– Например?
– Ее родители развелись, и это сильно осложнило ей жизнь. Этот Мейрик ведет себя с ней как бесчувственная скотина... Или вел? – Денисон с подозрением посмотрел на Кэри. – Есть какие-нибудь новости?
Кэри отрицательно покачал головой.
– Расскажите еще о девушке.
– Ее мать – богатая сука, ей наплевать на дочь. Думаю, Лин не слишком огорчилась бы, если бы мамаша завтра окочурилась. Но Лин всегда с почтением относилась к отцу; она не любит его, но уважает. Глядит на него снизу вверх, как... как на какого-то бога, – Денисон поскреб подбородок. – Люди относятся к Богу с почтением, но многие ли действительно любят его? В общем, каждый раз, когда она пыталась сблизиться с Мейриком, он грубо отталкивал ее. Это причиняло ей сильную боль.
– Я и сам недолюбливал его за высокомерие, – сказал Кэри. – В конце концов эта его черта может выдать вас. Для Мейрика у вас недостаточно скверный характер.
– Благодарю, – проворчал Денисон.
– Но пока что вы с ней ладите?
Денисон кивнул.
– До поры до времени, но никаких гарантий на будущее.
– Я думал о ней, – сказал Кэри. – Допустим, мы возьмем ее с собой в Финляндию, – что подумают наши противники?
– О Боже! – с отвращением сказал Денисон.
– Подумайте, – настаивал Кэри. – Они начнут проверять ее и будут жутко озадачены, когда выяснят, кто она такая. Они решат, что раз вам удалось одурачить дочь Мейрика, то обо мне уже и говорить нечего.
– Мимо цели, – язвительно заметил Денисон. – Мне пришлось объяснять вам, кто я такой.
– С их точки зрения этого могло и не произойти, – возразил Кэри. – Это увеличивает общую неразбериху, и наши шансы возрастают. Нам нужно использовать любую подходящую возможность. Почему бы вам не предложить девушке съездить в Хельсинки на несколько дней?
Денисон заколебался.
– Со мной-то все в порядке, – наконец сказал он. – Я вступил в игру с открытыми глазами, но она... ее придется обманывать. Вы гарантируете ее безопасность?
– Разумеется. Она будет в такой же безопасности, как если бы вы поехали в Лондон, а не в Хельсинки.
Денисон надолго задумался.
– Ну хорошо, – решительно сказал он. – Я спрошу у нее.
Кэри похлопал его по руке.
– Учитывайте характер Мейрика, – сказал он. – Вы сами сказали, что он настоящая скотина, – имейте это в виду, когда будете говорить с ней.
– Вы хотите, чтобы она поехала в Финляндию, – сказал Денисон. – Я против этого. Если я поведу себя так же, как ее отец, она убежит и надолго затаится, как это уже бывало раньше. Вы этого хотите?
– Не хочу, – ответил Кэри. – Но перегните палку в другую сторону, и она сообразит, что вы не Мейрик.
Денисон подумал о том, как много раз он уже причинял Лин боль своей вынужденной беспамятностью. Взять, к примеру, случай с плюшевым медвежонком: он небрежно поднял его и спросил, что это такое. «Но ты же знаешь!», – изумленно произнесла Лин, а когда он неосторожно покачал головой, взорвалась: «Ты же сам дал ему имя! – в ее глазах стояли слезы. – Ты назвал его Мишкой-Оборванцем!»
– Не беспокойтесь, – Денисон с горечью рассмеялся. – Я могу причинить ей боль, оставаясь самим собой.
– Значит, решено, – сказал Кэри. – Завтра во второй половине дня вы встречаетесь в Хельсинкском университете с профессором Пентти Каариненом. Ваш секретарь уже договорился о встрече.
– Кто такой этот Кааринен?
– До войны он был одним из ассистентов Ханну Меррикена. Вы представитесь ему как сын Меррикена и поинтересуетесь, над чем работал ваш отец в период с 1937 по 1939 год. Нужно узнать, имела ли место утечка сведений об исследованиях рентгеновских лучей. Девушку возьмите с собой, она послужит прикрытием.
– Хорошо, – Денисон в упор взглянул на Кэри. – Кстати, ее зовут Лин. Она человек, а не безмозглая марионетка.
Кэри ответил ему спокойным взглядом.
