Затем он поспешно кликнул Фезертона и юного Латимера, чтобы те сразу же его заперли. Вопрос вот в чем: как он поступил с кинжалом, а? У него были лишь две возможности: унести нож с собой или отдать сообщнику. Рассмотрим сначала второй вариант, друзья мои. Если он отдал кинжал сообщнику, значит, сообщник — либо юный Латимер, либо Билл Фезертон.
Тут Г.М. сонно приоткрыл веки, как бы ожидая протеста. Никто не вымолвил пи слова. Все слышали, как тикают на столе часы.
— Ведь, кроме них, с ним никого больше не было, нож он мог сунуть либо тому, либо другому. Зачем делать подобную глупость? Зачем просить сообщника отнести кинжал в большой дом и немедленно принести обратно, рискуя, что кто-нибудь, не посвященный в замысел, заметит, как Дартворт вручает нож сообщнику, и еще сильнее рискуя, что сообщника с окровавленным кинжалом увидит кто-нибудь в прихожей? Нет-нет, он сам принес сюда нож. Вполне логично. В общем, мне известна другая причина, по которой он принес его с собой, но мы этот вопрос пока отложим. Я вам продемонстрирую очевидные соображения… Ну, кто-нибудь, скажите же что-нибудь, — неожиданно добавил Г.М., бросив на нас колючий взгляд. — Что, по-вашему, отсюда следует?
Слепо уставившийся на часы Холлидей повернулся.
— А как же, — проговорил он, — а как же кинжал, задевший Мэрион по шее?
— М-м-м. Уже лучше. Вот именно. Как же? Это с виду постороннее обстоятельство разъясняет крупную проблему. В темноте кто-то крался. У него был еще один кинжал? Если да, то эта неизвестная личность держала его весьма странным образом, неестественно — кинжалы никто так не носит. Вспомните, девушка почувствовала прикосновение не острия, а рукоятки и чашечки под крестовиной, значит, его держали за лезвие под рукояткой… Что так можно держать? Какой предмет по форме напоминает кинжал настолько, что тот, при ком речь без конца идет о кинжалах, легко в темноте их перепутает?…
— Что же это?
— Распятие, — произнес Г.М.
— Значит, Тед Латимер… — спросил я после паузы, и слова прозвучали громоподобно. — Тед Латимер?…
— Как уже было сказано, я сидел и думал. Долго думал над психологической загадкой Теда Латимера до и после того, как мы услышали, что он вернулся домой с маленьким распятием в руках.
Понимаете, этот полусвихнувшийся малый быстрее скроет от вас распятие, чем само преступление. Он искренне устыдился бы, если бы вы подумали, будто такой интеллектуал, как он, носит распятие, почитая его святыней, и стал бы упорно отрицать это… Вот в чем проблема с современными людьми. Они посмеиваются над великими идеями, вроде христианской религии, и верят в астрологию. Не верят священнику, который заявляет о существовании рая, и верят довольно легкомысленному утверждению, что будущее можно прочесть, как электрическую вывеску. Считают искреннюю веру в Бога чересчур старомодной и провинциальной, но признают существование целой кучи духов, потому что о них можно разглагольствовать на лженаучном жаргоне…
Ну ладно. Суть вот в чем. Тед Латимер фанатично верил в привидение, которое собирался изгнать Дартворт. Он довел себя до экстаза, до экзальтации. Верил, что дом кишит смертоносными силами. Хотел встретиться с ними, увидеть… Ему было запрещено двигаться с места, но, знаете, он не мог побороть искушения взглянуть на них в «запечатанной» комнате… И, дети мои, когда Тед Латимер встал и тайком улизнул из кружка, он держал в руках традиционное оружие против злых духов — распятие.
— По-твоему, — прохрипел майор Фезертон, — он был сообщником? Это он вышел из дома?
— Старина, разве распятие это не подтверждает? Он вышел, да. Он был тот, кого вы слышали, когда он выходил.
— Мы слышали шаги двух человек… — припомнил Холлидей. — Почему же он нам не признался, что вышел?
