Тридевятое царство, в котором живут потомки.
На этом месте Барабину захотелось подышать свежим воздухом, дабы прочистить мозги.
На дворе уже стемнело, и небо было усыпано звездами. А среди звезд сияли, как ни в чем не бывало, две луны. И списать это на неумеренное употребление алкоголя не было никакой возможности.
Во-первых, Барабин пил очень осторожно, дабы не потерять боеготовность. Заговоренная крепость — это конечно хорошо, но бдительность никогда не помешает.
А во-вторых, из двух лун одна была большая и белая, а другая — маленькая и красная. А привычной глазу средней и желтой не было и в помине.
И как ни странно, в первую секунду Барабин этому обрадовался. Потому что две луны означали перемещение в пространстве, а не во времени.
А в пространстве, как бы далеко тебя ни занесло, всегда есть шанс вернуться.
12
К ночи деревенский староста с сединой в бороде совсем осмелел, и вышел из дома вслед за Романом.
Барабин пялился на разноцветные луны с видом грустного волка, который собирается завыть. Но меньшая из них, красная, висела совсем низко над горой, и староста подумал, что гость любуется на горные вершины.
— Я знаю все народы в этих горах, — сказал он негромко. — Какие из них ты истребил?
Барабин вздрогнул и обернулся.
— Что? — переспросил он.
— Гват фолкес ис эрасет би йоу? — терпеливо повторил староста, употребив на этот раз другое слово — «фолк», а не «пеопель».
Тут до Барабина наконец дошло, в какое заблуждение он случайно ввел жителей деревни Таугас и почему его принимают здесь с таким страхом и почтением. Даже несмотря на то, что он все-таки терранец.
В последнем Барабин теперь не сомневался. Но решил никому об этом не говорить.
Отношение местных жителей к выходцам из страны предков настораживало, если не сказать больше. За прошедший день не только Сандра, но и другие не раз говорили о том, что все терранцы — идиоты.
Странное, прямо скажем, отношение к предкам. Если, конечно, не вспоминать о том, что мы нередко называем выжившими из ума родных своих бабушек и дедушек, впадающих в старческий маразм.
Но у крестьян из королевства Баргаут была другая логика.
— В стране Фадзероаль всем хорошо, — говорили они. — А от хорошей жизни люди глупеют.
Ага!
Вас бы на денек в эту благословенную страну предков. Особенно в ту ее часть, которая называется Россией. Хлебнули бы хорошей жизни от души.
Барабин представил себе председателя сельсовета в российской глубинке, который широким жестом предлагает гостю на выбор семь своих гейш в собачьих ошейниках, и с ним чуть не сделалась истерика.
А староста деревни Таугас все ждал ответа на свой вопрос. То ли его снедало праздное любопытство, то ли у него был свой особый интерес — но только ему отчего-то очень важно было знать, какие из горных народов уже истреблены, а какие еще нет.
Однако его ожидал облом.
Барабин решил не говорить ему правду, дабы ненароком не уронить свой статус, завоеванный случайной речевой ошибкой. Но и сочинять он ничего не стал, а объявил просто:
— Об этом я бы хотел поговорить с королем.
— Многие хотят говорить с королем, — покачал головой староста. — Но не со всеми хочет говорить король.
Однако по здравом размышлении он выразил осторожную надежду, что с истребителем народов король побеседовать не откажется.
— Он ценит великих воинов, — сообщил староста торжественно. — Потому что он сам великий воин.
Естественно, Барабин стал расспрашивать, как лучше подступиться к его величеству. В голове вертелся сказочный оборот: «Не вели казнить, дай слово молвить!» — но Роман сильно сомневался, что он будет уместен в данном случае. И к тому же не знал, как правильно перевести его на здешний полуанглийский.
Но оказалось, что все еще серьезнее.
Только рыцарь, обладатель именного меча, имеет право первым заговорить с королем. Любой другой, кто попытается это сделать, будет убит на месте. Гейши из королевской стражи изрубят его в капусту и никто их за это не осудит.
