Эта картина положительно прелестна — я готов поцеловать ее!
Они были в кабинете Ромейна, когда эта вспышка энтузиазма вырвалась у Винтерфильда. Случайно взгляд гостя упал на письменный стол. Несколько исписанных страниц, испещренных поправками, привлекли его внимание.
— Это история, которую вы пишете? — спросил он. — Вы не из тех авторов, которые в уме производят все поправки — вы просматриваете и исправляете свое сочинение с пером в руках.
Ромейн с удивлением взглянул на него.
— Следовательно, мистер Винтерфильд, и вы иногда брались за перо, не только для того, чтобы писать письма.
— Нет, я не заслуживаю вашего комплимента. Когда вы навестите меня в Девоншире, я покажу вам несколько рукописей и корректурных листов наших великих писателей, собранных покойным отцом. Мои сведения о силе умственной работы почерпнуты из рассматривания этих литературных сокровищ.
Каково бы было удивление публики, если б она узнала, что каждый писатель, достойный своего имени, бывает самым строгим критиком собственной книги, прежде чем она попадет в руки профессиональных критиков! Человек, с увлечением писавший накануне, сегодня вершит беспощадный суд над своим собственным произведением. Как увлекательна должна быть наука, требующая такой двойной работы!
Ромейн вспомнил — без горечи — о жене. Однажды Стелла спросила его, сколько времени он обыкновенно пишет страницу. Ответ удивил ее и заставил пожалеть о нем.
— Зачем ты столько трудишься? — спросила она нежно, — ведь читателям было бы все равно, мой милый, если бы ты употреблял на это только половину времени.
Чтобы переменить разговор, Ромейн повел своего гостя в другую комнату.
— Там есть картина, относящаяся к новейшей школе живописи. Вы говорили о труде в науке, вот проявление его в искусстве.
— Да, — сказал Винтерфильд, — но здесь трудом руководила критическая способность и чувство меры. Я стараюсь восхищаться и начинаю жалеть бедного артиста. Взгляните на это дерево без листьев посередине. Даже маленький сучок на каждой веточке старательно нарисован, а в результате получается расписанная фотография. Глядя на ландшафт, вы не видите в нем соединения отдельных частей, на дереве вы не будете рассматривать каждую веточку — в природе все одновременно производит на вас общее впечатление, того же самого вы требуете и от картины. Эта картина — торжество терпения и труда, она исполнена, как вышивание, все по маленьким отдельным частям, к каждой части приложено одинаковое механическое старание. Сознаю, что это с моей стороны неблагодарность к художнику, но я с чувством облегчения смотрю после этой картины на вашу рощицу.
Говоря это, он подошел к окну, выходившему в сад перед домом. В ту же минуту из аллеи донесся шум колес. Открытая коляска появилась на повороте дороги.
Винтерфильд подозвал Ромейна к окну.
— К вам гость, — начал он и вдруг отодвинулся от окна, не сказав больше ни слова.
Ромейн, посмотрев в окно, узнал жену.
— Извините меня, если я на минуту оставлю вас, — сказал он, — это мистрис Ромейн.
В это утро улучшение в здоровье мистрис Эйрикорт снова дало Стелле возможность, которой она так дорожила, провести часа два с мужем. Ромейн вышел ей навстречу и, торопясь, не заметил, что Винтерфильд, словно статуя, замер у окна.
Стелла вышла из экипажа в ту минуту, когда ее муж выскочил на крыльцо. Она взошла на несколько ступенек, которые вели в залу, с таким трудом и так медленно, будто старая больная женщина. Легкий румянец на ее щеках сменился сероватой бледностью. Она увидела Винтерфильда.
С минуту Ромейн смотрел на нее в молчаливом испуге. Обняв Стеллу за плечи, он провел ее в первую комнату, выходившую в залу.
— Милая моя, ухаживая за матерью, ты совершенно изнурилась! — сказал он с нежностью в голосе, — если уж ты не хочешь заботиться о себе, то должна хотя бы подумать обо мне. Ради меня останься здесь и отдохни немного. В первый раз я буду тираном и не отпущу тебя.
