Так что он отправился в постель, проспал два часа, а поутру получил привет от дядюшки Тишлина, который сидел в гостиной и коротал время за разговорами с модулем.
Они болтали, рассказывали бородатые анекдоты о прежних временах – видимо, дабы Генар-Хафун мог удостовериться, что явившийся ему призрак в самом деле послан дядюшкой. Очевидно, 00 придавали этой операции особое значение, поскольку послали ему одно за другим два личностных состояния. Вторая голограмма Тишлина была превосходной фальсификацией, достойной всяческих похвал… Впрочем, хвалить призрака-голограмму собственного родственника… н-да, это уже граничило с шизофренией.
– Полагаю, ты провел прекрасную ночь, – сказала имитация дяди Тишлина.
– Презабавнейшую.
Тишлин казался озадаченным. Что-то явно не давало ему покоя. Генар-Хафун оценил выражение дядюшкиного лица и поразился, насколько совершенной была копия, закодированная в цифрах и пропущенная через пересыльный автомат. Хотя существовала она лишь в модуле ИИ-сердечника. Удивительное старание со стороны 00. И все это только для того, чтобы склонить его к сотрудничеству?
“Черт возьми, наверное, мне просто нездоровится, – подумал Генар-Хафун. – Подобные проблемы перестали меня волновать с университетских времен”.
– А что может быть забавного в общении с… инопланетянами? – поинтересовалась голограмма, сдвинув брови.
– Много чего, – загадочно ответил Генар-Хафун, отрезая новый кусочек стейка.
– Но ты же не можешь выпивать с ними, есть то, что они едят, даже общаться с ними как следует не можешь – настолько они далеки от тебя. Ты не можешь даже хотеть того же, что они… – сказал Тишлин, по-прежнему хмурясь.
Генар-Хафун пожал плечами:
– Это проблемы коммуникации, которые решает техника, пояснил он. – Сам знаешь. Ты ведь тоже контактировал с инопланетянами. – Он прожевал кусок, дожидаясь, пока программа дядюшки обработает сказанное. Он ткнул ножом в сторону призрака: – Думаю, в этот раз от меня хотят чего-нибудь в этом же роде. Я давно собирался попробовать.
– Что же? – спросил дядюшка Тишлин, откидываясь в кресле. – Чего бы ты хотел попробовать, милый мальчик?
– Я хотел бы стать задирой.
Брови Тишлина поднялись.
– Что ты сказал, мой мальчик? Мне показалось, я недослышал…
– Ну, на некоторое время, – пояснил Генар-Хафун, чуть повернув голову к дрону за спинкой кресла; машина поспешила вновь наполнить стакан. – Я имею в виду: все, что мне надо это оказаться в теле задиры… ну и, скажем так, просто побыть некоторое время задирой. Налаживание контактов – извечная проблема дипломатии. На самом деле я не вижу в этом никакой проблемы. Я смог бы лучше налаживать и поддерживать отношения с этими ребятами, превратившись в одного из них. Он отставил тарелку. – Уверен, ничего невозможного здесь нет. Вот и модуль признает, что такое в принципе технически возможно, хотя и не рекомендовано, и мне известны все доводы против, хотя, на мой взгляд, идея великолепная. Ну, конечно, при условии, что я в любой момент смогу вернуться в собственное тело… Неужели это тебя шокирует, дядюшка?
Призрак покачал головой:
– Знаешь, Бэр, ты всегда был странным ребенком. Впрочем, этого можно было ожидать. Любой, кому нравится жить с задирами, внушает некоторое подозрение относительно своего психического здоровья.
Генар-Хафун развел руками:
– Но я делаю то же, что и ты! – возразил он.
– Бэр, я лишь ждал встречи со странными и даже загадочными инопланетными существами, но вовсе не хотел заниматься тем, чем они там у себя занимаются.
– Вот те на! А я думал, что ты гордишься мною.
– Горжусь, но и беспокоюсь за тебя, Бэр. Ты что, всерьез полагаешь, что, став задирой, оправдаешь надежды 00?
