— Вы еще любите Неда Этвуда? — допрашивала Дженис.
— Нет!
— Неужели вы всю эту неделю притворялись? Вы что-то скрыли от нас?
— Нет. То есть…
— То-то мне показалось, — пробурчал дядя Бен, — что она как-то осунулась. Да ведь и мы все тоже… — Он вытащил перочинный ножик и чистил трубку. Потом он поднял усталые, встревоженные глаза и взглянул на Елену. — Помнишь, Долли?
— Что это я должна помнить?
— Я возился с машиной. И ничего я такого не сделал, только протянул к ней руку и дотронулся до нее перчаткой, ну кожаной, темной перчаткой, а она чуть в обморок не упала. Перчатка, конечно, была не очень-то чистая. Что верно, то верно.
Ева прикрыла глаза ладонями.
— Никто не верит россказням, которые про вас ходят, — мягко сказала Елена.
— Но сейчас-то мы не о том, — она дышала с присвистом. — Вы так и не ответили на вопрос Дженис. Выходили вы в ту ночь из дому или нет?
— Выходила, — сказала Ева.
— А кровь? Была на вас кровь?
— Да. Немножко.
В просторной гостиной, неярко освещенной отсветами уже зашедшего солнца, настала мертвая тишина, которую нарушило лишь сопение дремотно разлегшегося на паркете спаниеля. Даже поскребыванье ножиком в трубке и то прекратилось. Трое в темном (две женщины в черном и мужчина в темно-сером) смотрели на Еву с разной степенью изумления и недоверия.
— Ну что вы на меня так смотрите? — крикнула Ева. — Неправда это! Не убивала я его! Я его так любила! Тут недоразумение! Ужасное недоразумение, и не знаю, как его распутать!
У Дженис побелели даже губы.
— А сюда вы приходили в ту ночь?
— Нет, не приходила. Клянусь вам!
— Почему же у вас в пижаме был к-ключ от нашего дома?
— Ключ был не от вашего дома. Это был мой собственный ключ. Вовсе не от вашего дома! Я давно хотела вам все рассказать про ту ночь. Тогда еще хотела. Только никак не решалась.
Ева еще и слова не успела сказать, как уже поняла, сколько злой иронии кроется в том, что ей предстоит им поведать. Кому-то все это, бесспорно, показалось бы забавным. Если насмешливые божества управляли ее судьбой, то теперь они, видимо, за бока держались от смеха. Каждое ее слово отдавало их наглым хохотом.
— Я не решалась вам все рассказать, — ответила она, — потому что у меня в спальне был тогда Нед Этвуд.
Глава 8
Мосье Аристид Горон и доктор Дермот Кинрос вышагивали по рю дез Анж быстрее, чем хотелось бы коротышке префекту.
— Как назло! — кипел он. — Вот невезение! Эта девчонка, мисс Дженис, конечно, побежала прямо к мадам Нил.
— Очень возможно, — согласился Дермот.
Префект полиции был в котелке, как нельзя лучше подчеркивавшем форму редьки, присущую его голове; в руке он держал тросточку. Короткие ножки в гамашах едва поспевали за широким шагом Дермота.
— Если вы согласны поговорить с мадам Нил и тотчас высказать свое искреннее впечатление, то чем скорей, тем лучше. Следователь будет вне себя. Я ему звонил, но его не было на месте. Я заранее знаю, что он сделает, когда ему расскажут. Он немедленно сунет ее в салатницу, и сегодня же мадам Нил будет ночевать в скрипке.
Дермот смотрел на него во все глаза:
— Салатница? Скрипка?
— А! Забыл! Салатница — это… — Мосье Горон поискал слово. Затем он прибегнул к помощи жестов.
— "Черный ворон"? — догадался Дермот.
— Ну да! Ну да! Я же ведь знал! Ну а скрипка — это то, что, по-вашему, называется каталяжка.
— Каталажка. "Л" твердое.
— Ага. Надо запомнить, — сказал мосье Горон, вытаскивая свои крошечный блокнотик. — Но я льщу себя надеждой, что говорю по-английски неплохо, а? Я с Лоузами всегда говорю по-английски.
— Вы прекрасно говорите по-английски. Только умоляю вас: не говорите «переспать» вместо «выспаться».
Мосье Горон кивнул.
— Это не одно и то же?
— Совсем не одно и то же. Но…
Дермот остановился. Он оглядывал тихую улицу, чистенькую, провинциальную, и уютную в вечернем свете. Из-за серых садовых оград выглядывали каштаны.
