Спотыкаясь, я брел вперед, проклиная ветер. Должен же я добраться до какого-нибудь дома в конце концов!
Но то, на что я наткнулся, было куда лучше, чем дом. Телефонная будка. Манящая, ярко освещенная, она стояла одиноко на повороте, где проселок вливался в какое-то шоссе. Отпадала неприятная необходимость появиться эдаким пугалом на пороге чужого дома и объяснять, как я дошел до жизни такой.
Я мог обратиться в полицию, в скорую помощь, в пожарную команду... Но, если я обращусь к властям, начнутся бесконечные вопросы и придется делать заявления. В результате я окажусь в местной больнице, А мне это никак не подходит. Ведь в Аскоте завтра будут скачки. Образец должен выступить в состязаниях за Зимний Кубок. А Джеймс даже и не знает, что его жокей бродит где-то, непригодный к скачкам.
Непригодный... Между той минутой, когда я увидел телефонную будку и пока неуклюже снял трубку, я твердо пришел к заключению, что единственный способ отвоевать у Кемп-Лора победу — явиться завтра на ипподром. Участвовать в состязаниях, выиграть их и сделать вид, что никаких неприятностей не было, Ему слишком долго все удавалось. И я поклялся, что не позволю, ни в коем случае больше не позволю ему взять надо мной верх.
С огромным трудом я набрал "О", назвал телефонистке номер своей кредитной карточки и попросил соединить с единственным человеком на свете, который может оказать мне необходимую помощь. И сохранит все в тайне, и не станет отговаривать.
У нее был сонный голос.
— Джоан... ты занята?
— В такое время! Это ты, Роб?
— Я.
— Ну так иди, ложись и позвони утром, — Она зевнула. — Ты знаешь, который теперь час?
— Нет.
— Ну так сейчас... а-а-а... без двадцати час. Спокойной ночи.
— Джоан, не вешай трубку! Мне нужна твоя помощь. Очень нужна. Пожалуйста, не вешай трубку!
— Что случилось?
— Я... я... Джоан, приезжай и помоги мне, пожалуйста! Она помолчала, потом уже совсем очнувшись, заметила:
— Ты никогда не говорил мне «пожалуйста» таким тоном.
— Так ты приедешь?
— Куда?
— По правде сказать, не знаю, — признался я в отчаянии. — Я в телефонной будке, где-то на загородной дороге за много миль... Телефонная подстанция Хемпден Роу. — Я продиктовал ей по буквам. — Думаю, это недалеко от Лондона. И вероятно, в сторону запада.
— А сам ты не можешь приехать?
— Нет. У меня ни гроша, и я промок насквозь.
— О! (Молчание.) Ну хорошо. Я приеду на такси. Что еще?
— Привези свитер. Я замерз. И сухие носки, если есть. И какие-нибудь перчатки. Не забудь перчатки. И ножницы.
— Свитер, носки, перчатки, ножницы. О кей! Приеду, как только смогу. Оставайся в будке.
— Постараюсь.
— Я поспешу, не беспокойся.
— Жду.
Я с трудом повесил трубку.
Как бы она ни спешила, раньше чем через час не доберется. А что такое еще один час... Этот вечер длился для меня бесконечно. Я потерял представление о времени. Передача окончилась несколько часов назад, но Кемп-Лор не вернулся. Проклятый убийца!
Сел в будке на полу и осторожно прислонился к стене, положив голову на ящичек для сбора монет. Что лучше? Движение на пронзительном ветру или неподвижность в укрытии? Оба варианта были одинаково леденящими. Но я потерял слишком много сил, чтобы шевелиться без надобности, так что выбор несложен.
Приложив руки к лицу, я по очереди кусал себя за пальцы. Они были мертвенно-белыми, холодными, как ледяшки, и ничего не чувствовали. Тогда я всерьез взялся за них, растирая о ноги, ударяя по коленям, сжимая и разжимая кулаки. Не помогало. Однако я не останавливался, если прекращу, станет хуже, Но от этого жестоко избитые плечи разболелись еще сильнее.
Чтобы отвлечься от физических страданий, мне было о чем подумать. Например, о пластыре. Зачем он ему понадобился? Предположим, рот он заклеил, чтобы я не позвал на помощь. Но ведь когда я сорвал наклейку и стал кричать, никто не услышал. И не мог услышать, как бы громко я ни взывал о помощи, — конюшни слишком далеки от дороги.