– Определенно, – сказал Генар-Хафун. – У меня тут состоялся сеанс связи прошлой ночью, и “Смерть и Гравитация” сказал “да”… – Он покрутил головой и рассмеялся. – Должно быть, это было во сне. – С этими словами он проглотил последний кусочек стейка.
– Мне сказали. Бэр, что ты готов выполнить поручение, сказал Тишлин. – Но ты не представляешь, на что идешь.
Генар-Хафун вскинул брови:
– В самом деле?
– В самом деле, – утвердительно кивнул Тишлин.
Генар-Хафун призадумался:
– И как же им удалось привлечь тебя к переговорам, любезный дядюшка?
– Им стоило только заикнуться об этом, Бэр. Конечно, я отстранен от Контактов твоего уровня, но всегда счастлив помочь, чем могу, когда появляются проблемы.
– Это не Контакты, дядюшка. Это Особые Обстоятельства, спокойно произнес Бэр. – У них правила игры другие.
Тишлин поджал губы. Его голос изменился. Теперь он звучал несколько виновато. Дядя оправдывался:
– Я знаю, мой мальчик. Я расспросил нескольких знакомых об этой организации, прежде чем согласился с ней сотрудничать. Все проверено, все кажется… заслуживающим доверия. И я призываю тебя тоже поверить им. Похоже, то, что мне рассказали, правда.
Генар-Хафун помолчал.
– Ну ладно. Хорошо. И что же тебе рассказали, дядюшка? спросил он, допивая остаток синтезированной модулем бурды. Хмурясь, он вытер губы и придирчиво осмотрел салфетку. Потом бросил взгляд на обслуживающего дрона. Тот дернулся, что должно было означать недоумение, и принял стакан из его руки.
Подобие Тишлина наклонилось всем корпусом вперед.
– Позволь мне рассказать тебе одну историю, Бэр.
– Конечно, и немедленно, – откликнулся Генар-Хафун, вытер губы и бросил салфетку на стол, что означало конец завтрака. Дрон-слуга принялся убирать посуду.
– Давным-давно, далеко-далеко отсюда – за две тысячи лет туда и обратно, – начал Тишлин, – в звездной туманности за пределами галактической карты, у самого кластера Асетиела, короче говоря, в самой заднице у дьявола – “Трудный Ребенок”, один из первых Основных Контактных Блоков класса “Трубадур”, обнаружил еще не угасшую древнюю звезду. ОКБ начал расследование. И тогда открылись сразу два необычных факта.
Генар-Хафун откинулся в кресле, еле заметно улыбаясь. Дядюшка Тишлин любил рассказывать истории. Обрывочные воспоминания Генар-Хафуна о детстве сохранили длинную, залитую солнцем кухню, дома на Оис, на Орбитале Седдан. Его мать и прочие взрослые в доме, а также многочисленные кузены и кузины с болтовней, гомоном и смехом собирались вокруг старика, сам он сидел у дядюшки на колене, и рассказ начинался. Часто это были обычные детские сказки – которые ему уже доводилось выслушивать от других взрослых, – но были среди них и рассказы о том, как дядюшка служил в Контакте, как он бороздил Галактику на дипломатических кораблях, исследовал странные новые миры и встречался с инопланетянами.
– Во-первых, – рассказывала голограмма, – потухшее солнце по всем признакам было парадоксально древним светилом. Настолько древним, что приборы из черного ящика определяли его возраст примерно в триллион лет.
– Сколько-сколько? – фыркнул Генар-Хафун.
Дядюшка Тишлин развел руками;
– Корабль тоже не мог поверить. Согласно этой невероятной цифре, получалось… – видение посмотрело куда-то вбок, как всегда делал Тишлин, когда задумывался, и Генар-Хафун вновь невольно поймал себя на улыбке, – опять же, судя по изотопному анализу и пробе на радиоактивность…
– Техническая терминология, – сказал Генар-Хафун, заговорщически кивая. Дядюшке, не лишенному счастья общаться с модулем Генар-Хафуна, было понятно это ехидство. Они с голограммой улыбнулись друг другу.
– Техническая терминология, – подтвердило изображение Тишлина. – Однако неважно, какие способы они использовали для определения возраста звезды и какие цифры при этом получали, потому что приходили они всегда к одному: мертвая звезда была как минимум на 50 лет старше, чем наша Вселенная.