– Этого-то я и боюсь, – сказал он.
Проводив Денисона взглядом, Кэри вздохнул. Спустя несколько минут к нему подошел Маккриди.
– Иногда меня охватывает отчаяние, – признался Кэри.
Маккриди едва заметно улыбнулся.
– Что стряслось на этот раз?
– Видишь вон те здания?
Маккриди посмотрел в направлении, указанном Кэри.
– Эта безобразная куча?
– Это квартал Виктория – сейчас там располагается полицейское управление. Власти хотели сровнять его с землей, но консерваторы выступили с возражениями и выиграли дело: здания сочли архитектурными памятниками.
– Что-то я не пойму, к чему вы клоните.
– Видишь ли, во время войны там находилась штаб-квартира гестапо, и многие норвежцы не забыли об этом. – Кэри помолчал. – Однажды там у меня состоялся продолжительный разговор с человеком по имени Дитер Брюн. Не самый приятный собеседник, можешь мне поверить. Его убили незадолго до конца войны – переехали грузовиком.
Маккриди молчал – Кэри редко говорил о своем прошлом.
– Я мотаюсь по Скандинавии уже около сорока лет – от Шпицбергена до датско-германской границы, от Бергена до русско-финской границы, – продолжал Кэри. – Через месяц мне будет шестьдесят. Но что бы ни происходило, этот паршивый мир так пи капельки и не изменился, – в его голосе звучала скрытая печаль.
На следующее утро все они вылетели в Финляндию.
Глава 14
Лин Мейрик испытывала новое и неожиданное чувство – она тревожилась за своего отца. Все ее прежние тревоги относились в первую очередь к ней самой – беспокойство за отца было чем-то необычным, заставлявшим се испытывать странный холодок изнутри.
Когда он предложил ей съездить в Финляндию вместе с ним, она пришла в восторг – восторг тем более объяснимый, что отец впервые обращался с ней, как со взрослым человеком. Теперь он интересовался ее мнением и прислушивался к ее желаниям; раньше он никогда этого не делал. Преодолев неуверенность, она начала называть его по имени, как он просил, – теперь она уже привыкла к этому.
Однако радость была несколько омрачена присутствием Дианы Хансен, которое каким-то образом омрачало восхитительное ощущение самостоятельности и заставляло Лин чувствовать себя маленькой и неуклюжей, словно школьница. Отношения Дианы с ее отцом ставили ее в тупик. Сначала она сочла их любовниками и не была ни удивлена, ни шокирована этой мыслью. Скажем, не слишком шокирована. В конце концов отец не так уж и стар, а мать никогда не скрывала от Лин причины развода с Мейриком. Но Диана Хансен не принадлежала к тем женщинам, которые обычно нравились Мейрику, и связь их казалась на удивление холодной, почти деловой.
С отцом произошли и другие странные вещи. Он стал говорить двусмысленно и расплывчато. Само по себе это было не ново: Мейрик и раньше был склонен неожиданно посреди разговора задумываться о своих проблемах, что создавало у Лин впечатление двери, захлопнутой перед носом. Новым было то, что, замолкая, отец больше не отдалялся от нее, а улыбался странной, особенной улыбкой, от которой у нее сжималось сердце. Казалось, он собирается с силами, чтобы сделать ей приятное.
И еще: он терял память. Ничего особенно важного, но когда дело доходило до мелочей вроде... вроде Мишки-Оборванца, например. Как он мог забыть свой смешной каламбур, доставивший столько радости маленькой девочке? Лин обычно раздражала в отце как раз его необычайная память па детали – он вспоминал то, о чем не хотелось бы слышать снова. Все это было очень странно.
И все же, несмотря ни на что, она была рада, что он предложил ей пойти вместе с ним в университет и поговорить с человеком, имя которого она так и не смогла произнести. Предложение было довольно нерешительным.
– Зачем ты хочешь встретиться с ним? – спросила она.
– Нужно выяснить одну вещь, связанную с моим отцом.
– Твой отец... но это же мой дед! Конечно, я иду с тобой.
Странно иметь деда с таким именем: Ханну Меррикен. Лин сидела перед зеркалом и рассматривала себя, в очередной раз убеждаясь, что все в полном порядке. «Не такая уж я и уродина, – подумала она, изучая серые глаза и прямые черные брови. – Рот великоват, конечно. Ладно, сойдет».
