Мариус Толлман все утро обзванивал знакомых, предлагая подзаработать. Предложения принимались с радостью. У Мариуса гора с плеч свалилась. Легким, пружинистым шагом, несмотря на свои двести шестьдесят фунтов, прошел он несколько кварталов. Аккуратный джентльмен отсчитал ему сто тысяч долларов неприметными потертыми бумажками. Мариус Толлман выдал ему надлежащим образом составленную расписку. Бизнес есть бизнес.
Фреду Колье хотелось выпить. Ну, ведь одна рюмочка не повредит, верно же? Это только придаст ему бодрости. И ничуть не помешает написать сегодня вечером что-нибудь потрясающее. «Звезде» не стоит сердиться на него за одну-единственную рюмочку, тем более что вчера он мужественно удержался от вечерней выпивки в баре и ушел спать в девять. Воздержание требовало героических усилий — такая добродетель заслуживает небольшой награды.
Но бутылку, привезенную с собой из Луисвилла, Фред прикончил еще в среду вечером. Он достал бумажник и проверил его содержимое. Восемьдесят три доллара. Хватит и на новую бутылку — выпить после того, как работа будет закончена, — и на то, чтобы пропустить пивка в баре перед уходом.
Фред спустился вниз. Однако внизу, в холле, журналист Клэй Петрович снова предложил подвезти его на своем «Герце» до Черчилл-Даунс. Фред решил, что выпивку можно отложить на полчасика. И всю дорогу до ипподрома хвалил себя за выдержку.
Волдырь Шульц, шнырявший в толпе позади большой трибуны, увидел проходящего мимо Мариуса Толлмана. Букмекер с трудом нес свое внушительное брюхо и шумно пыхтел — становилось жарковато.
Волдырь Шульц облизнул губы. Этого толстяка он хорошо знал. Где-то на этой туше должен быть спрятан лакомый кусочек, которого Волдырю хватит на все лето. Мариус Толлман на Дерби с пустыми карманами не ездит.
Волдырь ужом скользнул следом за толстяком. Смущали его только две вещи. Во-первых, Толлман слишком стреляный воробей, чтобы позволить себя обчистить. Во-вторых, у него есть волосатая лапа наверху. Если деньги при нем — не его, а чьи-то, Волдырь может сильно обжечься на этом дельце. Был у него такой случай — за что, собственно, он и получил свое прозвище.
Обдумав все это, Волдырь с сожалением отцепился от намеченной добычи и вернулся под тень трибун, где толпились люди, прячась от жаркого солнца.
В двенадцать семнадцать он присоединился к плотной кучке людей, ожидавших лифта.
А через минуту спер бумажник Фреда Колье.
Мариус Толлман боялся карманных воров, а потому деньги всегда носил в хитром кармашке под мышкой и, оказавшись в толпе, плотно прижимал руки к бокам. Когда придет срок, он побывает, по возможности, у всех окошечек тотализатора и сделает ставки, постаравшись остаться незамеченным. Почти половину билетиков он отдаст Пайперу Боулсу (вместе со второй пачкой подержанных купюр), а вторую половину оставит себе.
«И все чистенько, как в аптеке! — с удовольствием подумал Мариус. — И нет никаких причин не повторить это еще раз как-нибудь потом».
Он купил себе мятный джулеп, и улыбнулся продавщице, беззастенчиво выставлявшей напоказ роскошный бюст.
Солнце припекало все жарче. Одна за другой проходили предварительные скачки. Каждый финиш сопровождался рукоплесканиями, но все это было лишь закуской. Зрители ждали главного события дня — заезда, называемого Скачкой Роз, потому что победителя украшают гирляндами из живых алых роз.
В раздевалке Пайпер Боулс переоделся в шелковый камзол, в котором он должен был ехать на Кринкл-Кате. Пайпер был весь мокрый. Чем ближе к роковой скачке, тем больше ему хотелось, чтобы это было самое обычное Дерби. Он принялся читать газету «Финансовый вестник», чтобы успокоиться.
Наверху, в ложе прессы, Фред Колье собрался заплатить за пиво и обнаружил пропажу бумажника. Он выругался, порылся в карманах, обыскал всю ложу прессы, потом попросил у Клэя Петровича ключи от машины и потащился на автостоянку. После бесплодных поисков разъяренный Фред зашагал обратно к трибунам, мечтая придушить вонючего сукина сына, который спер его бумажник. Вор явно был опытный — возможно, даже старик. Нахрапистая молодежь предпочитает полагаться на силу, а не на ловкость.