Она собралась с силами и попыталась улыбнуться, а когда ей это не удалось, постаралась скрыть неудачу, поцеловав его.
— Да, это следствие усталости и боязни, — сказала она, — но мамаше действительно лучше, и если дело пойдет так, то спокойствие снова возвратит мне прежние силы.
Она остановилась и, призвав на помощь все свое мужество, решилась наконец задать простой и ужасный для нее вопрос:
— У тебя гость?
— Ты видела его у окна? Прелестный человек! Я знаю, он тебе понравится. При других обстоятельствах я бы представил его тебе сейчас же, сегодня тебе не до гостей.
Но она решила заставить Винтерфильда отказаться от очередного посещения их дома, поэтому настояла на этой встрече.
— Мне вовсе не так дурно, как ты думаешь, Луис, — сказала она храбро. — Когда ты захочешь вернуться к своему новому знакомому, я тоже пойду с тобой. Я немного устала — вот и все.
Ромейн озабоченно взглянул на нее.
— Давай я принесу тебе рюмку вина, — предложил он.
Она согласилась, чувствуя в том действительную необходимость. Когда он отошел от нее, чтобы дернуть за колокольчик, она задала ему очередной вопрос, не покидавший ее с той минуты, как она увидела Винтерфильда.
— Как ты познакомился с этим джентльменом?
— Через отца Бенвеля.
Ответ не удивил ее — подозрение зародилось в ее душе со времени бала леди Лоринг. Будущее счастье Стеллы зависело от того, удастся ли ей помешать сближению между мужем и Винтерфильдом. Сознавая это, она решилась на встречу с Винтерфильдом.
Но как ей встретиться с ним? Сделать вид, что они не знакомы? Пожалуй, это наилучший путь, чтобы выйти из ужасного положения. Выпив рюмку вина, она взяла Ромейна под руку, говоря:
— Нельзя так долго оставлять твоего знакомого в одиночестве. Пойдем!
Когда они проходили через залу, она подозрительно глянула на входную дверь. Не воспользовался ли Винтерфильд удобным случаем, чтобы уйти? В другое время она сообразила бы, что приличие заставляет его ожидать возвращения Ромейна. Но и Винтерфильд прекрасно понимал, что подобный поступок заставил бы Ромейна заподозрить его в каком-нибудь неблаговидном побуждении и неслучайном исчезновении при появлении жены'.
Ромейн отворил дверь, и они вошли вместе.
— Мистер Винтерфильд, позвольте представить вас жене, — сказал Ромейн.
Хозяйка и гость поклонились друг другу и обменялись обычным приветствием, но усилие, которое оба делали над собой, было очевидным. Ромейн заметил, что жена его поклонилась необыкновенно церемонно, а непринужденность и находчивость Винтерфильда тоже исчезли. Может быть, он принадлежал к числу редких в наше время людей, которые теряются в присутствии женщин? А перемену в Стелле он приписал состоянию ее здоровья. Как в том, так и в другом случае такое объяснение было вероятно. Ромейн постарался вывести их из неловкого положения.
— Картины так понравились мистеру Винтерфильду, что он намеревается еще раз приехать к нам посмотреть на них, — сказал он жене. — И одна из наиболее понравившихся именно твоя любимая картина.
Она пыталась смотреть на Винтерфильда, но не могла — взгляд ее рассеянно скользил в пространстве.
— Это — картина с морским видом, та, что висит в кабинете? — спросила она тихим голосом.
— Да, — ответил он с формальной вежливостью, — мне кажется, что это одно из лучших произведений художника.
Ромейн с нескрываемым удивлением взглянул на него. Куда исчезли оживленность и красноречие Винтерфильда в присутствии Стеллы! Она заметила, что происходящее неприятно повлияло на ее мужа — и поспешила вмешаться в разговор. Ей хотелось не только отвлечь внимание Ромейна от Винтерфильда, но и заставить мужа выйти из комнаты.
— Луис, маленькая акварель того же художника находится у меня в спальне, — сказала она. — Может быть, мистеру Винтерфильду угодно видеть ее? Сейчас я прикажу принести ее.