«Час от часу не легче!» — воскликнул про себя Барабин. Гейши, которые рубят в капусту недругов короля и непочтительных простолюдинов — это было нечто выходящее из ряда вон. То есть абсолютно.
Барабин попытался представить себе эту картину, но воображение спасовало.
Все его старания своими силами определить, что же такое гейши по местным понятиям, давали сбой. Его сбивало с толку японское значение слова, которое не годилось совершенно, а также миллион долларов, уплаченный за дикую гейшу Веронику Десницкую.
Из всех женщин, к которым применимо название «гейша», ближе всех к означенной сумме подбиралась, кажется, греческая гетера Таис Афинская. По свидетельству писателя Ефремова за ночь с нею античные миллионеры соглашались платить талант серебра.
История ссоры короля Гедеона с принцем Родериком из-за любимой гейши королевского майордома тоже вписывалась в эти рамки.
По всему выходило, что гейшей в королевстве Баргаут называют дорогую любовницу богатого человека или же гаремную наложницу, которая такому человеку принадлежит.
Но тут в дело вмешались деревенские гейши в собачьих ошейниках.
Волоокую брюнетку даже звали по-собачьи. И вечером староста сказал Роману про нее:
— Если тебе понравилась Наида, то я не пошлю ее завтра в поле. Пусть будет с тобой.
Девушки в ошейниках, которые работают в поле, а гостей и хозяев ублажают в свободное от работы время, больше походили на простых невольниц, чем на дорогих любовниц, гаремных наложниц и уж тем более классических гейш.
Если перевести слово «гейша», как «рабыня», то все вроде бы становится на свои места. Но королевские стражницы опять путают карты.
Рабыни с мечами в руках — это почти то же самое, что японские гейши на уборке риса.
Рабы-воины в истории известны, а вот рабыни вызывают сомнение. Даже знаменитый писатель Джон Норман, который знает о рабынях все, подобных подвигов за ними не замечал.
А уж если рабынь называют гейшами, то это совершенно явно указывает на их основную функцию, которая определенно связана с любовью, а не войной.
А впрочем, чего только не бывает в нашем лучшем из миров. Особенно если этот мир и не лучший, и не наш.
— Мне понравилась Наида, — сказал Роман.
— Если хочешь, можешь ее купить, — предложил староста.
— Я и рад бы, да поиздержался в дороге, — покачал головой Барабин. — Купил у Робера о’Нифта дикую гейшу за 240 королевских фунтов, а он взял и перепродал ее человеку из Таодара. А меня колдовством выбросил из замка.
Тут староста посмотрел на Романа с каким-то совсем уже запредельным восхищением, хотя тот даже не упомянул, что фунты были золотые.
240 серебряных фунтов — тоже сумма немалая, и человек, способный с такой легкостью говорить о ее потере, достоин особого уважения.
Но говорить с ним более почтительно староста из-за этого не стал. Он перешел на панибратский тон еще во время дневной пирушки, явно набивался к Роману в друзья и не собирался ничего менять из-за того, что Барабин с легкостью может плюнуть на потерю 240 королевских фунтов.
И Барабин, кажется, догадывался, почему так. Просто он явился в деревню без именного меча и даже на словах не назвался рыцарем.
У него, правда, была такая мысль еще на холме, но тогда Роман не вспомнил, как будет по-английски «рыцарь». А теперь староста сам произнес это слово.
В его устах оно прозвучало, как «книфт», и вызвало невольную ассоциацию с блатным жаргоном. Типа, лучше в клифту лагерном на лесосеке, чем в костюмчике у Фокса на пере. Но впечатление было обманчивое.
На самом деле это было благородное слово, и писалось оно — «knight». А отсюда недалеко и до другого похожего слова. Того, которое пишется «night» и обозначает ночь.
Нетрудно было догадаться, что на местном наречии это второе слово должно звучать как «нифт».
Что-то знакомое, не правда ли?
А в рассказе жителей деревни Таугас о страшном демоне, живущем в соседних горах, несколько раз мелькало выражение «робберс оф Эрк».
