Он никак не мог решить, что же ему теперь делать. Механизмы самовосстановления тем временем ждали. Но не его собственные системы ремонта, а системы близнеца-перебежчика, этого вывернутого наизнанку разума, который кто-то заботливо оставил ему, как заминированную сумку в метро. Для чего? Не верилось, что захватчик оставил бы его нетронутым. Этот разум был больше, чем бесполезен: это было искушение, соблазн – раскрыть и посмотреть в себя, рискуя навсегда заразиться чем-то чуждым. Вероятность того, что они не успели захватить его и как следует с ним поработать, все-таки была ничтожно мала.
Да – искушение, да – соблазн! Но он не станет рисковать. Рисковать глупо.
Он мог бы создать собственные блоки самовосстановления. Это было возможно, но займет время: месяц. Для человека месяц – это не так долго, для дрона – даже дрейфующего на позорно малой световой скорости в глубинах пространства и времени, – это равно нескольким пожизненным заключениям. Месяц – это немного, когда ждешь, дроны умеют ждать и обладают достаточным количеством технологий, чтобы приятно скрасить время ожидания или даже проигнорировать его, но это отвратительно долгий срок, если он отделяет дрона от возможности сконцентрироваться на чем-то, работать над определенной задачей.
И даже по истечении этого месяца останется масса работы. Понадобится произвести множество мелких настроек, регулировок, механизм самовосстановления потребует придания характеристик: направление, поправки. Какие-то части будут, вне сомнений, демонтированы, другие – воспроизводиться и дублироваться там, где предполагалась чистка. Это все равно, что выпустить на свободу миллионы клеток в уже разрушенном теле и пытаться проследить за работой каждой в отдельности, каждую минуту опасаясь, что строительство тканей перейдет в раковую опухоль. Можно легко погубить себя одной-единственной ошибкой, можно случайно нарушить целостность ядра, заключавшего двойника-предателя, зараженного близнеца, можно даже повредить блок с оригинальными механизмами самовосстановления. А если все пройдет хорошо, весь процесс может растянуться на годы.
Вот незадача!
Он произвел обычный набор команд – самое меньшее, что он мог сделать в такой ситуации – и задумался.
В запасе оставались несколько миллионов частиц антиматерии и силовое поле для манипулирования частицами, способное резать молекулярные связи. Ему могли понадобиться обе способности при конструировании модели-прототипа, которой займется самовосстановитель. Еще в наличии имелось 240 миллиметровых наноракет – микроскопических, с ядерными боевыми головками АМ-6. Что еще? Возможность разместить вокруг себя небольшое поле отражателя и, наконец, лазер, сохранивший заряд, близкий к максимальному. Плюс к тому он располагал резервным экземпляром биохимического мозга, который не мог поддерживать мыслительный процесс достаточно долго, но зато обладал нестандартным воображением, поскольку был живым мозгом, а не пучком электроники в голове, как все остальное…
Ну что ж, славно, как говорят в дальнем космосе. Сисл Ифелеус 1/2 экранировал плазменные камеры и стал работать над задачей размещения в них антиматерии, чтобы произвести расчет с наибольшей массой реакции и максимумом правдоподобия: ему требовался взрыв, который не привлек бы постороннего внимания.
Перемещаться с ускорением среди звезд, используя поврежденный мозг – забавно, об этой стороне дела он еще не думал. Он привел макропрограмму в действие и вернулся к проблеме построения самовосстановителя.
В этот момент по пространственно-временной ткани прошла волна: словно кто-то резко рванул ее, шаря в глубоких складках. Возможно, незваный гость.
Он затаил дыхание (то есть перестал думать) на целую наносекунду.
Это мог быть и естественный процесс: например, свертывание звездных ядер. Но волна была векторной, сконцентрированной, чрезвычайно компактной: не сильная, но в то же время очень даже ощутимая волна, подобная той, что возникает на месте звезды, охлопывающейся в черную дыру.
Волна явно имела искусственное происхождение. Или это ему показалось?..
Дрон Сисл Ифелеус 1/2 уже начинал боятся собственного тела, он ничего не мог поделать с тем, что эта чертова железка имела определенный вес. Под давлением накатившей волны его предательские несколько килограммов вздрогнули, производя эхолокалионный сигнал, который расширяющимися кругами, пошел обратно по радиусу, подобно кругам от брошенного в пруд камня – к источнику колебаний.
Дрон почувствовал, что его обнаружили.
Ответ не заставил себя ждать: нечто вроде осторожного ощупывания, пучок излучения, исходивший от черного артефакта, который, по расчетам дрона, находился от него примерно за 300 тысяч километров.
Дрон попытался экранировать сигналы, но они настигли его. Он принялся лихорадочно отключать одну систему за другой, в первую очередь самые важные, которые могли пострадать от заражения – хотя характеристики луча не казались такими уж сложными: просто разведка. Затем луч исчез – так же внезапно, как и появился.
Дрон оглянулся. Видимых объектов не было, но, сканируя холодные пустые глубины космоса, он чувствовал трепет пространственно-временной паутины, и этот слабый трепет шел отовсюду, со всех сторон. Что-то приближалось.
Отдаленная вибрация медленно нарастала.
…Насекомое, попавшее в паутину поверхностного натяжения пруда, чувствовало дрожь, идущую по воде: к нему стремительно приближалось нечто – неважно, скользило оно лапками по водной глади или подкрадывалось из глубины, с обратной стороны водяной пленки.
III
Вагончик нырнул под очередной монорельс. Генар-Хафун посмотрел вниз на покрытый облаками ландшафт.
