Речь шла о том, что тотализатор уже работает вовсю и тренеры, поставив кое-что из своих сбережений на Ванечку, теперь изо всех сил стараются сбить ставки и распускают слух, будто Ваня в последнее время не в форме, что его доконало беспробудное пьянство, что он совсем обессилел и никуда не годится и что он вообще никогда не был так хорош, как о нем думают.
В результате ставки и вправду упали до рекордно низкой отметки. Если на него кто-то и поставил, то из одного лишь чистого патриотизма, потому что соревнования проходят в России и Ваня тоже отсюда — коренной, питерский. Но, поскольку тотализатор международный и масса ставок собирается в Интернете, деньги патриотов большой роли не играют.
Услышав от торговца информацией, какую астрономическую сумму можно получить, затратив всего ничего, господин Головастов загорелся желанием сделать ставку немедленно.
Глаза его сверкали нездоровым блеском, но расчетливый ум бизнесмена противился скоропалительным решениям.
— А как обстоят дела на самом деле? — спросил он, уже теребя пальцами бумажник, извлеченный из внутреннего кармана пиджака. — Я хочу знать наверняка — он действительно победит? Или возможны другие варианты?
— Варианты возможны всегда, — пожал плечами торговец информацией, — но тренер говорит, что у Ивана только один реальный соперник. Это японец Гири Ямагучи, и исход соревнований будет зависеть от того, на какой стадии они сойдутся в очном поединке.
— А нельзя устроить так, чтобы они встретились только в финале?
— Невозможно. — Собеседник бизнесмена покачал головой. — Это решает жребий, и главного судью нельзя купить, потому что он уже куплен на корню американцами. Только это им не поможет.
Идея сделать ставку на то, что Ваня займет второе место, и заплатить тренеру, чтобы тот надоумил Ваню лечь на лопатки в финальном бою, рухнула, не успев как следует дозреть.
Головастов поинтересовался, может, есть смысл поставить на японца, но оказалось, что Гири Ямагучи — первый среди фаворитов и ставка на него большого выигрыша не принесет.
— Насколько проще с лошадьми… — пробормотал господин Головастов, поняв, что выхода нет и придется рискнуть. — В крайнем случае можно ноги поломать или понос устроить.
— Ноги и человеку поломать можно, — философски заметил торговец информацией. — Только я бы не советовал. У этого японца тренер — старый сэнсэй, человека может ногтем зарезать. И пули его не берут. Если кто ему поперек встанет — недолго проживет.
После этих слов Головастов взял паузу для размышления и раздумывал довольно долго, но азарт взял верх. Расчетливый ум не устоял перед золотым сиянием, да к тому же торговец информацией обмолвился о том, что сэнсэю скоро исполняется сто лет. Тут уж Головастов не удержался от смеха. Бояться столетнего старика он считал ниже своего достоинства.
— Зря смеетесь, — сказал торговец информацией. — Для этих сэнсэев сто лет — все равно что для нас сорок. Сам на гнома похож, а человека ему убить — все равно что комара прихлопнуть.
Заодно он посоветовал Головастову почитать книги американских писателей Сэпира и Мерфи, где действует похожий персонаж, только не японец, а кореец, что, однако, не меняет сути дела.
Но бизнесмен советом пренебрег, поскольку вообще не любил читать, и, поколебавшись еще немного, поставил деньги на Ваню Бубнова. И немаленькие, между прочим, деньги.
А поскольку неопределенности Головастов страшно не любил, он стал непроизвольно размышлять, как бы все-таки устроить так, чтобы Ванька-встанька непременно победил.
И как ни крути, выходило, что для этого обязательно надо устранить с его пути японца Гири Ямагучи, причем так, чтобы не нарваться при этом на месть его таинственного тренера.
5
— Это и есть Россия, Ясука-сан? — спросил Гири Ямагучи, глядя в окно на проплывающую мимо бесконечную темную стену тайги.