С тех пор как одной усердной служанке вздумалось вымыть одну из его гипсовых моделей, Ромейн никогда не позволял слугам касаться принадлежащих ему произведений искусства. На предложение жены он ответил так, как она того и ожидала.
— Нет-нет, — возразил он. — Я сам принесу картину, — и, обращаясь к Винтерфильду, прибавил:
— Приготовьтесь увидеть еще вещь, которую вам захочется поцеловать.
Смеясь, он вышел из комнаты.
В ту же минуту, как только дверь затворилась, Стелла подошла к Винтерфильду. Ее прекрасное лицо обезобразилось смесью бешенства и презрения. Она заговорила с ним гневным, прерывающимся шепотом.
— Осталась ли в вас хоть капля уважения ко мне?
Взор, который он обратил на нее, отвечая на этот вопрос, составлял полный контраст с ее лицом. Сострадание и горе были видны в его глазах, нежное терпение и уважение слышались в тоне его ответа:
— Я более чем уважаю вас, Стелла…
Она сердито прервала его.
— Как вы смеете называть меня по имени?
Он ответил с мягкостью, которая была бы способна тронуть сердце всякой женщины:
— Вы до сих пор отказываетесь верить, что я никогда не обманывал вас? Время не смягчило ваше сердце?
Она отвечала еще с большим презрением:
— Избавьте меня от ваших уверений. Довольно я их наслышалась два года назад. Сделаете вы то, чего я от вас потребую?
— Вы сами знаете, что сделаю.
— Положите конец вашему знакомству с мужем. Положите конец ему сегодня же и навсегда! — говорила она страстно. — Могу я ожидать этого от вас?
— Неужели вы думаете, что я переступил бы порог этого дома, если б знал, что он ваш муж.
При этих словах в нем произошла странная перемена — он покраснел, и голос его зазвучал с негодованием. Но в следующее мгновение он снова смягчился, и его голубые глаза с грустью и любовью остановились на ней.
— Вы можете ожидать большего, — сказал он. — Вы сделали ошибку.
— Какую?
— Когда мистер Ромейн представил меня вам, вы встретили меня, как незнакомого, и мне ничего не оставалось более, как последовать вашему примеру.
— Я не хочу, чтобы вы были нашим знакомым… Ее резкие ответы не заставили его изменить тон. Он продолжал ласково и терпеливо, как прежде:
— Вы забываете, что два года назад вы и ваша матушка были моими гостями в Бопарке…
Стелла поняла, что он хотел сказать. В ту же минуту она вспомнила, что отец Бенвель недавно был в Бопарк-Гаузе.
Знает ли он о ее пребывании там? Она всплеснула руками в неизъяснимом ударе.
Винтерфильд ласково успокоил ее.
— Не бойтесь, — сказал он. — Мало вероятно, чтобы мистер Ромейн когда-нибудь узнал, что вы бывали у меня. А если он узнает, и вы отречетесь от этого, то я сделаю то, чего не сделал бы ни для кого, — я тоже отрекусь от этого. Вы можете быть уверены, что все останется в тайне. Будьте счастливы и забудьте меня.
В первый раз в ней как будто пробудилась нежность — она отвернулась и вздохнула. Хотя в душе она осознавала всю необходимость предостеречь его от отца Бенвеля, но не могла настолько справиться со своим голосом, чтобы спросить, как он познакомился с патером. На минуту она остановилась, чтобы овладеть собою. В эту минуту Ромейн вернулся с акварелью в руках.
— Вот она, — произнес он. — На ней изображены несколько детей, собирающих цветы на опушке леса. Что вы думаете об этом рисунке?
— То же, что думал о большой картине, — отвечал Винтерфильд. — На эти произведения я мог бы смотреть по целым часам.
Он посмотрел на часы и прибавил:
— Но время идет и сообщает мне, что моему визиту пора закончиться. Благодарю вас от всей души.
Он поклонился Стелле.
Ромейн подумал, что Винтерфильд мог бы воспользоваться английским свободным обращением и подать руку Стелле.
— Когда же вы снова приедете посмотреть на картины? — спросил он. — Пообедайте с нами и посмотрите на них при вечернем освещении.
