Ехали мы минут сорок и остановились возле красивого подъезда, очень мне знакомого, потому что перед тем, как выпустить меня из машины, мои конвоиры сняли черную шапочку, очевидно, не хотели привлекать внимания прохожих. Так что мне, невзирая на грозный окрик, удалось окинуть взглядом часть дома. Мои конвоиры были люди достаточно молодые и легкомысленные. Они, очевидно, не знали, что я родился и больше семидесяти лет прожил в Петербурге, иначе приняли бы большие предосторожности. Итак, дом, несомненно, находился в старой части города, в Коломне. Мы поднялись на третий этаж, и старший из моих спутников открыл дверь своим ключом.
— Проходите, профессор, — пригласил он.
В большой полутемной комнате меня встретила женщина. Разумеется, я сразу узнал А. Р., я ожидал встречи с нею. Но как она изменилась! Раньше, когда она работала в институте, это была обычная начальственная дама с весьма неприятными замашками, одетая всегда в одинаковые синие или серые костюмы. Нынче же передо мной сидела этакая светская львица. Она глядела на меня томным взглядом и рукой поводила плавно и величественно. Несмотря на всю серьезность ситуации, я едва сумел скрыть смех — такой она показалась мне забавной. Она нахмурилась, как будто прочитав мои мысли и процедила сквозь зубы:
— Удивлены, профессор? Не ожидали меня увидеть?
— Какое это имеет значение, если вы привезли меня сюда силой? — сварливо ответил я.
— Но добровольно бы вы не явились, — заметила она, — мы с вами расстались.., не очень-то дружелюбно.
Я решил изображать старого-ворчуна и спросил отрывисто:
— Чему обязан? Зачем вы, если можно так выразиться, пригласили меня в гости?
— Узнаю Валентина Сергеевича! — засмеялась она. — Всегда были деловым человеком, не любили никакой недосказанности.
Рада вас видеть в добром здравии. По-прежнему бодры и полны сил.
Несмотря на то что она мне польстила, я рассердился.
— Послушайте, с сотрудниками вашего ведомства как-то не принято говорить о погоде и о здоровье, так что переходите к делу.
— Видите ли в чем дело, дорогой Валентин Сергеевич, — в голосе А. Р. появились вкрадчивые нотки, — в том ведомстве я больше не служу. Генерала Г, не стало, скажем так, и мы все стали искать занятие по душе.
— И вы нашли такое занятие?
— Разумеется. И по этому поводу я хочу сделать вам деловое предложение. — В ее голосе появились жесткие интонации. — Мне нужен препарат В-17. Не материалы по его разработке и производству, а сам препарат, довольно небольшое количество, но постоянно. Вы смогли бы вырабатывать его с условиях своей лаборатории. Как я уже говорила, количество небольшое, не больше грамма в месяц, вы вполне можете это делать втайне от руководства.
— Но зачем он вам? — в полной растерянности спросил я.
— Это не должно вас интересовать, профессор. За препарат вы будете получать живые деньги. И много, разумеется, по вашим меркам, — усмехнулась она.
Притворясь растерянным я напряженно думал. Препарата ей нужно немного, стало быть, она использует его не для опытов, а для каких-то своих целей. Дает, допустим, кому-то, чтобы те люди потом читали мысли или внушали что-то другим. Во всяком случае, я готов был прозакладывать собственную голову, что деятельность А. Р. незаконна. И несомненно, это именно она устроила в свое время погром в моей лаборатории в институте и украла почти весь препарат В-17. И не принимает ли она его сама?
Я пригляделся к женщине и обнаружил характерные признаки приема препарата — глаза сильно блестят, и вместе с тем в них какое-то напряжение, чуть подрагивают пальцы рук. Я опустил глаза, чтобы рассмотреть руки моей визави. Пальцы ее были сильно сжаты.
Так и есть — скрывает дрожь! Приняла препарат, чтобы читать мои мысли!
Не поднимая глаз, я сосредоточился на руках. Красивые руки, с маникюром, только один мизинец, очевидно, после травмы, сросся криво. Сколько ей может быть лет? — притворно задумался я. Не больше пятидесяти.