Гири с детства любил все большое. Фудзияму, небоскребы, борцов сумо, которым он поклонялся еще до того, как сам стал в их ряды. Но поскольку Япония — маленькая страна, в ней слишком мало по-настоящему больших вещей, и от этого Гири ощущал некоторую неудовлетворенность.
А в России все было большое, кроме разве что двухместного купе мягкого вагона, среднюю часть которого пришлось застелить циновками вровень с уровнем дивана, чтобы Гири мог лечь головой к двери, вытянув ноги по обеим сторонам столика.
Гири любил все большое как раз потому, что он сам был большим человеком.
Наверное, именно поэтому ему так нравилась тайга за окном и огромные кедры, которые росли чуть не у самого железнодорожного полотна.
— Некоторые считают это Западной Японией, — хмуро ответил на его вопрос господин Кусака, который сам когда-то воевал в отряде сухопутных камикадзе, бесстрашных самураев-смертников, но за всю войну так ни разу и не умер.
Однако его плохое настроение объяснялось вовсе не этим. Просто господин Кусака не очень любил большие вещи, поскольку сам был невысок ростом и действительно напоминал гнома из страшной сказки. А еще больше он не любил дальние дороги, таможенные процедуры и чужеземные законы.
Впрочем, с некоторых пор Ясука-сан философски относился к вопросам государственного суверенитета, ибо страны и границы — ничто по сравнению с Вечностью.
Гири Ямагучи пропустил ответ сэнсэя мимо ушей, молча улыбаясь своим мыслям. Потом он осторожно повернулся, чтобы не повредить ненароком имущество железной дороги, и снова стал смотреть в окно, большой и добрый, как Весельчак У.
Он был настолько добр, что после каждого удачного приема, проведенного на ринге, предлагал сопернику сдаться по-хорошему и не доводить дело до нокаута, который в боях без правил обычно сопровождается тяжкими телесными повреждениями.
Борьба сумо нравилась ему больше. Никаких травм и увечий, и все, что надо сделать, — это вытолкнуть противника из круга.
Но бои без правил приносили больше денег. А господин Ясука Кусака научил своего лучшего ученика, как побеждать в таком бою, не нанося сопернику увечий. Беда была только в том, что зрители требовали зрелища, и прежде чем провести завершающий прием, следовало по полной программе усладить их взгляд сценами кровавого побоища. Да еще надо учесть, что соперник дрался всерьез и действительно от души желал отметелить доброго Ямагучи в кровь.
Гири не нравился этот вид спорта, но Ясука-сан научил его относиться ко всему философски. Кровь, пролитая на арене для потехи кровожадных зрителей, — ничто по сравнению с Вечностью.
Сам господин Кусака занимался боями без правил, видя в них высшую степень свободы. Никаких ограничений для инициативы, и даже сама смерть является лишь разновидностью нокаута.
Порой он прикидывал, сколько времени понадобилось бы ему, чтобы послать в нокаут с летальным исходом или без оного любого из этих супертяжеловесов, напоминавших гору. И неизменно выходило, что не более трех секунд. Только с Гири Ямагучи пришлось бы повозиться дольше. Секунд двенадцать.
Размышления господина Кусаки прервала юная проводница, румяная и белокурая, чем-то похожая на ту самую матрешку, которую никогда не видел предводитель Якудзы Хари Годзиро.
— Чайку не желаете? — спросила она по-японски с очень милым русским акцентом, и Кусака-сан немного удивился. А Гири не удивился ничуть — его больше поражали люди, которые не умели говорить по-японски.
Зато сама девушка произвела на него весьма благоприятное впечатление. Она была из тех, кто коня на скаку остановит и в горящую избу войдет, и Гири сразу это понял, хотя никогда в жизни не слышат про поэта Некрасова.
Чай, который она принесла, оказался отвратителен, но Гири был вовсе не склонен винить в этом проводницу.