Воры Эрка.
Теперь же, услышав печальную историю про потерянные 240 фунтов , умудренный жизнью староста с сединой в бороде счел нужным сообщить:
— А я всегда говорил, что с этим колдуном нельзя иметь дела. Не зря же его зовут Робером.
И Барабин охотно согласился с этой сентенцией, поскольку понял, что слово «роббер» на здешнем языке означает «вор». А прозвище злого колдуна из горного замка, которое Роман принял за ирландское имя Робер о’Нифт — это вовсе никакое не имя.
Настоящее имя колдуна все забыли по приказу короля, и с тех пор хозяина черного замка называют просто и без затей — Ночной Вор.
И лучше прозвания ему не найти.
Этот чертов колдун не просто вор. Он всем ворам вор. Он не только украл дочь у олигарха Десницкого, но спер заодно и миллион баксов, предназначенных для ее выкупа. В результате чего Роман Барабин был готов и правда истребить поголовно всех, кто вздумает помешать ему наказать этого позорного беспредельщика.
А деревенский староста, узнав, что истребитель народов рвется вместе с королем штурмовать замок Ночного Вора, чтобы забрать назад свои 240 фунтов , пришел в сильное возбуждение, и стал буквально впаривать Роману свою волоокую гейшу, соглашаясь продать ее в долг и со скидкой — только бери.
— За сорок талеров отдам, себе в убыток, — твердил он, и Барабину пришлось выпытывать у него текущий курс валют.
Оказалось, что талер в тридцать два раза меньше фунта, и Барабин легко произвел в уме нехитрые арифметические действия, результат которых его совсем не порадовал.
Выходило, что староста просит за Наиду больше пяти тысяч баксов, а это, пожалуй, дороговато за деревенскую шлюху.
Тем более, что миллион он пока не отбил, а если и отобьет, то все равно миллион чужой. А отдавать за бабу свои кровные пять тысяч зеленых противоречило убеждениям Романа Барабина, который старался тратить на ненужные вещи не больше сотни за раз.
Однако староста, продолжая убеждать дорогого гостя, что сделка сулит ему неисчислимые выгоды, обмолвился ненароком, что талеры — это серебряные деньги. И в результате всплыла одна маленькая, но важная деталь.
Оказалось, что 32 талера составляют один серебряный фунт. А золотой фунт в 32 раза дороже серебряного.
И вообще фунт — это не мера денег, а единица веса. 128 фунтов — вес великой и достославной королевы Тадеи в день ее смерти.
Как ее там взвешивали и сколько она весила — в эти подробности Барабин вдаваться не стал, но зато понял, наконец, почему миллион долларов — это всего 240 золотых королевских фунтов.
240 фунтов — это что-то около центнера золота, а стоит оно на земных биржах примерно 10 долларов за грамм. Так что все сходится.
А серебряный талер — денежка мелкая. Всего четыре доллара по курсу.
И в этом случае покупка волоокой рабыни с собачьим именем и впрямь получается выгодной.
Неплохо было бы еще прикинуть курс золотого фунта к медному тарску, чтобы определить, насколько рабыни в королевстве Баргаут дороже сестер по несчастью, обитающих на планете Гор имени Джона Нормана. Но это желание оказалось неосуществимым, так как староста деревни Таугас отродясь не слыхал о планете Гор.
И вообще планеты — это плоды большого дерева, растущего в стране Гиантрей.
Но главное совсем не это.
Больше всего Барабина поразил внутренний разброс цен на женщин в королевстве Баргаут. От полутора сотен долларов до миллиона фактически за одно и то же — это впечатляет.
Хотя, если вдуматься, ничего особо выдающегося в этом нет. Достаточно привести для сравнения хотя бы цены на автомобили.
За пожилой «Запорожец» сто баксов выложить жалко, а какой-нибудь штучный лимузин может и на поллимона потянуть.
