А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 


— И я согласилась и вернулась в отель за счетом.
— Но зачем ты это сделала, Гейл?
Она молчала.
— Он что, заплатил?
— Господи, Тай! — нетерпеливо воскликнула она. — А почему же нет? Мне постоянно не хватает денег! Мы виделись с тобой всего три раза... Да и вообще, чем ты лучше меня, если живешь со своей женой только потому, что она богата?
— Да, конечно, — сказал я. — И сколько же?
— Поначалу предложил пятьдесят фунтов, но когда я поняла, что настроен он серьезно, попросила добавить. Почему бы и не раскошелиться в обмен на свободу, раз уж она так богата?
— Что дальше?
— Дальше он сказал, что, если я предоставлю исчерпывающие и убедительные доказательства, он готов заплатить гораздо больше. — После паузы она добавила с вызовом и смущением одновременно: — В конце концов мы сошлись на тысяче фунтов.
Я буквально онемел от изумления.
— А что, разве жена тебе не сказала?
Я мотнул головой.
— Вряд ли у него оказались при себе такие деньги. Он что, выписал чек?
— Нет, мы встретились вечером, около школы, и он передал мне кожаную сумочку... набитую новыми хрустящими купюрами в пачках. А я отдала ему счет... и все рассказала, все, что могла.
— Это я понял.
— Но почему он заплатил так много, если она не хотела развода?
Я не ответил, и она продолжала:
— Дело тут не только в деньгах. Я подумала, раз она хочет развестись, то какого черта я должна этому препятствовать! Ты говорил, что не бросишь ее, ну а если бы она бросила тебя, тогда ты был бы свободен, и мы могли бы встречаться не только по воскресеньям.
В один прекрасный день я, может быть, буду еще смеяться над всем этим.
— Не моя жена платила тебе, Гейл. Платил тот человек. И факты эти нужны были не для развода, а для того, чтобы шантажировать меня.
— О-о-о... — Она издала нечто похожее на стон. — О нет. Тай! О Господи, какой ужас! — Вдруг глаза ее расширились. — Надеюсь, ты не думаешь... наверное, все же думал... что я продала тебя за деньги...
— К сожалению, да. Я был не прав.
— Что ж, тогда мы квиты. — К ней разом вернулась вся ее самоуверенность. — А сколько он требовал от тебя?
— Ему не нужны были деньги. Он хотел, чтобы каждую неделю я писал в «Блейз» статьи по его указке.
— Как странно... Но это довольно просто исполнить!
— А ты согласилась бы моделировать платья по чьему-либо приказу, под угрозой?
— Что ты!
— Вот именно «что ты»! И я все рассказал жене, пришлось рассказать.
— А что... что же она?
— Она огорчилась, — кратко ответил я. — Я обещал, что не буду больше с тобой встречаться. И никакого развода не будет.
Она медленно пожала плечами:
— Что ж, нет так нет.
Я стоял, отвернувшись, стараясь не показать, как ужасно для меня это окончательное «нет». Завтра воскресенье, и я волен делать все, что заблагорассудится, но ничего мне так не хотелось, как снова увидеть в полутьме ее гладкое, теплое тело.
— Теперь понимаю, — задумчиво протянула она, — почему этот человек показался мне таким омерзительным. Ведь он шантажист.
— Омерзительным? Обычно он фантастически вежлив.
— Он говорил со мной так, будто я выползла из какой-то грязной щели. Ни за что бы не стала иметь с ним дело, если б... если в не деньги.
— Бедняжка, — сочувственно произнес я. — Он южноафриканец.
Она поняла, и глаза ее загорелись гневом.
— Ах вот оно что! Чертов африкандер! Знала бы — никогда бы не согласилась!
— Не глупи. Утешайся тем, что стоила ему так дорого.
Она успокоилась и рассмеялась.
— А я никогда не была в Африке. Поэтому и не узнала его по акценту. Глупо, правда?
Мужчина в клетчатом твидовом костюме попросил нас посторониться — он хотел прочитать надписи на табло. Мы отошли на несколько шагов и снова остановились.
— Ну что ж, думаю, будем встречаться иногда на скачках, — сказала она.
— Думаю, да.
Пристально взглянув на меня, Гейл вдруг спросила:
— Тай, ты ведь мучаешься, я вижу... Почему же тогда ты не бросишь ее?
— Не могу.
— Смог бы... Ведь ты хочешь быть со мной — я знаю. В конце концов, деньги еще не все.