Хабитат Годшоул, родовое гнездо задир, был слишком мал, чтобы считаться Орбиталом в номенклатуре Культуры, и слишком засекречен – туристы сюда не допускались. Здесь располагался один из старейших аванпостов задир. Этот крошечный мирок был создан в форме бублика: такая труба в виде колеса – десять километров в диаметре и более двух тысяч в длину, а сверхпроводимые катушки, по которым шли электромагнитные волны, образовывали внутренний обод этого исполинского колеса. Циркулярно-секционное жилое пространство было подобно туго надутой шине, выпячивающейся из внутреннего обода. Здесь же причаливали и швартовались корабли.
Весь этот массивный механизм в числе иных сателлитов вращался на отдаленной орбите вокруг звездного карлика, слишком маленького, чтобы считаться звездой. Зато ему выпала честь оказаться в зоне интересов задир. Именно отсюда, с хабитата Годшоул, они продолжали наступление на космос.
Монорельсовый вагончик несся к громадной стене, заслонявшей вид впереди. Дверь-турникет при его приближении открылась, и вагончик проскочил в туннель. Затем еще одна дверь возникла в монолитной стене, за которой начиналось открытое пространство, заполненное облаками и туманом.
Внутренности хабитата Годшоул были разделены примерно на сорок изолированных отделений, большая часть которых являлась сплетением рам, балок и трубкообразных сочленений, для того, чтобы придать дополнительную прочность гнездовой конструкции. Ибо именно здесь размещались гнезда задир, каковые свивались воедино при помощи тех же балок, патрубков и трубных сочленений, словно гигантская модель молекулы белка, посредством которой кто-то вздумал наглядно показать не только все атомы водорода, но и все связи между ними. Гнезда представляли собой не только жилые отделения, но и сектора охоты, заполненные облаками тумана и специально подобранной флорой и фауной. Микроклимат гнезд соответствовал атмосфере метановых планет и спутников, и именно здесь задиры предавались своей величайшей страсти – охоте. Впереди как раз показался один из громадных игровых резервов. Генар-Хафун снова посмотрел вниз, но не смог разглядеть, что там творится.
Одна пятая часть всего хабитата Годшоул была отдана под поля для охоты. Сказать по правде, это можно было назвать благоразумной жертвой. На самом деле задиры предпочли бы поделить территорию пополам, отдав одну часть охотничьему полю, а другую – всему остальному, что могло иметь место в их жизни.
В Культуре было распространено мнение, что задиры проводят на охоте слишком много времени. Предполагалось, что в таком случае цивилизация не может уделить достаточно времени тем видам, за которые потенциально несет ответственность. Хотя, чем больше времени задиры прохлаждались в парках и пировали, рассказывая охотничьи байки и небылицы, тем меньшую угрозу они представляли собой во внешней политике.
К тому же, если бы задиры относились к охоте так, как этого требовала Культура, они перестали бы быть задирами. Охота способствовала совершенствованию и расширению разведки – в том числе космической. Убрав охоту из своей жизни, задиры в полном смысле слова остановились бы в развитии.
Внизу, во влажных джунглях, царило странное затишье. Может быть, в этом секторе охота еще не началась? Можно было лишь догадываться о том, что среди деревьев таятся, повиснув среди лиан на мембранах и газовых мешках флоры, неведомые хищники, прислушиваются, выжидают. Но разглядеть что-либо в тумане с такой высоты не представлялось возможным.
Конструкция так называемых “кресел” в вагончике не позволяла не только что “откинуться”, но даже и усесться поудобнее. Вагончик не был приспособлен для перевозки людей, зато супержилет мог устранять любые неудобства, в том числе имитировать эффект спинки кресла, так что Генар пребывал в относительном комфорте. В ногах у него лежал вещевой мешок. Генар пренебрежительно пнул носком сапога свои нехитрые пожитки. Можно подумать, он отправляется в заурядный турпоход, а не в путешествие длиной в шесть тысяч световых лет.
– Ублюдки, – раздался голос модуля в его голове.
– В чем дело? – спросил Генар-Хафун.
– Похоже, им доставляет особую радость откладывать все до последнего момента, – раздраженно сообщил модуль. – Мы, только что закончили переговоры по найму кораблей. А отбытие – через 10 минут. Эти сумасшедшие всегда тянут до последнего момента?
– Почему – “кораблей”? Разве корабль не один? – озадаченно спросил Генар-Хафун.
– “Не один”! – передразнил модуль. – С их точки зрения, для такой дипломатической шишки, как ты, необходимо не менее трех летающих ступок. Любой из их кораблей и так запросто может пристроить меня, а это, по-моему, самое главное. Но три! Ты можешь поверить? Это же целый флот по их стандартам!
– Может, им просто нужны деньги?
– Генар-Хафун, я знаю, как тебя забавляет любой лишний трансфер денежных сумм задирам, но, смею тебе заметить, деньги – это власть, деньги – это влияние, деньги – это эффект.
– “Деньги – это эффект”, – задумчиво повторил Генар-Хафун. – Ты сам это придумал, Скапел Эффранкуи? Это твой собственный афоризм?
– Дело в том, что жертвуя задирам дополнительные средства, мы вливаем горючее в механизм их экспансионистской оккупационной политики. Это уже не афоризм.
– Вот это да! Мы передали им технологию строительства Орбиталов. Разве это можно сравнивать с несколькими карточными долгами?
– Это совершенно разные вещи: мы передали им технологии, чтобы они сократили масштабы своих межпланетных завоеваний. И потом, я не говорю о твоих карточных долгах, несмотря на то, что они непомерны и немыслимы. И даже не говорю о твоей странной привычке постоянно повышать ставки. Я говорю только о стоимости найма на два месяца трех боевых крейсеров класса “Нова” вместе с командами.
– Ну и какого дьявола тебе нужно от меня? – возмутился Генар-Хафун. – Это самый быстрый способ доставить меня к месту назначения, что и нужно 00.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65