Странно было, правда, применять подобный подход к живым людям, да и в моральные принципы строителя капитализма это как-то не вписывалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
На этом месте Барабину захотелось подышать свежим воздухом, дабы прочистить мозги.
На дворе уже стемнело, и небо было усыпано звездами. А среди звезд сияли, как ни в чем не бывало, две луны. И списать это на неумеренное употребление алкоголя не было никакой возможности.
Во-первых, Барабин пил очень осторожно, дабы не потерять боеготовность. Заговоренная крепость — это конечно хорошо, но бдительность никогда не помешает.
А во-вторых, из двух лун одна была большая и белая, а другая — маленькая и красная. А привычной глазу средней и желтой не было и в помине.
И как ни странно, в первую секунду Барабин этому обрадовался. Потому что две луны означали перемещение в пространстве, а не во времени.
А в пространстве, как бы далеко тебя ни занесло, всегда есть шанс вернуться.
12
К ночи деревенский староста с сединой в бороде совсем осмелел, и вышел из дома вслед за Романом.
Барабин пялился на разноцветные луны с видом грустного волка, который собирается завыть. Но меньшая из них, красная, висела совсем низко над горой, и староста подумал, что гость любуется на горные вершины.
— Я знаю все народы в этих горах, — сказал он негромко. — Какие из них ты истребил?
Барабин вздрогнул и обернулся.
— Что? — переспросил он.
— Гват фолкес ис эрасет би йоу? — терпеливо повторил староста, употребив на этот раз другое слово — «фолк», а не «пеопель».
Тут до Барабина наконец дошло, в какое заблуждение он случайно ввел жителей деревни Таугас и почему его принимают здесь с таким страхом и почтением. Даже несмотря на то, что он все-таки терранец.
В последнем Барабин теперь не сомневался. Но решил никому об этом не говорить.
Отношение местных жителей к выходцам из страны предков настораживало, если не сказать больше. За прошедший день не только Сандра, но и другие не раз говорили о том, что все терранцы — идиоты.
Странное, прямо скажем, отношение к предкам. Если, конечно, не вспоминать о том, что мы нередко называем выжившими из ума родных своих бабушек и дедушек, впадающих в старческий маразм.
Но у крестьян из королевства Баргаут была другая логика.
— В стране Фадзероаль всем хорошо, — говорили они. — А от хорошей жизни люди глупеют.
Ага!
Вас бы на денек в эту благословенную страну предков. Особенно в ту ее часть, которая называется Россией. Хлебнули бы хорошей жизни от души.
Барабин представил себе председателя сельсовета в российской глубинке, который широким жестом предлагает гостю на выбор семь своих гейш в собачьих ошейниках, и с ним чуть не сделалась истерика.
А староста деревни Таугас все ждал ответа на свой вопрос. То ли его снедало праздное любопытство, то ли у него был свой особый интерес — но только ему отчего-то очень важно было знать, какие из горных народов уже истреблены, а какие еще нет.
Однако его ожидал облом.
Барабин решил не говорить ему правду, дабы ненароком не уронить свой статус, завоеванный случайной речевой ошибкой. Но и сочинять он ничего не стал, а объявил просто:
— Об этом я бы хотел поговорить с королем.
— Многие хотят говорить с королем, — покачал головой староста. — Но не со всеми хочет говорить король.
Однако по здравом размышлении он выразил осторожную надежду, что с истребителем народов король побеседовать не откажется.
— Он ценит великих воинов, — сообщил староста торжественно. — Потому что он сам великий воин.
Естественно, Барабин стал расспрашивать, как лучше подступиться к его величеству. В голове вертелся сказочный оборот: «Не вели казнить, дай слово молвить!» — но Роман сильно сомневался, что он будет уместен в данном случае. И к тому же не знал, как правильно перевести его на здешний полуанглийский.
Но оказалось, что все еще серьезнее.
Только рыцарь, обладатель именного меча, имеет право первым заговорить с королем. Любой другой, кто попытается это сделать, будет убит на месте. Гейши из королевской стражи изрубят его в капусту и никто их за это не осудит.