— Мне очень жаль, но я должен просить у вас извинения: со вчерашнего дня произошло изменение в моих планах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Они были в кабинете Ромейна, когда эта вспышка энтузиазма вырвалась у Винтерфильда. Случайно взгляд гостя упал на письменный стол. Несколько исписанных страниц, испещренных поправками, привлекли его внимание.
— Это история, которую вы пишете? — спросил он. — Вы не из тех авторов, которые в уме производят все поправки — вы просматриваете и исправляете свое сочинение с пером в руках.
Ромейн с удивлением взглянул на него.
— Следовательно, мистер Винтерфильд, и вы иногда брались за перо, не только для того, чтобы писать письма.
— Нет, я не заслуживаю вашего комплимента. Когда вы навестите меня в Девоншире, я покажу вам несколько рукописей и корректурных листов наших великих писателей, собранных покойным отцом. Мои сведения о силе умственной работы почерпнуты из рассматривания этих литературных сокровищ.
Каково бы было удивление публики, если б она узнала, что каждый писатель, достойный своего имени, бывает самым строгим критиком собственной книги, прежде чем она попадет в руки профессиональных критиков! Человек, с увлечением писавший накануне, сегодня вершит беспощадный суд над своим собственным произведением. Как увлекательна должна быть наука, требующая такой двойной работы!
Ромейн вспомнил — без горечи — о жене. Однажды Стелла спросила его, сколько времени он обыкновенно пишет страницу. Ответ удивил ее и заставил пожалеть о нем.
— Зачем ты столько трудишься? — спросила она нежно, — ведь читателям было бы все равно, мой милый, если бы ты употреблял на это только половину времени.
Чтобы переменить разговор, Ромейн повел своего гостя в другую комнату.
— Там есть картина, относящаяся к новейшей школе живописи. Вы говорили о труде в науке, вот проявление его в искусстве.
— Да, — сказал Винтерфильд, — но здесь трудом руководила критическая способность и чувство меры. Я стараюсь восхищаться и начинаю жалеть бедного артиста. Взгляните на это дерево без листьев посередине. Даже маленький сучок на каждой веточке старательно нарисован, а в результате получается расписанная фотография. Глядя на ландшафт, вы не видите в нем соединения отдельных частей, на дереве вы не будете рассматривать каждую веточку — в природе все одновременно производит на вас общее впечатление, того же самого вы требуете и от картины. Эта картина — торжество терпения и труда, она исполнена, как вышивание, все по маленьким отдельным частям, к каждой части приложено одинаковое механическое старание. Сознаю, что это с моей стороны неблагодарность к художнику, но я с чувством облегчения смотрю после этой картины на вашу рощицу.
Говоря это, он подошел к окну, выходившему в сад перед домом. В ту же минуту из аллеи донесся шум колес. Открытая коляска появилась на повороте дороги.
Винтерфильд подозвал Ромейна к окну.
— К вам гость, — начал он и вдруг отодвинулся от окна, не сказав больше ни слова.
Ромейн, посмотрев в окно, узнал жену.
— Извините меня, если я на минуту оставлю вас, — сказал он, — это мистрис Ромейн.
В это утро улучшение в здоровье мистрис Эйрикорт снова дало Стелле возможность, которой она так дорожила, провести часа два с мужем. Ромейн вышел ей навстречу и, торопясь, не заметил, что Винтерфильд, словно статуя, замер у окна.
Стелла вышла из экипажа в ту минуту, когда ее муж выскочил на крыльцо. Она взошла на несколько ступенек, которые вели в залу, с таким трудом и так медленно, будто старая больная женщина. Легкий румянец на ее щеках сменился сероватой бледностью. Она увидела Винтерфильда.
С минуту Ромейн смотрел на нее в молчаливом испуге. Обняв Стеллу за плечи, он провел ее в первую комнату, выходившую в залу.
— Милая моя, ухаживая за матерью, ты совершенно изнурилась! — сказал он с нежностью в голосе, — если уж ты не хочешь заботиться о себе, то должна хотя бы подумать обо мне. Ради меня останься здесь и отдохни немного. В первый раз я буду тираном и не отпущу тебя.
Она собралась с силами и попыталась улыбнуться, а когда ей это не удалось, постаралась скрыть неудачу, поцеловав его.