Захлопнув сумочку, она направилась к двери гостиной, где сидел отец. Внезапно она остановилась. «О чем я думаю? Это же мой отец, а не...» Она отмахнулась от не успевшей оформиться мысли и открыла дверь.
Профессор Кааринен оказался бодрым круглолицым человеком лет шестидесяти на вид, вовсе не похожим на высохшего старика, которого Лин нарисовала в своем воображении. Он поднялся из-за стола навстречу Денисону и горячо заговорил по-фински. Денисон протестующе поднял руку.
– Извините. Я не говорю по-фински.
Брови Кааринена поползли па лоб.
– Забавно! – произнес он по-английски.
Денисон пожал плечами.
– Что в этом странного? Я уехал из страны, когда мне было семнадцать. Из них пятнадцать лет я говорил по-фински, а затем в течение почти тридцати лет не имел такой возможности, – он улыбнулся. – Можно сказать, у меня атрофировался финноязычный мускул.
Кааринен понимающе кивнул.
– Да, да. Когда-то я свободно владел немецким, а что теперь? – он развел руками. – Итак, вы сын Ханну Меррикена.
– Разрешите представить вам мою дочь, Лин.
Кааринен протянул руку.
– Внучка Ханну? О, это большая честь для меня. Садитесь, пожалуйста. Не желаете кофе?
– Спасибо, с удовольствием!
Кааринен подошел к двери и поговорил с девушкой, сидевшей в соседнем кабинете, а затем вернулся обратно.
– Ваш отец был великим человеком, доктор... э-э-э... Мейрик, – сказал он.
Денисон кивнул.
– Да, я вернулся к традиционному английскому написанию нашей фамилии.
Профессор рассмеялся.
– Я хорошо помню, как Ханну рассказывал мне историю своего рода. В его изложении она звучала так романтично... Каким же ветром вас занесло к нам в Финляндию?
– Сам не вполне понимаю, – осторожно сказал Денисон. – Возможно, просто потребность посмотреть на родные места. Запоздалая тоска по дому, так сказать.
– Понимаю, – сказал Кааринен. – Вы пришли ко мне, потому что хотели что-то узнать о своем отце?
– Насколько я знаю, перед войной вы работали вместе с ним.
– Да, и я с гордостью вспоминаю об этом. Ваш отец был не только великим исследователем, но и великим учителем. Но я отнюдь не единственный его ученик. Нас было четверо – наверное, вы сами помните.
– Я был очень молод, – заметил Денисон. – ...Воспоминания скорее относятся к детству, чем к юношеству.
– Готов побиться об заклад, что вы меня не узнали, – Кааринен сверкнул глазами и похлопал себя по объемистому животу. – Ничего странного – я сильно изменился. Но вас-то я хорошо помню. Вы, юный варвар, сорвали один из моих экспериментов.
– Прошу прощения, – с улыбкой сказал Денисон.
– Да, – мысли Кааринена блуждали далеко. – В те дни нас было пятеро – ваш отец и мы. Отличная была команда, – он нахмурился. – А знаете, кажется, остался лишь я один! – он начал загибать пальцы. – Олави Койвисто был убит на фронте, Лииза Линнанкиви тоже убита при бомбежке Виипури незадолго до гибели вашего отца. Кай Салоярви пережил войну; бедняга умер от рака три года назад. Да, я остался единственным из нашей старой команды.
– Вы работали вместе над одними и теми же проектами?
– Иногда – да, иногда – нет, – Кааринен немного наклонился вперед. – Иногда мы проводили собственные исследования, а Ханну помогал нам советами. Вы сами ученый, доктор Мейрик, и знаете, как работает научная лаборатория.
Денисон кивнул.
– Каково было главное направление исследований?
Кааринен развел руками.
– Что же еще, кроме атомной энергии? Мы все занимались этой проблемой. То были дни великих первопроходцев – все казалось необычайно интересным и волнующим, – он помолчал и сухо добавил: – Последствия этого оказались гораздо более волнующими, чем мы могли себе представить, но к тому времени в Финляндии уже никто не думал о ядерной энергии.
Он сцепил руки на животе.
– Я хорошо помню, как Ханну показывал мне статью Мейтнера и Фриша, в которой они интерпретировали эксперименты Гана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44