«Час от часу не легче!» — воскликнул про себя Барабин. Гейши, которые рубят в капусту недругов короля и непочтительных простолюдинов — это было нечто выходящее из ряда вон. То есть абсолютно.
Барабин попытался представить себе эту картину, но воображение спасовало.
Все его старания своими силами определить, что же такое гейши по местным понятиям, давали сбой. Его сбивало с толку японское значение слова, которое не годилось совершенно, а также миллион долларов, уплаченный за дикую гейшу Веронику Десницкую.
Из всех женщин, к которым применимо название «гейша», ближе всех к означенной сумме подбиралась, кажется, греческая гетера Таис Афинская. По свидетельству писателя Ефремова за ночь с нею античные миллионеры соглашались платить талант серебра.
История ссоры короля Гедеона с принцем Родериком из-за любимой гейши королевского майордома тоже вписывалась в эти рамки.
По всему выходило, что гейшей в королевстве Баргаут называют дорогую любовницу богатого человека или же гаремную наложницу, которая такому человеку принадлежит.
Но тут в дело вмешались деревенские гейши в собачьих ошейниках.
Волоокую брюнетку даже звали по-собачьи. И вечером староста сказал Роману про нее:
— Если тебе понравилась Наида, то я не пошлю ее завтра в поле. Пусть будет с тобой.
Девушки в ошейниках, которые работают в поле, а гостей и хозяев ублажают в свободное от работы время, больше походили на простых невольниц, чем на дорогих любовниц, гаремных наложниц и уж тем более классических гейш.
Если перевести слово «гейша», как «рабыня», то все вроде бы становится на свои места. Но королевские стражницы опять путают карты.
Рабыни с мечами в руках — это почти то же самое, что японские гейши на уборке риса.
Рабы-воины в истории известны, а вот рабыни вызывают сомнение. Даже знаменитый писатель Джон Норман, который знает о рабынях все, подобных подвигов за ними не замечал.
А уж если рабынь называют гейшами, то это совершенно явно указывает на их основную функцию, которая определенно связана с любовью, а не войной.
А впрочем, чего только не бывает в нашем лучшем из миров. Особенно если этот мир и не лучший, и не наш.
— Мне понравилась Наида, — сказал Роман.
— Если хочешь, можешь ее купить, — предложил староста.
— Я и рад бы, да поиздержался в дороге, — покачал головой Барабин. — Купил у Робера о’Нифта дикую гейшу за 240 королевских фунтов, а он взял и перепродал ее человеку из Таодара. А меня колдовством выбросил из замка.
Тут староста посмотрел на Романа с каким-то совсем уже запредельным восхищением, хотя тот даже не упомянул, что фунты были золотые.
240 серебряных фунтов — тоже сумма немалая, и человек, способный с такой легкостью говорить о ее потере, достоин особого уважения.
Но говорить с ним более почтительно староста из-за этого не стал. Он перешел на панибратский тон еще во время дневной пирушки, явно набивался к Роману в друзья и не собирался ничего менять из-за того, что Барабин с легкостью может плюнуть на потерю 240 королевских фунтов.
И Барабин, кажется, догадывался, почему так. Просто он явился в деревню без именного меча и даже на словах не назвался рыцарем.
У него, правда, была такая мысль еще на холме, но тогда Роман не вспомнил, как будет по-английски «рыцарь». А теперь староста сам произнес это слово.
В его устах оно прозвучало, как «книфт», и вызвало невольную ассоциацию с блатным жаргоном. Типа, лучше в клифту лагерном на лесосеке, чем в костюмчике у Фокса на пере. Но впечатление было обманчивое.
На самом деле это было благородное слово, и писалось оно — «knight». А отсюда недалеко и до другого похожего слова. Того, которое пишется «night» и обозначает ночь.
Нетрудно было догадаться, что на местном наречии это второе слово должно звучать как «нифт».
Что-то знакомое, не правда ли?
А в рассказе жителей деревни Таугас о страшном демоне, живущем в соседних горах, несколько раз мелькало выражение «робберс оф Эрк».
