Пожалуйста, отвечайте мне честно и искренне. Ваша жизнь в Австралии вас чем-то не удовлетворяет?
Наступило молчание. Я думал, он ждал. Прежде чем ответить, я решил: какая бы у него причина ни была, если отвечу ясно и просто, хуже не станет.
— Я должен довольствоваться тем, что делаю, но на душе часто скребут кошки.
— Кем бы вы стали, если бы не умерли ваши родители и вам не пришлось бы воспитывать троих детей?
— Адвокатом, наверное, а может, и... — Я заколебался.
— Может, кем?
— Вам это покажется странным... особенно после последних дней... полицейским.
— Вот оно что, — мягко произнес он. — Это важно.
Он снова откинулся на спинку кресла и улыбнулся.
— Женитьба могла бы вам помочь утвердиться в жизни, — предположил он.
— Еще больше себя связывать, — возразил я. — Обеспечивать еще одну семью. Значит, заковать себя в цепи навечно.
— Вот как вы на это смотрите. А что скажете об Элинор?
— Чудесная девушка.
— Но не в качестве супруги?
Я покачал головой.
— А ведь вы многое поставили на карту, чтобы спасти ей жизнь, — заметил он.
— Я не мог поступить иначе — в беду она попала из-за меня.
— Конечно, вы не могли знать, что произведете на нее неизгладимое впечатление, и ей захочется съездить и посмотреть на вас еще раз. Когда вы вернулись к Хамберу, чтобы вызволить ее, ваше расследование было уже закончено, все прошло гладко и спокойно, вам удалось остаться нераскрытым. Верно я говорю?
— Пожалуй, да. Верно.
— Принесло ли вам это радость?
— Радость? — с удивлением переспросил я.
— Я говорю не о последней драке и не о тягостных часах работы в конюшне, которую вам приходилось честно выполнять. — Он коротко улыбнулся. — Но... захватила ли вас... скажем, романтика поиска?
— Вы спрашиваете, охотник ли я по натуре?
— Именно.
— Да.
Снова наступила тишина. Короткое словечко одиноко повисло в воздухе, смелое и разоблачающее.
— Было ли вам страшно? — Голос звучал ровно.
— Было.
— Вы знали, что Эдамс и Хамбер убьют вас, если узнают, кто вы такой. Ощущение постоянной опасности как-то отразилось на вас? — Он словно выспрашивал у меня историю болезни, и я отвечал с той же бесстрастностью.
— Я старался быть осторожным.
— Понятно. — Снова маленькая пауза. Потом новый вопрос: — Что было для вас самым трудным?
Я заморгал, усмехнулся и солгал:
— Носить эти мерзкие остроносые туфли.
Он кивнул, будто я сказал ему самую что ни на есть правду. А может, это и была правда? От остроносых туфель страдали не пальцы ног — страдала моя гордость.
Бекетт спросил как бы вскользь:
— А еще раз проделать что-нибудь подобное вы бы согласились?
— Наверное. Пожалуй, да. Только при других обстоятельствах.
— В каком смысле?
— Видите ли... во-первых, у меня совсем нет опыта. К примеру, мне просто повезло, что Хамбер днем никогда своей конторы не запирал, иначе я бы вообще туда не попал. Открывать двери без ключей я не умею. Не помешал бы и фотоаппарат... Я бы отщелкал на пленку всю голубую папку в конторе Хамбера, да мало ли что еще, но в фотографии я почти полный профан. Будь я знаком с боксом и самбо, Эдамс, наверное, остался бы в живых, да и себя я не позволил бы так отделать. Кроме всего прочего, у меня не было возможности быстро связаться с вами или Эдвардом.
— Да, вы правы. И все же, несмотря на все неудобства, вы свою работу выполнили.
— Мне просто повезло. Два раза рассчитывать на везение не приходится.
— Пожалуй, что так. — Он улыбнулся. — Как вы собираетесь распорядиться двадцатью тысячами фунтов?
— Я... собираюсь вернуть большую часть Эдварду.
— То есть как это?
— Я не могу взять такую сумму. Мне хотелось только одного — вырваться, пусть ненадолго. Такое большое вознаграждение предложил не я, а Эдвард. Наверное, он считал, что на меньшее я не соглашусь, но он ошибался... Я бы взялся делать эту работу бесплатно, будь такое возможно. Поэтому я возьму лишь те деньги, которые заработал бы, не уезжая из Австралии. Он знает, вчера я сказал ему об этом.
Наступило долгое молчание. Наконец Бекетт выпрямился и снял телефонную трубку. Набрал номер.
— Говорит Бекетт, — сказал он. — Насчет Дэниэла Рока... Да, он сидит у меня. — Из бокового кармана он вынул какую-то карточку. — По пунктам, которые мы с вами обсуждали утром... Я с ним поговорил.
Какое-то время он слушал, потом снова откинулся в кресле, не переставая смотреть прямо мне в глаза.
— Готовы? — Он говорил в трубку. — С первого по четвертый — все положительно. Номер пять удовлетворительно. Номер шесть — это его слабое место... не смог до конца сыграть свою роль с Элинор Таррен. Она сказала, что он умен и хорошо воспитан... Наверное, дело в том, что Элинор не только хороша собой, но и умна, поскольку с младшей сестрой он продержался... Да, очень красивый, может быть, вам это когда-то пригодится. Да, это суровый урок... полное отсутствие профессионализма...