6
Людям, спрессованным в тамбуре электрички, отбывающей с Московского вокзала в сторону Малой Вишеры, было почти так же плохо, как инопланетному Наблюдателю, чей разум был заточен в металлокерамическую оболочку микробота.
Недаром собратья считали самым страшным наказанием за самые серьезные преступления лишение постоянного тела навечно или на неопределенный срок.
Лишение тела навсегда было равноценно смертной казни. И хотя сознание оставалось жить, никто из собратьев не рискнул бы назвать это жизнью.
А Наблюдатель помнил, что и в тексте присяги, и в Уставе дальней разведки ультрафиолетом по инфракрасному написано: всякое серьезное отклонение от статей Устава и специальных инструкций может повлечь за собой высшую меру наказания.
Вмешательство в сознание разумных существ — дело чрезвычайно тонкое, и любая неосторожность может привести к катастрофе. Достаточно представить себе, что будет, если по вине Наблюдателя внезапно сойдет с ума существо, имеющее доступ к оружию большой разрушительной силы.
И тем не менее Наблюдатель стремился поскорее найти подходящую особь для внедрения. Ведь это позволит ему снова обрести настоящее тело — пусть чужое и чуждое, непривычное и неудобное, но все-таки тело. С подлинными, а не надуманными ощущениями и желаниями.
Право же, сейчас резервный Наблюдатель так неудачно начавшейся экспедиции с радостью согласился бы вселиться даже в тело каннибала и с удовольствием почавкал бы вместе с ним за обедом.
Однако инструкция требовала сначала совершить контрольный облет территории и понаблюдать за аборигенами со стороны — желательно в местах их наибольшего скопления. Так проще выявить некоторые особенности, которые полезно знать заранее, до того, как окажешься у аборигена в мозгу.
Тамбур субботней дневной электрички оказался местом наибольшего скопления аборигенов среди всех обследованных объектов, а Наблюдатель, точно следуя букве и духу инструкции, обследовал их немало. Только пользы от этого не было никакой. Ему было так тяжело и муторно в чреве микробота, что никакой полезной информации собрать в контрольном облете не удалось.
Он даже не смог с точностью установить, что означала сцена, которую удалось пронаблюдать в непосредственной близости от примитивного транспортного средства аборигенов — иначе говоря, на входе в вагон электрички сразу после раскрытия дверей.
Выглядело это как немотивированный всплеск агрессивности, но, судя по некоторым признакам, могло быть и разновидностью спортивного состязания, а спорт, как известно, — это инструмент, с помощью которого разумные существа мирно устраняют избыток агрессии.
Нет, смотреть на все это со стороны бесполезно. Только прямой контакт с местным разумом даст ответы на многочисленные вопросы, которые успели возникнуть во время контрольного облета.
И Наблюдатель, мысленно поморщившись из-за необходимости пускать в ход рулевые устройства, решительно вогнал свою микроскопическую оболочку в этот самый тамбур.
Никто не заметил летящего микробота — ведь он был меньше самого мелкого насекомого.
А Наблюдатель не стал терять времени зря и, быстро проанализировав состав воздуха, который заметно отличался от того, что имел место снаружи, настроил окуляры на ближний обзор. Он искал у аборигенов слуховое отверстие, поскольку в инструкции было написано, что это — наиболее удобные ворота для внедрения в мозг большинства разумных существ.
Найти слуховое отверстие, отороченное мясистым выступом, не составило труда, и Наблюдатель, призвав на помощь Небо, устремился внутрь.
В режиме ближнего обзора слуховое отверстие казалось бездонным кратером, похожим на жерло вулкана. Но непроизвольный страх, чем-то напоминающий боязнь высоты, быстро сменился новыми ощущениями.
Сначала они были крайне неприятны — словно продираешься через вонючую вязкую жидкость и тебе не хватает воздуха. Но это длилось на удивление недолго. Мозг аборигена как-то очень легко поддался усилиям Наблюдателя и открылся для контакта, как будто давно этого ждал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48