Воры Эрка.
Теперь же, услышав печальную историю про потерянные 240 фунтов , умудренный жизнью староста с сединой в бороде счел нужным сообщить:
— А я всегда говорил, что с этим колдуном нельзя иметь дела. Не зря же его зовут Робером.
И Барабин охотно согласился с этой сентенцией, поскольку понял, что слово «роббер» на здешнем языке означает «вор». А прозвище злого колдуна из горного замка, которое Роман принял за ирландское имя Робер о’Нифт — это вовсе никакое не имя.
Настоящее имя колдуна все забыли по приказу короля, и с тех пор хозяина черного замка называют просто и без затей — Ночной Вор.
И лучше прозвания ему не найти.
Этот чертов колдун не просто вор. Он всем ворам вор. Он не только украл дочь у олигарха Десницкого, но спер заодно и миллион баксов, предназначенных для ее выкупа. В результате чего Роман Барабин был готов и правда истребить поголовно всех, кто вздумает помешать ему наказать этого позорного беспредельщика.
А деревенский староста, узнав, что истребитель народов рвется вместе с королем штурмовать замок Ночного Вора, чтобы забрать назад свои 240 фунтов , пришел в сильное возбуждение, и стал буквально впаривать Роману свою волоокую гейшу, соглашаясь продать ее в долг и со скидкой — только бери.
— За сорок талеров отдам, себе в убыток, — твердил он, и Барабину пришлось выпытывать у него текущий курс валют.
Оказалось, что талер в тридцать два раза меньше фунта, и Барабин легко произвел в уме нехитрые арифметические действия, результат которых его совсем не порадовал.
Выходило, что староста просит за Наиду больше пяти тысяч баксов, а это, пожалуй, дороговато за деревенскую шлюху.
Тем более, что миллион он пока не отбил, а если и отобьет, то все равно миллион чужой. А отдавать за бабу свои кровные пять тысяч зеленых противоречило убеждениям Романа Барабина, который старался тратить на ненужные вещи не больше сотни за раз.
Однако староста, продолжая убеждать дорогого гостя, что сделка сулит ему неисчислимые выгоды, обмолвился ненароком, что талеры — это серебряные деньги. И в результате всплыла одна маленькая, но важная деталь.
Оказалось, что 32 талера составляют один серебряный фунт. А золотой фунт в 32 раза дороже серебряного.
И вообще фунт — это не мера денег, а единица веса. 128 фунтов — вес великой и достославной королевы Тадеи в день ее смерти.
Как ее там взвешивали и сколько она весила — в эти подробности Барабин вдаваться не стал, но зато понял, наконец, почему миллион долларов — это всего 240 золотых королевских фунтов.
240 фунтов — это что-то около центнера золота, а стоит оно на земных биржах примерно 10 долларов за грамм. Так что все сходится.
А серебряный талер — денежка мелкая. Всего четыре доллара по курсу.
И в этом случае покупка волоокой рабыни с собачьим именем и впрямь получается выгодной.
Неплохо было бы еще прикинуть курс золотого фунта к медному тарску, чтобы определить, насколько рабыни в королевстве Баргаут дороже сестер по несчастью, обитающих на планете Гор имени Джона Нормана. Но это желание оказалось неосуществимым, так как староста деревни Таугас отродясь не слыхал о планете Гор.
И вообще планеты — это плоды большого дерева, растущего в стране Гиантрей.
Но главное совсем не это.
Больше всего Барабина поразил внутренний разброс цен на женщин в королевстве Баргаут. От полутора сотен долларов до миллиона фактически за одно и то же — это впечатляет.
Хотя, если вдуматься, ничего особо выдающегося в этом нет. Достаточно привести для сравнения хотя бы цены на автомобили.
За пожилой «Запорожец» сто баксов выложить жалко, а какой-нибудь штучный лимузин может и на поллимона потянуть.
Странно было, правда, применять подобный подход к живым людям, да и в моральные принципы строителя капитализма это как-то не вписывалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60