По сравнению со мной она достаточно молода. И выглядит весьма соблазнительно. Я даже представил разные эротические картины и увел, так сказать, свои мысли в сторону, весьма далекую от работы. Так продолжалось минут десять, я старался не смотреть в глаза А. Р. и рисовал мысленно ее во всяких соблазнительных видах. Пускай думает, что я просто сластолюбивый старик. Наконец я отважился поднять глаза и увидел, что А. Р. улыбается.
— Ну так как же, профессор, будем мы с вами сотрудничать?
Я ответил, что она очень изменилась, что в новом своем обличье она, нравится мне гораздо больше, что с такой обаятельной женщиной готов сотрудничать, но что запасов препарата В-17 сейчас в лаборатории мало, так что ей следует подождать хотя бы неделю. Поскольку все было чистой правдой, она ничего не заподозрила, и меня отвезли домой с теми же предосторожностями.
Теперь мое положение оказалось еще более сложным: я оказался между двух огней, между бандитами и людьми А. Р. Про А. Р. стало известно бандитам, очевидно, за мной следили и видели, как я сел в неизвестную машину. По этому поводу был разговор с бровастым главарем, то есть говорил он, а я больше отмалчивался. Для себя я уже давно все решил. Я один виноват во всем, я виноват, что вовремя не настоял на том, чтобы работы с опасным препаратом В-17 были прекращены. Конечно, я думал о больных детях, но это не служит мне оправданием.
Работа моя почти закончена, удалось получить кое-что стоящее. Но я не могу допустить, чтобы все это попало в недостойные руки. За время работы в фирме я научился обманывать телекамеру и вынес необходимое количество препарата домой. Все формулы и выкладки давно уже записаны дома, результаты испытаний — тоже. И теперь я боюсь только одного: что кто-нибудь мне помешает осуществить задуманное…"
Дальше записи прерывались, а потом шло несколько строчек, записанных наспех другой ручкой:
«Сегодня вечером я устроил так, что в лаборатории ночью начнется небольшой пожар. Все материалы, связанные с препаратом, сгорят, но из персонала никто не пострадает. Ведь все же я химик, и хороший, чего ни как не учли мои бандиты. Эти записки, а также пробирки с промежуточными стадиями разработки препарата я спрячу в надежном месте и предупрежу своего близкого друга, как отыскать тайник в случае моей смерти. Я не хочу, чтобы труд многих людей канул в Лету. Бандиты уже проводили меня до дома, следя за машиной, теперь они спокойно отправятся восвояси, а мы с Горацием спрячем чемоданчик. Если будет слежка, Гораций ее почувствует. Да поможет мне Бог!»
Я отложила записки и вытерла глаза, потому что слезы бежали ручьем — так жалко было Валентина Сергеевича. Бедный, одинокий старик! Как видно, на следующее после описываемых событий утро он ехал к Юрию Ермолаевичу, чтобы сообщить обо всем, но не доехал — бандиты устроили ему аварию.
Возможно, они думали, что препарат у него, не случайно очевидцы говорили, что из машины похитили портфель. А увидев, что в портфеле пусто, — они подумали, что их обошли конкуренты. А поскольку за четыре месяца никаких слухов о препарате нигде не возникло, то бандиты подумали, что либо сумасшедший старик уничтожил препарат, либо он спрятан где-то у него в квартире.
И после смерти Валентина Сергеевича они подослали ко мне Луизу, потом Еремеева…
Дальнейшее известно.
Я посмотрела на часы — половина одиннадцатого. Если рассуждать логически, то дама должна скоро появиться — обычно она появляется в одиннадцать утра. Только раньше она вроде бы приходила, а сегодня выйдет — кто там будет разбирать?
Итак, что же мне делать? Принимать или не принимать препарат? А если принимать, то из какой пробирки? Промежуточные стадии, пишет Валентин Сергеевич. На пробирках были номера, от одного до пяти.