Лондонские коллеги просто не узнали бы сейчас доктора Кинроса. Отчасти это объяснялось вольностью в одежде: он был в просторном спортивном костюме и довольно сомнительной шляпе. Но, помимо этого, в Ла Банделетте он стал выглядеть не таким усталым, не таким замученным вечной работой. В глазах появился блеск, оживилось и все лицо, лишь в некоторых поворотах выдававшее следы пластической операции. Точнее говоря, свобода и покой были в его чертах до той минуты, когда мосье Горон пустился ему рассказывать подробную историю убийства.
Дермот хмурился.
— Где же тут, — спросил он, — дом мадам Нил?
— Прямо перед нами, — и мосье Горон ткнул тросточкой в высокую серую стену налево. — А дом напротив, естественно, вилла «Привет».
Дермот оглянулся.
Солидную, основательную виллу «Привет» с белым фасадом покрывала темно-красная черепица. Из-за стены не видно было окон первого этажа. Во втором этаже было шесть окон, по два окна на комнату. Два окна в середине — на этом этаже только они начинались от пола — выходили на балкон. На них-то и устремились взгляды Дермота и мосье Горона. Серые стальные ставни были плотно закрыты.
— Очень бы хотелось, — сказал Дермот, — поглядеть, каков этот кабинет изнутри.
— Милый доктор, чего же проще. — Мосье Горон кивнул на дом Евы. Он все заметней волновался. — Но мы ведь шли к мадам Нил?
Дермот оставил его слова без внимания.
— Сэр Морис, — спросил он, — всегда сидел по вечерам, не спуская штор?
— Скорей всего. Такая жара.
— Значит, убийца страшно рисковал?
— Чем?
— Что его могут увидеть из верхнего этажа любого дома напротив, — пояснил Дермот.
— Нет, вряд ли.
— Почему же?
Мосье Горон пожал плечами, которые были редкостным достижением его портного.
— Сезон в нашем прекрасном городе, — сказал он, — практически кончился. В этих виллах сейчас почти не живут. Вы не заметили, какое тут запустение?
— Разве?
— Виллы по обе стороны от мадам Нил сейчас пустуют. Для верности мы расспросили кого только возможно. Единственное лицо, которое могло что-то видеть, — это сама мадам Нил. Но если бы вдруг, паче чаяния, и оказалось, что не она убийца, то и тут бы она ничем не могла нам помочь. Потому что у нее, как вы бы выразились, мания: она всегда, непременно зашторивает окна.
Дермот надвинул шляпу на лоб.
— Друг мой, — сказал он. — Не нравится мне ваше расследование.
— Ого?
— Например, мотивы, которые приписываются мадам Нил, простите, бред собачий. Сейчас я вам докажу.
Но доказательства не последовало. Мосье Горон, весь внимание, поглядел во все стороны, чтоб убедиться, что их никто не подслушивает. Заметив приближающуюся к ним со стороны бульвара Казино фигуру, мосье Горон схватил за руку своего спутника. Он увлек Дермота за ворота виллы Мирамар и закрыл их за собой.
— Мосье, — прошипел он, — это сам Горацио Лоуз, без сомнения, направляющийся к мадам Нил. Чтоб добиться от нее толку, нам надо его опередить.
— Но…
— Прошу вас, не останавливайтесь. Вам нечего на него смотреть. Ей-богу, ничего интересного не увидите. Вперед — и звоните в дверь.
Звонить в дверь им не пришлось. Не успели они ступить на первую из двух ведущих к ней каменных ступенек, как дверь распахнулась у них перед носом. Те, кто оказался за дверью, удивились ничуть не меньше их. Из сумрака вырвался приглушенный взвизг. На пороге стояли две женщины, и одна держалась за дверную ручку.
Это, как догадался Дермот, была Ивета Латур. Темноволосая, большая, плотная, с крупными чертами, она, однако же, так стушевалась, что как бы слилась с мебелью холла. Недоумение на ее лице сменилось злобной радостью, сверкнувшей в черных глазках, чтобы тотчас уступить место безразличию. Увидев же вторую девушку лет двадцати с небольшим, мосье Горон так поразился, что у него глаза полезли на лоб.
— Так! — почти пропел он, срывая с головы шляпу. — Так-так-так-так!
— Прошу прощения, мосье, — пропела Ивета.