Такая бесцеремонная вивисекция была мне не очень по душе, но встать и уйти я не хотел, значит, оставалось только сидеть и слушать. Глаза его все так же бесстрастно смотрели на меня.
— Номер семь... нормальная реакция. Восемь, пожалуй, сверх меры, но для вас это даже лучше. — Он мельком глянул на карточку, которую держал в руке. — Девятый... что ж, он родился и провел детство в Англии, но считает себя австралийцем, и пресмыкаться, пожалуй, ему тяжело... Не знаю, об этом он отказался рассказывать... Комплекс великомученика? Не сказал бы, нет. Разумеется, идеальных данных вы не найдете ни у кого... Номер десять. ППШ. Категорическое нет по двум П — слишком горд. Что касается Ш, он из тех, кто скорее будет звать на помощь. Да, он сидит передо мной. Нет, и бровью не ведет... Да, думаю, что да... хорошо... Потом позвоню.
И он положил трубку. Я ждал.
— Итак? — сказал он наконец.
— Если вы хотите спросить, что я об этом думаю, могу ответить одно — «нет».
— Потому что не хотите или из-за сестер и брата?
— Филипу всего тринадцать лет.
— Понятно. — Он махнул рукой, словно с какой-то обреченностью. — Все равно, лучше я вам расскажу. Вы должны знать, от чего отказываетесь. Я сейчас беседовал с коллегой, у него я провел и утро — он возглавляет один из отделов нашей контрразведки. Он ведает не только политическим, но и научным, и промышленным шпионажем, да и многим другим. Работники его отдела занимаются именно тем, что с таким успехом проделали вы, — сливаются с фоном, становятся незаметной частью его. Просто поразительно, как мало внимания даже обученные агенты обращают на обслуживающий персонал и рабочих... Его людям удалось добиться прекрасных результатов. С их помощью часто проверяют подозреваемых иммигрантов и политических беженцев, которые могут оказаться совсем не теми, за кого себя выдают, причем наблюдение ведется не издали, а в тесном каждодневном общении. Недавно, например, несколько сотрудников отдела были приняты рабочими на одно из строительств, идущих под грифом «совершенно секретно». Там была довольно тревожная утечка информации...
— Филипу, — повторил я, — только тринадцать лет.
— Мы не собираемся сразу окунать вас в такую жизнь. Как вы сами верно заметили, у вас нет достаточной подготовки. Прежде чем поручить вам ответственное задание, вас нужно натаскивать в различных областях не меньше года.
— Не могу, — сказал я.
— Между заданиями все люди моего коллеги получают отпуск. Если на выполнение задания уходит четыре месяца, как в вашем случае, отпуск составляет полтора. Они работают максимум девять месяцев в году. Вы часто сможете проводить летние каникулы дома.
Я открыл рот, чтобы возразить, и снова закрыл его.
— Подумайте о моем предложении, — мягко заключил он. — Мне нужно еще кое с кем встретиться. Через час я вернусь.
Опершись о ручки кресла, он поднялся и не спеша вышел из кабинета.
А я стал думать. Годы, ушедшие на создание конного завода, как многого я на нем достиг! Я ведь еще относительно молод, а репутация у меня дай Бог каждому. К пятидесяти годам, если все сложится удачно, мой завод в масштабах Австралии будет котироваться очень высоко, а сам я встречу пожилые годы уважаемым, влиятельным и обеспеченным человеком.
А что мне предлагает Бекетт? Одинокая жизнь, работы одна тяжелее другой, безотрадное жилье, постоянный риск, и вполне возможно, что венец всему — простреленная голова.
Если рассуждать логически, выбора у меня нет. Белинде, Хелен и Филипу пока что нужен надежный дом, нужно все, что вместо отца могу им дать я.
Но если забыть о логике... Ведь оставил же я семью без попечения, причем уговаривали меня недолго. Бекетт прав: строить из себя великомученика мне всегда претило. А процветающий бизнес уже однажды довел меня до полного исступления.
Я вспомнил времена, когда мне очень хотелось все бросить, но я не бросал... Вспомнил, как держал в руке бесшумный свисток Элинор и вдруг почти физически ощутил, как в мозгу вспыхнула разгадка. Вспомнил, какое удовлетворение испытал, когда стоял в выжженном загоне, где травили Кандерстега — Эдамс и Хамбер были окончательно раскрыты, повержены. Никакая продажа лошади не приносила мне такого чувства спокойствия, завершенности важного дела.
Прошел час. Полковник Бекетт вернулся.
— Ну что? — спросил он. — Да или нет?
— Да.
Он громко рассмеялся.
— Все так просто? Без вопросов и оговорок?
— Никаких оговорок. Но мне нужно вернуться домой, сделать необходимые распоряжения.
— Разумеется. — Он поднял телефонную трубку. — Мой коллега будет рад встретиться с вами до вашего отъезда. — Пальцы его опустились на диск. — Сейчас я с ним договорюсь.
— Один вопрос.
— Да.
— Что такое ППШ из пункта номер десять?
Он улыбнулся как бы про себя, и я понял: он ждал, что я задам этот вопрос. Значит, хотел, чтобы я узнал ответ. Ловко, ничего не скажешь! Ноздри мои зашевелились — я словно почуял запах какого-то нового, неведомого мира. Мира, в котором я буду своим.
— Могут ли подкуп, принуждение или шантаж, — небрежно ответил он, — склонить вас к работе на другую сторону.
Он набрал номер, и жизнь моя потекла по новому руслу...

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33