Интересно, первый — это начальная стадия или, наоборот, конечная? Подумав, я решила, что номер первый — это самое начало, то есть там находится аналог препарата В-17.
Я взяла пробирку в руки, зажмурила глаза и стала ждать, что скажет мне знаменитая женская интуиция. Та невежливо молчала.
Тогда я решила обратиться к Горацию — ведь говорят же, что у некоторых собак потрясающий нюх. Но к моей собаке это не относилось, потому что Гораций равнодушно отвернулся от пробирок — они не пахли едой. Ладно, рискнем, авось вывезет кривая!
Я достала пробирку с номером один на ярлычке и с трудом ее откупорила. Потом я долго соображала, сколько это — двадцать миллиграммов, потом разглядела тоненькие риски с цифрами на пробирке и рискнула поверить, что эти цифры и есть миллиграммы. Ну не граммы же! Двадцать граммов — это целая рюмка! Я насыпала предположительные двадцать миллиграммов таинственного порошка в стакан, развела кипяченой водой, поболтала, чтобы порошок растворился и, зажмурившись, выпила эту гадость. Честно говоря, было мне страшновато — как этот чертов порошок на меня подействует? А пока что решила закрыть пробирку и убрать все это хозяйство вместе с записками в укромное место. И вот, когда я держала в одной руке штатив, а в другой — открытую пробирку, наглый ротвейлер шарахнулся мне под ноги.
Штатив я удержала, пробирку — тоже, но порошок из нее высыпался на пол. И не успела я и глазом моргнуть, как ненормальный пес вылизал весь порошок, как будто его и не было!
— Гораций! — в ужасе завопила я. — Ты , рехнулся? Это же опасно!
Но Гораций только облизнулся и отошел от меня на безопасное расстояние. Вспомнив, что Валентин Сергеевич описывал опыты на животных, я решила, что такому здоровенному ротвейлеру не станет плохо от малого количества порошка. Кстати, совершенно не ясно, сколько он его съел, во всяком случае, больше, чем я. А на меня пока что порошок никак не подействовал. Посидев немножко, я оделась и решила выходить «на дело». И тут, когда я уже подходила к дверям своей квартиры, меня слегка качнуло, и в голове возник странный шум — как будто завыл ветер, и сквозь этот вой доносились еще какие-то непонятные шорохи, стуки, скрежет… Я остановилась в испуге, но потом взяла себя в руки и решила идти.
Очевидно, лекарство начало действовать, но вот как — это мы еще посмотрим.
Ключи от квартиры я опустила в почтовый ящик Эрика — если я задержусь, он погуляет с Горацием, заодно приглядит, не случилось ли чего с собакой после того, как Гораций сожрал порошок. У двери парадной я столкнулась с приятной соседкой с третьего этажа. Она мило мне улыбнулась и поздоровалась… И вдруг сквозь шорох и треск в моей голове я расслышала алую и сбивчивую речь:
«Ходят тут всякие молодые стервы… Где уж мужа уберечь, когда каждая норовит к нему в постель запрыгнуть. А мне уже пятьдесят два, и как ни крути, сколько денег не расходуй на косметику, как ни истязай себя физкультурой, меньше сорока мне уже никто не дает… Поубивать бы всех молодых баб…»
Я уже открыла рот, чтобы сказать милой соседке, что она ошибается, что сорок лет ей ну никак нельзя дать, минимум — сорок восемь, но вовремя опомнилась, сделала даме ручкой и выскочила на улицу. Ай да порошочек!
Оглядевшись и убедившись, что меня никто не видит, я юркнула в кусты, не без некоторого содрогания, потому что это было то самое место, где совсем недавно прятался стрелок-неудачник. Здесь я заняла давно облюбованный наблюдательный пункт и стала ждать. Погода была сегодня хорошая, одета я по сезону, так что вполне могу провести минут сорок в ожидании дамы-злодейки. Свисты и шорохи в моей голове стали еще сильнее, временами в них врывались обрывки фраз.