— Что вы, что вы.
— Это моя сестра, мосье, — вкрадчиво произнесла Ивета. — Она как раз уходит.
— До свиданья, милая, — сказала девушка.
— До свиданья, детка, — ответила Ивета с неподдельной нежностью. — Будь здорова. Кланяйся маме.
Девушка выпорхнула за дверь.
Нетрудно было заметить в них семейное сходство. Но небольшое.
Девушка была стройна, одета по последней моде и с большим вкусом, прекрасно держалась, словом, была, что называется, «шикарная девица». Большие темные глаза посмотрели на Дермота тем откровенно оценивающим и одновременно полным смешливой неуязвимости взглядом, какой сходит с рук только француженкам. Бесстыдно приманчивая недотрога. Пока она спускалась по ступенькам, вокруг нее парил, как полагается (разве что чуть-чуть слишком сильный), запах духов.
— Мадемуазель Прю, — галантно поклонился Горой.
— Мосье, — почтительно произнесла девица, вежливо приседая. После чего она удалилась к воротам.
— Нам нужна, — сказал префект Ивете, — мадам Нил.
— К сожалению, мосье Горон, вам придется перейти через дорогу, на виллу «Привет». Мадам Нил пьет там чай.
— Благодарю вас, мадемуазель.
— Что вы, что вы, мосье!
Ивета сохраняла невозмутимую вежливость. Но в тот самый миг, когда дверь уже затворялась за ними, на ее лице мелькнуло выражение, которого Дермот никак не мог определить. Не насмешка ли? Мосье Горон уставился на закрытую дверь и постучал по собственным зубам набалдашником трости, прежде чем надеть шляпу.
— Так! — пробормотал он. — Друг мой, я чувствую, что…
— Что?
— Что за этим маленьким эпизодом что-то кроется. Только не знаю, что именно.
— По-моему, тоже, — согласился Дермот.
— Что-то эти сестрицы затевают. Я так и чую. Знаете — профессиональный нюх. Но конкретно пока ничего не решаюсь заключать.
— Девица вам знакома?
— Мадемуазель Прю? Конечно.
— Она…
— Порядочная ли она, хотите вы спросить? — мосье Горон вдруг хихикнул. — Так-так! Англичане всегда начинают с этого вопроса! — он склонил голову набок и не сразу ответил: — Да, насколько мне известно, она вполне порядочная. У нее цветочная лавка на рю де ла Арп. Кстати, недалеко от антикварного магазина моего приятеля мосье Вейля.
— Это который продал табакерку сэру Морису Лоузу?
— Да. И не получил за нее денег, — префект снова подумал. — Но эдак мы далеко не уедем, — огорчился он, скорчив довольно неприглядную мину. — Что это мы тут стоим и гадаем, за какой надобностью мадемуазель Прю пожаловала к своей сестре? Нам нужна мадам Нил. Проще перейти через дорогу и послушать, что скажет сама мадам Нил.
За этим дело не стало.
Сад перед парадной дверью виллы «Привет» представлял собой хорошо ухоженную лужайку, обнесенную кирпичной стеной. Парадная дверь была заперта. Но высокие окна сразу же направо были широко распахнуты. Уже темнело, перешло за шесть, и в гостиной сгущались вечерние тени. Но в этих сумерках собрался заряд эмоций посильней любого электрического заряда. Не успел мосье Горон открыть калитку, как им навстречу из гостиной донесся голос. Голос говорившей по-английски молодой девушки. Дермоту с такой отчетливостью представилась взволнованная Дженис Лоуз, словно он увидел ее своими глазами.
— Ну, дальше, — говорил голос.
— Я… я не могу, — ответил другой женский голос после паузы.
— Не смотрите так! И говорите! Что же вы, как явился Тоби, сразу умолкли? — наседала Дженис.
— Да что же это такое? — вмешался солидный мужской голос, выдававший тем не менее полное замешательство. — Что такое?
— Тоби, милый, я же тебе как раз говорю…
— У меня сегодня был трудный день на службе. Вам, женщинам, этого никак не понять. Да и папины дела оставлены в довольно плачевном состоянии. Так что мне не до шуток.
— Шуток? — эхом подхватила Дженис.
— Да, не до шуток! Неужели нельзя оставить человека в покое!
— В ту ночь, когда убили папу, — сказала Дженис, — Ева вы ходила из дому и вернулась вся в крови. При ней был ключ от нашей двери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27