А наклейка на глаза? Ну почему так важно было, увижу я пустой двор и заброшенную кладовую или нет? Что бы изменилось, если бы я был в состоянии говорить и видеть?
Видеть... Я бы видел выражение его лица. Я бы видел Кемп-Лора... Вот в чем дело. Он не хотел, чтобы я видел именно его. А если это так, то и рот он мне заклеил просто, чтобы не отвечать и не попасться в ловушку. А заговорил он лишь раз и то измененным голосом. Конечно, он не хотел, чтобы я его узнал.
В таком случае он считает: я не знаю, кто меня похитил, и не представляю, кто он такой. Значит, по его мнению, Джеймс случайно выбил сахар, и он не слышал, что мы с Тик-Током объехали все конюшни и что я расспрашивал насчет «ягуара». Это давало мне некоторое преимущество на будущее. Если он оставил где-нибудь какие-нибудь следы, у него не будет необходимости немедленно их уничтожить. И он не будет постоянно настороже.
Глядя на свои бескровные пальцы и представляя, какую боль мне придется еще пережить, я понял, что в моем сознании отказали все тормоза. Восстановить то, что он разрушил, — этого недостаточно! Он сам вколотил в меня безжалостность, которой мне не хватало И теперь я должен отомстить и за себя, и за всех своих товарищей. И сделать это без сожалений.
Наконец-то она приехала. Хлопнула дверца машины, и ее быстрые шаги зазвучали на дороге. Дверь телефонной будки открылась, впустив ледяной ветер, и она, одетая в брюки и стеганую синюю куртку, стояла на пороге. Свет падал на ее темные волосы, оставляя глубокие тени под глазами.
Я страшно обрадовался. Попытался выдать самую широкую улыбку, но из этого ничего не вышло.
Встав на колени, она внимательно оглядела меня: у нее застыло лицо.
— Твои руки! — только и сумела она выговорить.
— Ты привезла ножницы?
Она вынула из сумки большие ножницы и разрезала веревки. Нежно и осторожно. Потом убрала крюки с моих колен, отложила их в сторону, сняла коричневые от крови обрезки шнура с запястий. На их месте остались раны темные и глубокие.
— Там внизу — еще веревка, — указал я на ноги. Она разрезала путы и на лодыжках, ощупав брючину. Было слишком холодно, чтобы брюки могли высохнуть, — Ты что, купался? — спросила она. Голос ее дрогнул. Послышались шаги, и за спиной Джоан возникла мужская фигура.
— Ну как, мисс, порядок? — раздался простонародный говорок.
— Да, спасибо. Не могли бы вы помочь моему кузену добраться до машины?
Он остановился на пороге будки и, посмотрев на меня, не удержался:
— Господи!
— Да уж! — отозвался я.
Это был крупный, крепкий мужчина лет пятидесяти, с лицом обветренным, как у моряка, и с таким выражением, будто он уже успел повидать все на свете и во всем разочароваться.
— Здорово вас отделали.
— Лучше некуда. Он усмехнулся.
— Ну пошли. Нет смысла тут торчать.
Я неуклюже поднялся и повис на Джоан, обхватив ее за шею. А оказавшись в таком положении, решил, что грех им не воспользоваться, — поцеловал ее.
— А вы будто сказали, что он кузен!
— Кузен и есть, — решительно отрезала Джоан, Даже слишком решительно.
Водитель распахнул дверцу.
— Его, видать, к врачу надо везти?
— Нет, нет. Никаких врачей!
— Но тебе нужен врач, — отозвалась и Джоан.
— Ни за что!
— У вас же руки отморожены.
— Нет, просто я замерз.
— А что с вашей спиной?! — обнаружил таксист прилипшие к коже клочки рубашки.
— Я падал... На гравий.
— Ловко. — Он не поверил.
— Но спина, к тому же, вся в грязи, — ужаснулась Джоан.
— Ты ее вымоешь. Дома.
— Без врача вам не обойтись, — повторял водитель.
— Мне нужен только аспирин и постель.
— Ну, ты, наверное, знаешь, что делаешь, — заметила Джоан.
— А где свитер?
— В машине... И еще кое-что. Ты сможешь переодеться. И чем быстрее ты попадешь в горячую ванну, тем лучше.
— Только не согревайте руки слишком быстро, а то пальцы отвалятся.