Открылась дверь нашего подъезда. Я насторожилась, но на пороге появилась все та же пятидесятилетняя соседка, с которой мы уже сталкивались сегодня, на этот раз с мужем — рослым представительным брюнетом с седыми висками.
— Пройдем немножко пешком, дорогой, — прощебетала дама, нежно глядя мужу в глаза, — а то ты совершенно не бываешь на воздухе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
— Проходите, профессор, — пригласил он.
В большой полутемной комнате меня встретила женщина. Разумеется, я сразу узнал А. Р., я ожидал встречи с нею. Но как она изменилась! Раньше, когда она работала в институте, это была обычная начальственная дама с весьма неприятными замашками, одетая всегда в одинаковые синие или серые костюмы. Нынче же передо мной сидела этакая светская львица. Она глядела на меня томным взглядом и рукой поводила плавно и величественно. Несмотря на всю серьезность ситуации, я едва сумел скрыть смех — такой она показалась мне забавной. Она нахмурилась, как будто прочитав мои мысли и процедила сквозь зубы:
— Удивлены, профессор? Не ожидали меня увидеть?
— Какое это имеет значение, если вы привезли меня сюда силой? — сварливо ответил я.
— Но добровольно бы вы не явились, — заметила она, — мы с вами расстались.., не очень-то дружелюбно.
Я решил изображать старого-ворчуна и спросил отрывисто:
— Чему обязан? Зачем вы, если можно так выразиться, пригласили меня в гости?
— Узнаю Валентина Сергеевича! — засмеялась она. — Всегда были деловым человеком, не любили никакой недосказанности.
Рада вас видеть в добром здравии. По-прежнему бодры и полны сил.
Несмотря на то что она мне польстила, я рассердился.
— Послушайте, с сотрудниками вашего ведомства как-то не принято говорить о погоде и о здоровье, так что переходите к делу.
— Видите ли в чем дело, дорогой Валентин Сергеевич, — в голосе А. Р. появились вкрадчивые нотки, — в том ведомстве я больше не служу. Генерала Г, не стало, скажем так, и мы все стали искать занятие по душе.
— И вы нашли такое занятие?
— Разумеется. И по этому поводу я хочу сделать вам деловое предложение. — В ее голосе появились жесткие интонации. — Мне нужен препарат В-17. Не материалы по его разработке и производству, а сам препарат, довольно небольшое количество, но постоянно. Вы смогли бы вырабатывать его с условиях своей лаборатории. Как я уже говорила, количество небольшое, не больше грамма в месяц, вы вполне можете это делать втайне от руководства.
— Но зачем он вам? — в полной растерянности спросил я.
— Это не должно вас интересовать, профессор. За препарат вы будете получать живые деньги. И много, разумеется, по вашим меркам, — усмехнулась она.
Притворясь растерянным я напряженно думал. Препарата ей нужно немного, стало быть, она использует его не для опытов, а для каких-то своих целей. Дает, допустим, кому-то, чтобы те люди потом читали мысли или внушали что-то другим. Во всяком случае, я готов был прозакладывать собственную голову, что деятельность А. Р. незаконна. И несомненно, это именно она устроила в свое время погром в моей лаборатории в институте и украла почти весь препарат В-17. И не принимает ли она его сама?
Я пригляделся к женщине и обнаружил характерные признаки приема препарата — глаза сильно блестят, и вместе с тем в них какое-то напряжение, чуть подрагивают пальцы рук. Я опустил глаза, чтобы рассмотреть руки моей визави. Пальцы ее были сильно сжаты.
Так и есть — скрывает дрожь! Приняла препарат, чтобы читать мои мысли!
Не поднимая глаз, я сосредоточился на руках. Красивые руки, с маникюром, только один мизинец, очевидно, после травмы, сросся криво. Сколько ей может быть лет? — притворно задумался я. Не больше пятидесяти.