– Никогда не слышал об этом, – признался Генар-Хафун.
– Я тоже, – сказал Тишлин. – Единственной причиной, по которой это дело не получило широкой огласки, послужил неполный рапорт корабля. Ну да, корабль был настолько сконфужен случившимся, что оставил результаты при себе.
– У них тогда были собственные Умы?
Изображение пожало плечами:
– Ум с маленькой буквы: ИИ-сердечник, так, кажется, это сейчас называется? Но это был чувствующий Ум, и информация оставалась в сердечнике корабля, когда это случилось.
Практически, единственными формами личной собственности, которые признавала Культура, были мысль и память. Любой регистрируемый рапорт или анализ теоретически был доступен каждому, но собственные мысли, собственные воспоминания был ли ты человеком, дроном или корабельным Умом – рассматривались как личное достояние. Считывание сознания у человека или даже машины, а уж, тем более. Ума – было запрещено.
Генар-Хафун считал, что так и должно быть, хотя со временем пришел к выводу, что главная причина существования этого правила проста: оно соответствует целям Умов Культуры вообще и Умам из 00 – в частности.
Благодаря этому табу каждый в Культуре мог сохранять свои секреты при себе. Проблема состояла в том, что, если у людей все ограничивалось бытовыми мелочами вроде мелкой ревности, гордости и тщеславия, то с Умами с большой буквы дело обстояло иначе. Случалось, они “забывали” поведать всем остальным о целых звездных цивилизациях, обнаруженных во время полета, или же сами принимались изменять ход развития цивилизации, возможно, прицеливаясь и к самой Культуре… Хотя какое там “прицеливались”! Они уже давно этим занимались.
– А как же люди на борту корабля? – спросил Генар-Хафун.
– Люди прекрасно знали о том, что случилось. Но молчали. Находясь вдали от всех цивилизаций, они имели на руках два непостижимых факта. Они понимали, что надо вступить в контакт, но не могли придумать, как. Поэтому они решили выждать и пока понапрасну не вносить в мир хаос и сумятицу. – Тишлин снова пожал плечами. – Все это произошло на таком удалении от цивилизации, на таком расстоянии, что каждый, я полагаю, дважды бы подумал, прежде чем кричать об этом на весь мир. Сейчас ты не смог бы удержать в тайне такое событие, тем более, с такой степенью конспирации. Однако тогда это было возможно: линии связи часто обрывались.
– И что же за вторая необычная вещь, с которой они столкнулись?
– Некий артефакт. Идеальная черная сфера – совершенно непроницаемое тело размером с астероид, вращающийся по орбите вокруг этой невозможно древней звезды. Все попытки корабля проникнуть в артефакт и исследовать его не увенчались успехом. Ни сенсоры, ни что-либо другое не помогало. Сам исследуемый предмет не подавал признаков жизни. Вскоре после случившегося у “Проблемного Ребенка” отказал двигатель нечто неслыханное даже по тем временам. Поэтому ему пришлось срочно покинуть район исследований. Разумеется, он оставил целый отряд разведывательных спутников и платформы с сенсорами для наблюдения за артефактом.
Три года спустя прибыла следующая экспедиция – а, как ты помнишь, все это происходило на самых галактических окраинах, причем скорости были тогда намного ниже средних – они не нашли ровным счетом ничего. Ни звезды, ни артефакта, ни даже сенсоров, оставленных “Трудным Ребенком”; только радиомаяки караульных блоков, которые к тому времени уже заглохли. Выглядело это так, как будто гравитационные пульсары по соседству поглотили загадочную звезду, а с ней и все остальное оборудование.
– Так они что, просто исчезли?
– Просто исчезли. Причем бесследно, – подтвердил Тишлин. – Еще никто в истории не терял целое солнце, даже если оно было мертвым.
– В то же время, – продолжал дядя, – Основной Системный Транспорт – ОСТ, с которым было назначена встреча у “Трудного Ребенка” для ремонта двигателя, передал, что ОКБ был, по всей видимости, атакован: причиной поломки была не авария и не промышленный брак. Это было нападение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65