На самом деле потеря была не такая уж страшная. Денег Фреду нужно было немного. Обратно до города обещал подвезти Клэй Петрович, счет из мотеля отправят прямо в «Звезду Манхэттена», обратный билет на самолет спокойно лежит в номере на комоде. Ну а на мелкие расходы можно позаимствовать баксов пятьдесят у Клэя или у кого-нибудь еще в ложе прессы.
Поднимаясь на лифте обратно в ложу, Фред подумал, что потеря бумажника — это знамение небес. Нет денег — не будет и выпивки.
Так что благодаря Волдырю Шульцу Фред Колье весь день был трезвым.
Пинсер-Мувмента, Салад-Бэула и Кринкл-Ката вывели из денников, провели через тоннель под автостоянкой и территорией ипподрома, кишащей народом, и они оказались прямо на скаковой дорожке напротив трибун. Лошади шагали неторопливо и спокойно. Встретивший их шум был привычным, но лошади знали, что это — только начало. При виде героев дня взбудораженная толпа ринулась к тотализатору, точно стая разноцветных тропических рыб.
Пайпер Боулс вместе с другими жокеями направился к обнесенному сеткой загону, где ждали лошади, тренеры и владельцы, каждая группа — в своем отделении. Пайперу все происходящее начинало казаться далеким и нереальным: не может же быть, чтобы он, честный жокей, действительно собирался подстроить результат Кентуккийского дерби!
Джордж Хайбери в сороковой раз принялся обсуждать давным-давно оговоренную тактику. Пайпер Боулс кивал с серьезным видом, точно и в самом деле намеревался выполнить все его советы. На самом деле он не слышал почти ни единого слова. Не слышал он ни духового оркестра, ни песни, которую заиграли, когда участников вывели на скаковую дорожку. Песня была «Дом мой, Кентукки», и растроганные зрители потянулись за носовыми платочками, но Пайпер Боулс и глазом не моргнул.
Все время, пока они находились в паддоке, выезжали на скаковую дорожку, разворачивались и заходили в стартовые кабинки, Пайпер пребывал в той же отстраненности. И лишь перед самым стартом, когда на лицах прочих жокеев появилась привычная напряженная сосредоточенность, Пайпер наконец включился. Пульс ускорился почти вдвое, мозг лихорадочно заработал.
«Вот оно! — подумал Пайпер. — Еще полминуты — и я заработаю себе лишние десять тысяч долларов. А потом и еще».
Он опустил защитные очки, собрал повод, перехватил поудобнее хлыст. Справа от него стоял Пинсер-Мувмент, слева — Салад-Бэул, и, когда кабинки отворились, Пайпер устремился вперед вместе с ними, пере неся вес на холку лошади и привстав на стременах, склонившись головой почти к самой гриве Кринкл-Ката.
Проносясь в первый раз мимо трибун, Пайпер старался держаться в основной группе, сделавшись как можно более неприметным. Когда миновали поворот, он все еще тихо ехал в середине и не делал ничего особенного. Но когда лошади оказались в дальнем конце скаковой дорожки, Пайпер принялся отрабатывать свое маленькое состояние.
Никто, кроме самого Пайпера Боулса, не знал и никогда не узнает, что произошло на самом деле. Никто не мог заметить, как он резким рывком натянул левый повод и дал Кринкл-Кату правый шенкель. Бешено несущаяся лошадь повиновалась этим указаниям, рванулась влево и врезалась в лошадь, скачущую рядом.
Рядом по-прежнему скакал Салад-Бэул. От удара Салад-Бэул отлетел, врезался в лошадь, которая была слева от него, пошатнулся, потерял равновесие и упал. Две лошади, скачущие позади, тоже упали.
Но Пайпер Боулс назад не оглядывался. Из-за рывка и столкновения они отстали настолько, что Кринкл-Кат этого нипочем бы не наверстал даже в лучшие свои времена. Остаток дистанции Пайпер прошел в точном соответствии с инструкциями и пришел двенадцатым.