По сравнению со мной она достаточно молода. И выглядит весьма соблазнительно. Я даже представил разные эротические картины и увел, так сказать, свои мысли в сторону, весьма далекую от работы. Так продолжалось минут десять, я старался не смотреть в глаза А. Р. и рисовал мысленно ее во всяких соблазнительных видах. Пускай думает, что я просто сластолюбивый старик. Наконец я отважился поднять глаза и увидел, что А. Р. улыбается.
— Ну так как же, профессор, будем мы с вами сотрудничать?
Я ответил, что она очень изменилась, что в новом своем обличье она, нравится мне гораздо больше, что с такой обаятельной женщиной готов сотрудничать, но что запасов препарата В-17 сейчас в лаборатории мало, так что ей следует подождать хотя бы неделю. Поскольку все было чистой правдой, она ничего не заподозрила, и меня отвезли домой с теми же предосторожностями.
Теперь мое положение оказалось еще более сложным: я оказался между двух огней, между бандитами и людьми А. Р. Про А. Р. стало известно бандитам, очевидно, за мной следили и видели, как я сел в неизвестную машину. По этому поводу был разговор с бровастым главарем, то есть говорил он, а я больше отмалчивался. Для себя я уже давно все решил. Я один виноват во всем, я виноват, что вовремя не настоял на том, чтобы работы с опасным препаратом В-17 были прекращены. Конечно, я думал о больных детях, но это не служит мне оправданием.
Работа моя почти закончена, удалось получить кое-что стоящее. Но я не могу допустить, чтобы все это попало в недостойные руки. За время работы в фирме я научился обманывать телекамеру и вынес необходимое количество препарата домой. Все формулы и выкладки давно уже записаны дома, результаты испытаний — тоже. И теперь я боюсь только одного: что кто-нибудь мне помешает осуществить задуманное…"
Дальше записи прерывались, а потом шло несколько строчек, записанных наспех другой ручкой:
«Сегодня вечером я устроил так, что в лаборатории ночью начнется небольшой пожар. Все материалы, связанные с препаратом, сгорят, но из персонала никто не пострадает. Ведь все же я химик, и хороший, чего ни как не учли мои бандиты. Эти записки, а также пробирки с промежуточными стадиями разработки препарата я спрячу в надежном месте и предупрежу своего близкого друга, как отыскать тайник в случае моей смерти. Я не хочу, чтобы труд многих людей канул в Лету. Бандиты уже проводили меня до дома, следя за машиной, теперь они спокойно отправятся восвояси, а мы с Горацием спрячем чемоданчик. Если будет слежка, Гораций ее почувствует. Да поможет мне Бог!»
Я отложила записки и вытерла глаза, потому что слезы бежали ручьем — так жалко было Валентина Сергеевича. Бедный, одинокий старик! Как видно, на следующее после описываемых событий утро он ехал к Юрию Ермолаевичу, чтобы сообщить обо всем, но не доехал — бандиты устроили ему аварию.
Возможно, они думали, что препарат у него, не случайно очевидцы говорили, что из машины похитили портфель. А увидев, что в портфеле пусто, — они подумали, что их обошли конкуренты. А поскольку за четыре месяца никаких слухов о препарате нигде не возникло, то бандиты подумали, что либо сумасшедший старик уничтожил препарат, либо он спрятан где-то у него в квартире.
И после смерти Валентина Сергеевича они подослали ко мне Луизу, потом Еремеева…
Дальнейшее известно.
Я посмотрела на часы — половина одиннадцатого. Если рассуждать логически, то дама должна скоро появиться — обычно она появляется в одиннадцать утра. Только раньше она вроде бы приходила, а сегодня выйдет — кто там будет разбирать?
Итак, что же мне делать? Принимать или не принимать препарат? А если принимать, то из какой пробирки? Промежуточные стадии, пишет Валентин Сергеевич. На пробирках были номера, от одного до пяти.
Интересно, первый — это начальная стадия или, наоборот, конечная? Подумав, я решила, что номер первый — это самое начало, то есть там находится аналог препарата В-17.
Я взяла пробирку в руки, зажмурила глаза и стала ждать, что скажет мне знаменитая женская интуиция. Та невежливо молчала.