Г.М. потянулся к столу за своими часами. Что-то близится? Полицейские собираются вокруг домика под быстрое тиканье стрелок?…
— Потому что кое-что случилось, — спокойно объяснил Г.М. — Он просто увидел, услышал, подметил то, что даже его заставило усомниться, будто на Дартворта напали духи… Можно ли иначе объяснить его дальнейшие безумные действия? Он свихнулся. Упорно цеплялся за свою веру. Как себя чувствовала леди Беннинг, когда инспектор Мастерс вытаскивал провода из стен в зале для сеансов, потрошил чучело ее любимого Джеймса? Тед верил в Дартворта и вдруг разуверился. Но, как бы там ни было, понимаете, он по-прежнему был убежден, что Истина превыше Дартворта. Пусть лучше все верят, что его в самом деле прикончило привидение, если это подтвердит Истину в глазах всего мира!… Разве вы сами не рассказывали мне, как он упорно твердил, что теперь всему свету откроется истина и что значит по сравнению с этим жизнь одного человека? Разве не бился бы при этом в истерике? Богом клянусь, так и было!
— И что же, — спросил Холлидей, неожиданно задохнувшись, — что увидел или услышал Тед?
Г.М. медленно поднялся на ноги, огромный в освещенной пламенем комнате.
— Хотите, чтобы я показал? — спросил он. — Уже почти пора.
Из камина шел удушливый, почти гипнотический жар. В клубах дыма от благовоний, обманчивых бликах свечи и каминного огня маска чучела приобрела выражение насмешливого удовольствия, как будто сам Роджер Дартворт, притаившись в тряпичном туловище, набитом песком, слушал нас в этом доме с привидением, где он нашел свою смерть.
— Кен, — обратился ко мне Г.М., — возьми со стола кинжал Луиса Плейга. Платок у тебя есть? Хорошо. Помните, под телом Дартворта нашли носовой платок… А теперь нанеси манекену три скользящих удара, посильней, постарайся распороть одежду на левой руке, на бедре, на ноге. Давай!
Манекен весил не меньше четырнадцати стоунов, он даже не дрогнул, когда я выполнял приказание, только с жутким правдоподобием качнулся к столу, как живой. Маска под напяленной набекрень шляпой чуть сдвинулась, словно чучело взглянуло вниз. Мне на руку брызнул песок.
— Теперь слегка разрежь одежду, только мешок не проткни… Так-так, штук пять дырок… Хватит! Все это Дартворт проделал самостоятельно. Вытри платком рукоятку, сотри отпечатки, брось платок на пол…
— Кто-то ходит вокруг дома, — очень тихо сказал Холлидей.
— Положи кинжал обратно на стол, Кен. Теперь все смотрите, пожалуйста, на огонь. На меня не оглядывайтесь, смотрите прямо перед собой, убийца уже рядом… Здесь нет никакой крови, вид которой мог бы вас отвлечь. Лишь немного песка. Поймите, вся гениальность разыгранного представления заключается именно в форме кинжала Луиса Плейга и в превосходной инсценировке с помощью кошачьей крови и располосованной одежды. Если бы вы это поняли, как понял Дартворт… Важен, конечно, и сильный огонь, куда брошены крепкие благовония, перебивающие другой запах… Ну, смотрите в огонь, не на меня, не друг на друга, не на манекен, смотрите в горящий огонь… и через секунду все решится.
Где-то в комнате или рядом послышался скрип, тупой скрежет. Я постоянно помнил о манекене, сидевшем от меня так близко, что можно было до него дотронуться, точно я стоял у гильотины. Огонь трещал и пылал, слышалось равномерное громкое тиканье часов. Скрип становился все громче…
— Боже мой, я не вынесу! — хрипло воскликнул майор Фезертон. Я покосился на него: глаза выпучены, лицо сплошь в красных пятнах. — Говорю вам…
Вот тут все и случилось.
Г.М. резко хлопнул в ладоши — не знаю, сколько раз. В тот же миг манекен рухнул, опрокинув свечу па столе, помедлил, вздыбился, плашмя грохнулся на пол, мешок с песком сдвинулся, заломленная черная шляпа оказалась почти в топке. Кинжал Луиса Плейга со звоном и дребезгом вонзился в пол рядом с ним.
— Ради бога, что это… — крикнул Холлидей, вскочив вместе со всеми и окидывая освещенную огнем комнату диким взглядом.
Никто не шевельнулся, никто не прикасался к чучелу, в комнате, кроме нас, никого не было.
