, а он проводил ее в коридор и довел до комнаты. Она обернулась.
— Спасибо вам.
— Больше не отходите от своего мужа, — сказал Фишер. — Никогда не... — Он прервался и вдруг наклонился к ней, словно собираясь поцеловать, и Эдит отшатнулась. — Вы выпили? — спросил Фишер.
Она напряглась.
— А что?
— А то, что пить здесь небезопасно. Небезопасно терять контроль над собой.
— Я не теряю контроль, — холодно ответила Эдит, повернулась и зашла в комнату.
* * *
11 ч. 16 мин.
Флоренс вздрогнула от стука в дверь.
— Войдите.
Вошел Фишер.
— Бен! — Она попыталась встать.
— Не вставайте, не вставайте. — Он двинулся к постели. — Я хотел поговорить с вами.
— Конечно. — Она подвинулась. — Садитесь рядом.
Фишер примостился на краю постели.
— Мне очень жаль, что с вами такое случилось.
— Это пройдет.
Он кивнул, не уверенный в этом, и молча смотрел на нее, пока Флоренс не улыбнулась.
— Что? — спросила она.
Фишер набрался духу, предчувствуя ее реакцию, и проговорил:
— Я согласен с доктором Барреттом. Думаю, вам лучше уехать.
— Бен!
— Вас разорвет на куски, Флоренс.
— Уж не думаете ли вы, что я делаю все это сама?
— Нет, не думаю. Но и не знаю, кто это делает. Вы говорите, это Дэниэл Беласко. А что, если вы ошибаетесь? Что, если вас дурачат?
— Дурачат?
— В сороковом году здесь тоже была женщина-медиум, Грейс Лотер. Она была убеждена, что в дом вселились две сестры. И построила весьма убедительную теорию. Беда лишь в том, что она заблуждалась. На третий день пребывания здесь она перерезала себе горло.
— Но Дэниэл Беласко существует. Мы нашли его тело и кольцо с инициалами.
— Мы также упокоили его душу. Тогда почему же она не упокоилась?
Флоренс пожала плечами.
— Не знаю, — в нерешительности проговорила она. — Просто не знаю.
— Извините. — Он похлопал ее по руке. — Я не пытаюсь придираться к вам. Просто беспокоюсь, вот и все.
— Спасибо, Бен. — Чуть погодя, она улыбнулась ему и проговорила: — Бенджамин Франклин Фишер — кто дал вам такое имя?
— Мой отец. Он был без ума от Бенджамина Франклина.
— Расскажите мне о нем.
— Тут нечего рассказывать. Он бросил мою мать, когда мне было два года. И я не упрекаю его. Она, наверное, просто его довела.
Улыбка Флоренс погасла.
— Она была фанатичка, — сказал Фишер. — Когда в девять лет я стал проявлять способности медиума, она посвятила этому все свое существование. — Он грустно улыбнулся. — И мое тоже.
— Вы жалеете об этом?
— Жалею.
— Правда, Бен?
Флоренс озабоченно посмотрела на него, и Фишер внезапно улыбнулся.
— Вы говорили, что, когда все это уляжется, расскажете мне про Голливуд. — Улыбка у него вышла кривой. — Не то чтобы все уже улеглось...
— Это долгая история, Бен.
— У нас есть время.
Она молча посмотрела на него и в конце концов сказала:
— Хорошо. Я вкратце расскажу.
Фишер ждал, глядя на нее.
— Вы могли читать об этом, — начала Флоренс. — Колонки со сплетнями в то время много места посвящали этому. «Конфиденшл» даже напечатала статью о собрании спиритов, устроенном у меня дома. Конечно, они это назвали по-другому.
Но это было не что-то иное, Бен, а именно так, как я сказала. Что касается историй о том, что я никогда не выйду замуж, так как хочу оставаться «полевым игроком», как они это называли, — это тоже неправда Я не вышла замуж потому, что не встретила человека, за которого хотела бы выйти.
— А как вы стали актрисой?
— Я любила играть. В детстве я устраивала маленькие спектакли для родителей и родственников. Позже ходила в школьный драмкружок, в местную театральную труппу, специализировалась на драматическом искусстве в колледже. И делала заметные успехи — иногда это бывает. Бог дал мне внешность, к тому же везло. — Она с некоторой грустью улыбнулась. — Но я не многого добилась на этом поприще. Недостаточно отдавалась этому. Но в моей жизни не было и ничего сомнительного. Ни темного прошлого, ни зарубцевавшихся ран детства. У меня было чудесное детство. Родители меня любили, а я любила их. Они были спиритами, и я стала спиритом.
— Вы были единственным ребенком?
— У меня был брат, Дэвид. Он умер в семнадцать лет — от спинномозгового менингита. — Она задумалась, вспоминая. — Это было единственное настоящее горе в моей жизни.
Флоренс снова улыбнулась.
— Говорят, «закат» моей карьеры и заставил меня бежать из Голливуда и обратиться к религии для утешения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39