Тогда я решила обратиться к Горацию — ведь говорят же, что у некоторых собак потрясающий нюх. Но к моей собаке это не относилось, потому что Гораций равнодушно отвернулся от пробирок — они не пахли едой. Ладно, рискнем, авось вывезет кривая!
Я достала пробирку с номером один на ярлычке и с трудом ее откупорила. Потом я долго соображала, сколько это — двадцать миллиграммов, потом разглядела тоненькие риски с цифрами на пробирке и рискнула поверить, что эти цифры и есть миллиграммы. Ну не граммы же! Двадцать граммов — это целая рюмка! Я насыпала предположительные двадцать миллиграммов таинственного порошка в стакан, развела кипяченой водой, поболтала, чтобы порошок растворился и, зажмурившись, выпила эту гадость. Честно говоря, было мне страшновато — как этот чертов порошок на меня подействует? А пока что решила закрыть пробирку и убрать все это хозяйство вместе с записками в укромное место. И вот, когда я держала в одной руке штатив, а в другой — открытую пробирку, наглый ротвейлер шарахнулся мне под ноги.
Штатив я удержала, пробирку — тоже, но порошок из нее высыпался на пол. И не успела я и глазом моргнуть, как ненормальный пес вылизал весь порошок, как будто его и не было!
— Гораций! — в ужасе завопила я. — Ты , рехнулся? Это же опасно!
Но Гораций только облизнулся и отошел от меня на безопасное расстояние. Вспомнив, что Валентин Сергеевич описывал опыты на животных, я решила, что такому здоровенному ротвейлеру не станет плохо от малого количества порошка. Кстати, совершенно не ясно, сколько он его съел, во всяком случае, больше, чем я. А на меня пока что порошок никак не подействовал. Посидев немножко, я оделась и решила выходить «на дело». И тут, когда я уже подходила к дверям своей квартиры, меня слегка качнуло, и в голове возник странный шум — как будто завыл ветер, и сквозь этот вой доносились еще какие-то непонятные шорохи, стуки, скрежет… Я остановилась в испуге, но потом взяла себя в руки и решила идти.
Очевидно, лекарство начало действовать, но вот как — это мы еще посмотрим.
Ключи от квартиры я опустила в почтовый ящик Эрика — если я задержусь, он погуляет с Горацием, заодно приглядит, не случилось ли чего с собакой после того, как Гораций сожрал порошок. У двери парадной я столкнулась с приятной соседкой с третьего этажа. Она мило мне улыбнулась и поздоровалась… И вдруг сквозь шорох и треск в моей голове я расслышала алую и сбивчивую речь:
«Ходят тут всякие молодые стервы… Где уж мужа уберечь, когда каждая норовит к нему в постель запрыгнуть. А мне уже пятьдесят два, и как ни крути, сколько денег не расходуй на косметику, как ни истязай себя физкультурой, меньше сорока мне уже никто не дает… Поубивать бы всех молодых баб…»
Я уже открыла рот, чтобы сказать милой соседке, что она ошибается, что сорок лет ей ну никак нельзя дать, минимум — сорок восемь, но вовремя опомнилась, сделала даме ручкой и выскочила на улицу. Ай да порошочек!
Оглядевшись и убедившись, что меня никто не видит, я юркнула в кусты, не без некоторого содрогания, потому что это было то самое место, где совсем недавно прятался стрелок-неудачник. Здесь я заняла давно облюбованный наблюдательный пункт и стала ждать. Погода была сегодня хорошая, одета я по сезону, так что вполне могу провести минут сорок в ожидании дамы-злодейки. Свисты и шорохи в моей голове стали еще сильнее, временами в них врывались обрывки фраз.
Открылась дверь нашего подъезда. Я насторожилась, но на пороге появилась все та же пятидесятилетняя соседка, с которой мы уже сталкивались сегодня, на этот раз с мужем — рослым представительным брюнетом с седыми висками.
— Пройдем немножко пешком, дорогой, — прощебетала дама, нежно глядя мужу в глаза, — а то ты совершенно не бываешь на воздухе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35