Ноги у меня дрожали, я снова сел, вытер рукавом глаза, отдернул ногу, коснувшуюся манекена. Пол был усыпан песком. В спине чучела зияли раны — один удар скользнул по лопатке, другой пришелся выше в плечо, третий вдоль позвоночника и один под левую лопатку — в сердце.
— Успокойся, сынок, — медленно проговорил Г.М., схватив за плечо Холлидея. — Смотри сам, и увидишь. Никакой крови, никаких фокусов. Взгляни на манекен, будто ничего не знаешь о планах Дартворта, никогда не слышал о Луисе Плейге и его кинжале, словно тебе никогда не внушали, что тут якобы было…
Трясущийся Холлидей шагнул вперед, наклонился.
— Взгляни, например, — продолжал Г.М., — на дырку, которая его прикончила, — прямо в сердце. Возьми кинжал Луиса Плейга, попробуй. Соответствует? Вполне, вполне. Почему?
— Почему соответствует?… — с недоумением переспросил Холлидей.
— Потому что дырка круглая, сынок. По форме как раз соответствует острию кинжала… Но если бы ты никогда не видел этого кинжала, если б тебе постоянно о нем не твердили, то что бы ты сказал? Отвечайте же кто-нибудь! Кен!
— Похоже на пулевое отверстие, — ответил я.
— Господи помилуй, но его же не застрелили! — вскричал Холлидей. — В ранах не обнаружено никаких пуль. Полицейский врач ничего не нашел…
— Это была совсем особая пуля, мой милый тупица, — ласково объяснил Г.М. — Из каменной соли. Растворяется в крови нормальной температуры за четыре — шесть минут, дурачок, — скорее, чем остынет мертвое тело. А когда это самое тело повернуто спиной к самому жаркому огню во всей Англии… Сынок, тут нет ничего нового. Такими пулями одно время пользовалась французская полиция. Они антисептические, растворяются, их не приходится извлекать с риском для жизни, подстрелив, скажем, грабителя. Но если она попадет в сердце, разит насмерть не хуже свинцовой.
Он повернулся и указующе махнул рукой:
— Имел ли оригинальный кинжал Луиса Плейга точно такой же диаметр, как пуля, выпущенная из револьвера 38-го калибра? А? Сожгите меня па костре, не поверю. Дартворт попросту заточил острие до нужных размеров, ни на миллиметр не ошибся. Сам, дурак, выпилил на токарном станке пулю из осколка той самой «соляной» скульптуры, о которой Тед совершенно невинно рассказывал Кену и Мастерсу. На резце остались следы каменной соли. Поскольку выстрела никто не слышал, он был сделан либо из пневматического оружия, — лично я так бы и сделал, — либо из обычного пистолета с глушителем. Склоняюсь к последнему — в маленькой комнатке жгли курения, чтобы не слышался запах пороха. Наконец, выстрелить можно было в большое пустое отверстие для замка, хотя, собственно, дуло оружия 38-го калибра точно соответствует переплету решеток, которыми забраны все четыре окна. Кто-нибудь наверняка вам рассказывал, что окна расположены высоко под крышей. Если — я говорю, если — кто-то сумел забраться на крышу…
Во дворе раздался чей-то крик, визг. Голос Мастерса рявкнул: «Смотри!» Громко прозвучали два выстрела, и в тот же момент Г.М. оттолкнул столик и тяжело зашагал к двери.
— Вот каков был план Дартворта, — проворчал он. — Но стрелявший шутник стал убийцей. Открой дверь, Кен. Боюсь, убийца улизнул…
Я поднял шпингалет, отодвинул щеколду и распахнул дверь. Во дворе мельтешили лучи фонарей. Мимо нас в лунном свете прошмыгнул пригнувшийся силуэт, бросился к нашей двери, мы шарахнулись в сторону, фигура развернулась, мелькнула игольчато-тонкая вспышка, потом что-то ударило чуть ли не прямо в лицо. В клубах порохового дыма мы разглядели Мастерса с большим фонарем в руке, гнавшегося за бежавшей, петлявшей по двору фигурой. Г.М. взревел, перекричав остальных:
— Ох, проклятый дурак, неужели вы не обыскали…
— Вы не сказали, что надо арестовать, — задыхаясь, прокричал в ответ Мастерс. — Ничего не сказали… Ребята, вперед! Окружайте! Теперь он со двора не уйдет… Не выберется…
Другие фигуры, мигая длинными лучами, помчались вокруг дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38