Я криво улыбнулся.
— Пожалуй. — Видно, я и впрямь что-то значу для нее, раз она сказала такое.
— Будем встречаться время от времени, — тупо повторил я. — На скачках.
Глава 17
Виктора Ронси я поймал у выхода из закусочной и предупредил, что опасность, грозящая Тиддли Пому, еще не миновала.
— Но ведь он здесь, разве нет?! — рявкнул Ронси.
— Да, благодаря нам он здесь, — не преминул подчеркнуть я. — А до начала скачек еще целых два часа.
— Ну и что вам от меня надо? Чтоб я водил его за ручку?
— Кстати, не помешало бы, — коротко отрезал я.
Началась столь типичная для него борьба между заносчивостью и желанием внять разумному совету.
— Пусть тогда Питер подежурит у стойла, — пробурчал он наконец.
— А где он?
Он махнул рукой.
— Там, кончает завтракать.
— Придется вам проводить его: у него нет пропуска конюха.
Поворчав, он согласился и отправился за сыном. Вместе с ними я дошел до конюшен и поговорил там со сторожем. Тот сообщил, что, как обычно, несколько человек пытались прорваться, но коротышка, который шастал утром, не появлялся. Если этот тип будет опять здесь вертеться, полковник Уилли Ондрой приказал посадить его в кладовую под замок. Я одобрительно улыбнулся и пошел посмотреть на лошадь. Тиддли Пом терпеливо стоял в своем заточении, слегка отставив заднюю ногу. Когда открылась дверь, он лениво повернул голову и равнодушно повел глазом в нашу сторону. Да, он мало походил на скаковую лошадь, нетерпеливо перебирающую копытами и готовую лететь как стрела, чтобы завоевать Золотой кубок.
— Он что, всегда такой квелый перед скачками? — спросил я. — Как будто его опоили.
Ронси с ужасом взглянул на меня и подскочил к Тиддли Пому. Он заглянул ему в пасть и в глаза, ощупал шею и ноги и, раскидав носком ботинка, тщательно исследовал небольшую кучу помета. Потом покачал головой:
— Ничем его не опоили. Во всяком случае, не похоже.
— А к чему ему нервничать? — заметил Питер. — Не для этого предназначен.
Похоже, что предназначен он был развозить бидоны с молоком. Однако я сдержался. Вышел на улицу и решил, что лучше, если позволят распорядители, седлать Тиддли Пома прямо в конюшне, а не в специальных маленьких стойлах.
Распорядители, в том числе Эрик Юлл, не возражали. Единственное, чем нельзя было пожертвовать, так это традиционным парадом, где все лошади, ведомые под уздцы жокеями, проходят по три круга. Нам с Питером разрешили вести Тиддли Пома на расстоянии шести футов от ограды.
— Напрасные хлопоты, — пробормотал Ронси. — Уж здесь-то никто на него не нападет.
— Как знать, — сказал я. — Человек способен пойти на все, если ему грозит потеря полумиллиона фунтов, которых к тому же пока нет в наличии.
Первые два заезда я смотрел из ложи прессы. В перерыве между ними бесцельно болтался в толпе, изо всех сил стараясь доказать себе, что вовсе не стремлюсь снова увидеть Гейл.
И я ее не видел. Зато вдруг в толпе заметил Дермота Финнегана. Крошечный ирландец подбежал ко мне, широко ухмыляясь беззубым ртом. Он был одет в яркий жокейский костюм — значит, будет участвовать в скачках. Верхняя часть камзола была небрежно расстегнута. Я рассмотрел также пурпурную звезду на розовом с белыми полосками фоне. Заметив мое удивление, он расхохотался.
— Сам до сих пор не верю, Господь свидетель, — сказал он. — Но, как бы там ни было, я наконец получил свой шанс, и, если оплошаю, может, Бог и простит меня, но сам себе не прощу.
— Не оплошаете.
— Поживем — увидим. — Он весело улыбнулся. — А вы здорово расписали про меня в этом «Тэлли». Спасибо. Я купил журнал и принес показать хозяину. Но тот сказал, что уже видел. И знаете, может, отчасти из-за журнала ему пришло в голову выпустить меня на Роквилле, после того как во вторник он сбросил двух наших ребят. Так что спасибо вам и за это.
Когда во время второго заезда я рассказал Дерри о Финнегане, он только пожал плечами.