Из ста сорока тысяч зрителей, присутствовавших на Черчилл-Даунс, лишь небольшая горстка могла видеть то, что произошло на дальнем конце скаковой дорожки. Внутри скаковой дорожки возвышались какие-то постройки и толпился народ. Так что люди, стоявшие на нижних ступенях трибун, не могли видеть столкновения. Но из ложи прессы, расположенной на самом верху, видно было прекрасно. Репортеры тут же бросились к телефонам, сообщить новость в свои редакции. Ложа загудела, как растревоженный улей.
Фред Колье, стоявший на галерее, смотрел на фоторепортеров, которые спешили увековечить победителя, Пинсер-Мувмента, и кисло размышлял о том, что хорошо было бы сфотографировать и второго фаворита, Салад-Бэула, когда он падал. Фред посмотрел, как победителя украшают гирляндами темно-алых роз, полюбовался вручением призов, потом ушел в ложу — там по телевизору показывали повтор скачки. Падение Салад-Бэула показали спереди, сзади, сбоку, в замедленном повторе и рядом стоп-кадров.
— Гляди-ка, — сказал Клэй Петрович, указывая пальцем через плечо Фреда, — это все произошло из-за Кринкл-Ката. Вот, смотри, он толкнул Салад-Бэула… Видишь? Так что это Кринкл-Кат во всем виноват.
Фред Колье сел на свое место и тупо уставился на клавиатуру компьютера. Кринкл-Кат… Кринкл-Кат… Что-то такое он про него слышал. Фред раздумывал минут пять, но так и не вспомнил.
В ложу прессы поступили первые детали и высказывания. Упавшие жокеи потрясены случившимся, но никто не пострадал. Лошади тоже остались целы. Распорядители в растерянности. Проводят расследование и в который раз просматривают то, что было заснято следящей камерой. У Пайпера Боулса могут временно отобрать лицензию, но это маловероятно — во время Дерби на неаккуратную езду обычно закрывают глаза. Пайпер Боулс сказал только: «Кринкл-Кат внезапно рванулся в сторону. Я этого не ожидал и не смог предотвратить столкновения с Салад-Бэулом». Большинство ему поверило.
Фред Колье подумал, что, пожалуй, стоит начать писать статью. Чем раньше начнешь, тем скорее можно будет выпить. А выпить хотелось ужасно. Прислушиваясь вполуха, чтобы не пропустить какой-нибудь свеженькой информации, он принялся бойко описывать с точки зрения очевидца инцидент, который он едва видел. Перечитывая написанное, Фред заметил, что статья начинается словами: «Диверсия с Кринкл-Катом изменила весь ход скачки».
«Диверсия»? Он вовсе не собирался этого писать! Хотя… Фред нахмурился. В голове вертелись другие слова, такие же бессмысленные. Он опустил руки на клавиатуру и напечатал:
«Это будет стоить дорого… десять тысяч сверху… старыми купюрами… половину вперед…»
Фред уставился на напечатанное. Наверное, он все это сочинил. Или ему приснилось. Да, либо одно, либо другое.
Сон. Ну да, конечно. Теперь он вспомнил. Ему снилось, что двое людей договаривались об исходе скачки, один из них был Мариус Толлман, а потом Толлман пропыхтел что-то насчет диверсии с Кринкл-Катом.
Фред Колье расслабился и улыбнулся нелепости этой идеи. Но уже в следующую секунду понял, что то был вовсе не сон. Он слышал, как Мариус Толлман и Пайпер Боулс замышляли диверсию с Кринкл-Катом, и забыл об этом, потому что был пьян. Ну ничего, неуверенно сказал себе Фред, теперь-то он вспомнил, так что все в порядке.
Нет, не все. Если случай с Кринкл-Катом был диверсией, то в чем тут дело? Может, если подождать немного, это тоже всплывет у него в памяти?
Волдырь Шульц истратил деньги Фреда Колье на два хот-дога, мятный джулеп и пять ставок на тотализаторе. Все пять проиграли. Но зато ему удалось спереть еще три бумажника и дамский кошелек — всего сто девяносто четыре бакса. Не слишком урожайный денек. Пожалуй, на будущий год сюда приезжать не стоит.
Мариус Толлман деловито обходил окошечки тотализатора. Распорядители вызвали к себе жокеев, замешанных в инциденте с Салад-Бэулом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42