Вот утешитель нашелся! И, пожалуй, не слишком-то надежный малый.
Мы двинулись к машине. Обычное черное лондонское такси. И какими чарами Джоан удалось заставить этого типа поехать за город среди ночи! И еще меня интересовало: включен ли счетчик? Включен.
— Садись скорее, здесь хоть ветра нет.
Я повиновался. Из чемодана она достала свой свитер и теплую куртку на молнии — явно мужскую. И снова извлекла на сумочки ножницы. Несколько быстрых разрезов — и остатки моей рубашки на сиденье. Двумя длинными полосами она перевязала мне запястья. Таксист наблюдал внимательно, потом высказался:
— Нет, это дело для полиции! Я покачал головой.
— Обычная драка.
Он показал мне крюки, притащенные из телефонной будки:
— А это как назвать? Я отвел глаза.
— Выкиньте их в канаву!
— Ничего, пригодятся для полицейских! У меня уже не было сил повторять.
— Я же сказал, никакой полиции...
На его разочарованной физиономии появилось выражение — мол, видали мы и таких. Он пожал плечами, исчез во мраке и вернулся уже без крюков.
— Они в канаве за будкой. Это если вы передумаете.
— Ладно, спасибо.
Джоан кончила бинтовать, помогла мне одеться и застегнула молнию. Пару меховых варежек удалось натянуть без особой боли. А уже после этого Джоан достала термос с горячим бульоном.
Она поднесла чашку к моим губам, и я посмотрел в ее черные глаза. Я любил Джоан. Да и как можно не любить девушку, которая глубокой ночью позаботилась о горячем бульоне.
Таксист тоже хлебнул бульона. Потопав ногами, заметил, что становится холодновато, и повез нас в Лондон.
— Кто это сделал? — спросила Джоан.
— Потом скажу.
Она не настаивала. Вытащила из чемодана отделанные мехом домашние туфли, толстые носки и свои эластичные брюки.
— Обойдусь носками, брюки мне не снять, — отказался я, и сам услышал, какая усталость звучала в моем голосе.
Джон не стала спорить. В тряской машине она опустилась на колени, сняла с меня мокрые носки и туфли и надела сухие.
— Ноги у тебя ледяные.
— Я их совсем не чувствую.
Туфли были велики мне и уж тем более велики для Джоан.
— Это его туфли? — спросил я.
— Да.
— И куртка?
— Я ее купила ему на Рождество. Вот, значит, как. Не самая подходящая минута, чтобы это услышать.
Помолчав и как бы решившись на что-то, она сказала:
— Но я ее не отдала ему.
— Почему?
— Она не вполне соответствует его респектабельной жизни. Вместо нее я подарила золотую булавку для галстука.
— Подходяще.
— Прощальный подарок, — сообщила она спокойно. Я-то знал, что все это далось ей нелегко.
— Ты что, из железа сделан, Роб?
— Было железо, да проржавело малость.
— Прости, что мы так долго. Понимаешь, еле нашли.
— Главное, что ты приехала.
В тряской машине руки и плечи ныли без передышки, а когда я пытался усесться поглубже, — протестовала ободранная спина. В конце концов я закончил путешествие, сидя на полу и положив голову и руки на колени Джоан.
Я, конечно, привык к ударам. Ведь в моей профессии физические травмы — фактор неизбежный, Особенно в первый год, когда скакал на самых плохих лошадях, все части моего тела были сплошь в синяках. Случались и переломы, и вывихи. Но это ни в малейшей степени не влияло на мой оптимизм: все идет, как надо. Я был уверен, что не разобьюсь. Уж такое у нас, жокеев, упругое строение организма, что можно трахнуться и снова быть готовым к работе. Если и не на следующий день, то во всяком случае куда быстрее, чем предполагают медики.
У меня даже свой метод выработался, как справляться с этими травмами: надо не обращать на них внимания и стараться сосредоточиться на чем-то другом. Но в тот зловещий вечер этот метод не слишком-то помогал. Например, когда я уже в теплой комнате Джоан наблюдал, как мои пальцы из желтых становились черными, будто древесный уголь, а потом раскалялись докрасна, Джоан включила два мощных обогревателя и потребовала, чтобы я сразу же сменил брюки и трусы. Было как-то неловко позволить ей раздевать меня. Но она сделала это как нечто вполне обычное. Похоже на возвращение в детство, когда нас купали в одной ванне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30