— Конечно, знаю, он скачет на Роквилле. Ты что, газет не читаешь?
— Вчера не читал.
— Ах да. Только вряд ли этот кусок ему по зубам. Роквилл — капризная штучка даже в руках самых опытных жокеев, а твой Финнеган далеко не из них. — Он неторопливо протирал стекла бинокля. — Букмекер нашего Люка-Джона, должно быть, забрал большую часть бостонских тысяч, потому что ставки на Тиддли Пома упали с катастрофической быстротой. Вначале он шел по сто к восьми, а теперь четыре к одному.
Я быстренько прикинул: если Бостон принимал ставки из расчета десять-двенадцать к одному, а сейчас он идет как четыре к одному, то образуется бешеный зазор, примерно шесть-восемь к одному. В случае выигрыша Тиддли Пома он должен выплачивать деньги именно по этим расценкам, что составит на круг примерно четверть миллиона фунтов. Это означает, что ему придется распродать всю свою сеть игорных лавок, чтобы покрыть долги. Глупышка Бостон! Ввязался в игру с нехорошими мальчиками, вот его и выдавили, словно тюбик пасты!
На трибунах его не было видно. Ронси оседлал Тиддли Пома в стойле и вывел на круг за минуту до начала парада. Питер вел лошадь под уздцы, а я находился поблизости, однако никто и не подумал, перегнувшись через загородку, плеснуть в нашего фаворита серной кислотой.
— Ну, что я вам говорил? — проворчал Ронси. — Паника на пустом месте. — Он помог жокею сесть на лошадь, хлопнул Тиддли Пома по заду и побежал занимать удобное для обзора место в ложе тренеров. Питер вывел лошадь на скаковой круг и отпустил: Тиддли Пом легким, размашистым галопом, столь не вяжущимся с его внешним видом, поскакал к стартовой отметке. Я с облегчением вздохнул и отправился к Дерри в ложу прессы.
— Тиддли Пом — фаворит, — сказал он. — За ним идет Зигзаг, потом Роквилл. Можно считать, что кубок Зигзагу обеспечен. — Он приставил бинокль к глазам, рассматривая лошадей, гарцующих на старте.
Я не взял с собой бинокль, потому что ремешок слишком больно давил на шею. Без него я был словно улитка без рожек. Стартовая площадка находилась в четверти мили от ложи, и я изо всех сил напрягал глаза, пытаясь различить лошадей по цветам жокеев.
— Что за черт! — воскликнул вдруг Дерри.
— Тиддли Пом? — с ужасом прошептал я. Только не сейчас, не в самый последний момент. Следовало предвидеть это... поставить там кого-нибудь из своих. И место такое людное. Там вечно собирается толпа желающих наблюдать за стартом. Сотни свидетелей...
— Какой-то человек повис у него на поводьях. Нет, его оттолкнули. Бог мой! — Дерри рассмеялся. — Просто глазам своим не верю!
— Да что там происходит, в конце концов?! — нетерпеливо закричал я. Я видел только выстроившихся в аккуратную линию лошадей, среди которых каким-то чудом оказался и Тиддли Пом; в толпе у дальнего конца ограды происходила странная возня.
— Это Мэдж, Мэдж Ронси. Да, она, ее ни с кем не спутаешь... Катается по траве, сцепившись с каким-то толстым коротышкой... Дерутся! Она оттолкнула его от Тиддли Пома. Сплошной клубок, только руки и ноги торчат... — Он замолк, задыхаясь от смеха. — А вон и ребятишки... тоже навалились на этого беднягу! Настоящая куча мала, как в регби!
— Ставлю фунт против пенни, что этот толстяк и есть Чарли Бостон. И если Мэдж, а не «Блейз» окажется героем дня, мы никогда не услышим от Виктора Ронси конца этой истории.
— Да черт с ним, с Виктором Ронси, — сказал Дерри. — Смотри, они пошли.
Линия лошадей двинулась вперед, набирая скорость перед первым препятствием. Семнадцать участников, дистанция три с половиной мили. Золотой кубок победителю и кругленькая сумма тому, кто его угадал.
Одна из лошадей выбыла из строя уже после первого барьера. Но не Тиддли Пом, чьи ало-белые цвета отчетливо выделялись на зеленом фоне поля. Не Зигзаг, который шел сейчас четвертым — место, откуда он обычно выигрывал. Не Эгоцентрик, летящий впереди всех вдоль трибун на радость Хантерсонам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33