— Да, это следствие усталости и боязни, — сказала она, — но мамаше действительно лучше, и если дело пойдет так, то спокойствие снова возвратит мне прежние силы.
Она остановилась и, призвав на помощь все свое мужество, решилась наконец задать простой и ужасный для нее вопрос:
— У тебя гость?
— Ты видела его у окна? Прелестный человек! Я знаю, он тебе понравится. При других обстоятельствах я бы представил его тебе сейчас же, сегодня тебе не до гостей.
Но она решила заставить Винтерфильда отказаться от очередного посещения их дома, поэтому настояла на этой встрече.
— Мне вовсе не так дурно, как ты думаешь, Луис, — сказала она храбро. — Когда ты захочешь вернуться к своему новому знакомому, я тоже пойду с тобой. Я немного устала — вот и все.
Ромейн озабоченно взглянул на нее.
— Давай я принесу тебе рюмку вина, — предложил он.
Она согласилась, чувствуя в том действительную необходимость. Когда он отошел от нее, чтобы дернуть за колокольчик, она задала ему очередной вопрос, не покидавший ее с той минуты, как она увидела Винтерфильда.
— Как ты познакомился с этим джентльменом?
— Через отца Бенвеля.
Ответ не удивил ее — подозрение зародилось в ее душе со времени бала леди Лоринг. Будущее счастье Стеллы зависело от того, удастся ли ей помешать сближению между мужем и Винтерфильдом. Сознавая это, она решилась на встречу с Винтерфильдом.
Но как ей встретиться с ним? Сделать вид, что они не знакомы? Пожалуй, это наилучший путь, чтобы выйти из ужасного положения. Выпив рюмку вина, она взяла Ромейна под руку, говоря:
— Нельзя так долго оставлять твоего знакомого в одиночестве. Пойдем!
Когда они проходили через залу, она подозрительно глянула на входную дверь. Не воспользовался ли Винтерфильд удобным случаем, чтобы уйти? В другое время она сообразила бы, что приличие заставляет его ожидать возвращения Ромейна. Но и Винтерфильд прекрасно понимал, что подобный поступок заставил бы Ромейна заподозрить его в каком-нибудь неблаговидном побуждении и неслучайном исчезновении при появлении жены'.
Ромейн отворил дверь, и они вошли вместе.
— Мистер Винтерфильд, позвольте представить вас жене, — сказал Ромейн.
Хозяйка и гость поклонились друг другу и обменялись обычным приветствием, но усилие, которое оба делали над собой, было очевидным. Ромейн заметил, что жена его поклонилась необыкновенно церемонно, а непринужденность и находчивость Винтерфильда тоже исчезли. Может быть, он принадлежал к числу редких в наше время людей, которые теряются в присутствии женщин? А перемену в Стелле он приписал состоянию ее здоровья. Как в том, так и в другом случае такое объяснение было вероятно. Ромейн постарался вывести их из неловкого положения.
— Картины так понравились мистеру Винтерфильду, что он намеревается еще раз приехать к нам посмотреть на них, — сказал он жене. — И одна из наиболее понравившихся именно твоя любимая картина.
Она пыталась смотреть на Винтерфильда, но не могла — взгляд ее рассеянно скользил в пространстве.
— Это — картина с морским видом, та, что висит в кабинете? — спросила она тихим голосом.
— Да, — ответил он с формальной вежливостью, — мне кажется, что это одно из лучших произведений художника.
Ромейн с нескрываемым удивлением взглянул на него. Куда исчезли оживленность и красноречие Винтерфильда в присутствии Стеллы! Она заметила, что происходящее неприятно повлияло на ее мужа — и поспешила вмешаться в разговор. Ей хотелось не только отвлечь внимание Ромейна от Винтерфильда, но и заставить мужа выйти из комнаты.
— Луис, маленькая акварель того же художника находится у меня в спальне, — сказала она. — Может быть, мистеру Винтерфильду угодно видеть ее? Сейчас я прикажу принести ее.
С тех пор как одной усердной служанке вздумалось вымыть одну из его гипсовых моделей, Ромейн никогда не позволял слугам касаться принадлежащих ему произведений искусства. На предложение жены он ответил так, как она того и ожидала.
— Нет-нет, — возразил он. — Я сам принесу картину, — и, обращаясь к Винтерфильду, прибавил:
— Приготовьтесь увидеть еще вещь, которую вам захочется поцеловать.
Смеясь, он вышел из комнаты.
В ту же минуту, как только дверь затворилась, Стелла подошла к Винтерфильду. Ее прекрасное лицо обезобразилось смесью бешенства и презрения. Она заговорила с ним гневным, прерывающимся шепотом.
— Осталась ли в вас хоть капля уважения ко мне?
Взор, который он обратил на нее, отвечая на этот вопрос, составлял полный контраст с ее лицом. Сострадание и горе были видны в его глазах, нежное терпение и уважение слышались в тоне его ответа:
— Я более чем уважаю вас, Стелла…
Она сердито прервала его.
— Как вы смеете называть меня по имени?
Он ответил с мягкостью, которая была бы способна тронуть сердце всякой женщины:
— Вы до сих пор отказываетесь верить, что я никогда не обманывал вас? Время не смягчило ваше сердце?
Она отвечала еще с большим презрением:
— Избавьте меня от ваших уверений. Довольно я их наслышалась два года назад. Сделаете вы то, чего я от вас потребую?
— Вы сами знаете, что сделаю.
— Положите конец вашему знакомству с мужем. Положите конец ему сегодня же и навсегда! — говорила она страстно. — Могу я ожидать этого от вас?
— Неужели вы думаете, что я переступил бы порог этого дома, если б знал, что он ваш муж.
При этих словах в нем произошла странная перемена — он покраснел, и голос его зазвучал с негодованием. Но в следующее мгновение он снова смягчился, и его голубые глаза с грустью и любовью остановились на ней.
— Вы можете ожидать большего, — сказал он. — Вы сделали ошибку.
— Какую?
— Когда мистер Ромейн представил меня вам, вы встретили меня, как незнакомого, и мне ничего не оставалось более, как последовать вашему примеру.
— Я не хочу, чтобы вы были нашим знакомым… Ее резкие ответы не заставили его изменить тон. Он продолжал ласково и терпеливо, как прежде:
— Вы забываете, что два года назад вы и ваша матушка были моими гостями в Бопарке…
Стелла поняла, что он хотел сказать. В ту же минуту она вспомнила, что отец Бенвель недавно был в Бопарк-Гаузе.
Знает ли он о ее пребывании там? Она всплеснула руками в неизъяснимом ударе.
Винтерфильд ласково успокоил ее.
— Не бойтесь, — сказал он. — Мало вероятно, чтобы мистер Ромейн когда-нибудь узнал, что вы бывали у меня. А если он узнает, и вы отречетесь от этого, то я сделаю то, чего не сделал бы ни для кого, — я тоже отрекусь от этого. Вы можете быть уверены, что все останется в тайне. Будьте счастливы и забудьте меня.
В первый раз в ней как будто пробудилась нежность — она отвернулась и вздохнула. Хотя в душе она осознавала всю необходимость предостеречь его от отца Бенвеля, но не могла настолько справиться со своим голосом, чтобы спросить, как он познакомился с патером. На минуту она остановилась, чтобы овладеть собою. В эту минуту Ромейн вернулся с акварелью в руках.
— Вот она, — произнес он. — На ней изображены несколько детей, собирающих цветы на опушке леса. Что вы думаете об этом рисунке?
— То же, что думал о большой картине, — отвечал Винтерфильд. — На эти произведения я мог бы смотреть по целым часам.
Он посмотрел на часы и прибавил:
— Но время идет и сообщает мне, что моему визиту пора закончиться. Благодарю вас от всей души.
Он поклонился Стелле.
Ромейн подумал, что Винтерфильд мог бы воспользоваться английским свободным обращением и подать руку Стелле.
— Когда же вы снова приедете посмотреть на картины? — спросил он. — Пообедайте с нами и посмотрите на них при вечернем освещении.
— Мне очень жаль, но я должен просить у вас извинения: со вчерашнего дня произошло изменение в моих планах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49