– Покататься взял. А одежду – поносить. – Чернов понимал, что сейчас дерзить не надо бы, но говорилось как-то само.
– Впору тебе всё пришлось, впору…
– А почему вы решили, что всё это не моё? Может, я – сотрудник СКЗТ?
– Не-а, – по-мальчишески мотнул головой старик, – не сотрудник. Сотрудники поодиночке не ездят и тем более в наших кварталах не останавливаются так надолго. Боятся. А ты не сотрудник. Ты вообще нездешний. Так кто ты?
Чернову вновь очень захотелось рассмеяться. Громко, от души, заливисто. Но ожидание физического возмездия его остановило – терпеть тычки и удары желания не было.
– Вы правы, я нездешний. Я, можно сказать, проездом. Так вышло, что я… э-э… нашёл эту форму и машину, и…
– Погоди, погоди, – перебил старичок, – чем врать, не говори лучше ничего. Посмотри вокруг, что ты видишь?
Чернов осмотрелся. Он находился явно в подвале – низкий потолок, полное отсутствие окон, но в подвале окультуренном, облагороженном, жилом. Здесь, похоже, живут люди – над головой протянуты верёвки с бельём, стоят тазы, в углу – стол с чистой и целой посудой, какие-то шкафы…
– Комната… – неопределённо сказал Чернов.
– Комната, именно. Не застенок, не каземат, не камера пыток. Ты не в СКЗТ, друг мой, ты по другую сторону баррикад. Скорее всего мы с тобой из одной команды, но ты должен нам это доказать. Тогда мы тебя накормим и сменим твою повязку. И, не исключено, отпустим.
Чернов оглядел себя – кровь проступила через одежду, это было видно под расстёгнутым плащом.
– А поверите ли мне вы?
– Не беспокойся, я чувствую правду и ложь. У меня такая мутация.
Мутация. Интересно. Ну раз мутация… Хочешь правды, дед, – слушай. И попробуй только не поверить.
– Хорошо, – Чернов решился, – я расскажу вам всё, хотя я сам бы не поверил, если бы мне такое рассказали. Меня зовут Игорь Чернов. Я Бегун. Я прибыл из другого времени…
– Стоп! – перебил старик.
– Что такое? – с подозрением спросил Чернов. Он уже пожалел о своём отчаянном выпаде: «из другого времени» – это слишком круто, не прожуют.
– Отведите его – накормить и смените повязку. – Дед улыбнулся. – Спасибо за правду, Бегун. Дорасскажешь, когда поешь и отдохнёшь.
Глава шестнадцатая
МЛАДЕНЕЦ
Чернов даже малость удивился, как быстро преобразились окружающие его люди. Ещё секунду назад бывшие суровыми и злобными мужиками, они вмиг стали добрыми и в доску своими. Хлопали по плечам, улыбались, жали руки, говорили: «Добро пожаловать».
– Тебе интересно знать, кто мы такие? – спросил старик.
– Очень, – не соврал Чернов.
– Мы – чернь. По крайней мере нас так называют СКЗТэшники. Неприятно, конечно, но все уже привыкли. Да и как ни назови, хуже или лучше мы не станем… Ты говоришь, что прибыл из другого времени. Почему-то это меня не удивляет… Раз прибыл, значит, прибыл. Значит, не знаешь о нас ничего? Так?
– Так, – кивнул Чернов.
– Я расскажу. Коротенько. Раньше все люди были как люди. Жили, любили, растили детей, работали… Бедные были и богатые, но все – люди! А после Удара все, кто выжил, разделились на чернь и СКЗТ. Других нет. Вернее, есть ещё такие странные, пришлые, как ты, но СКЗТ их быстренько объявляет врагами, и больше их никто никогда не видит… Будто у СКЗТ есть разные враги…
Последнюю фразу старик произнёс как бы про себя.
– Погодите… э-э…
– Доктор. Зови меня Доктор. Здесь все меня так зовут. Черни имена ни к чему.
– Доктор, я не очень понимаю… Что такое Удар? Почему произошло такое разделение? Я вообще не представляю, где нахожусь, если честно.
– Точный адрес тебе назвать? – усмехнулся Доктор. – Пожалуйста! Планета Земля, страна называется Братство Трудовых Республик, сокращённо – БТР, город Труд, столица, вернее, то, что от неё осталось. Государство наше, насквозь пропитанное идеологией всеобщей трудовой занятости, однажды имело неосторожность ввязаться в политический спор с одной недружественной нам, но весьма мощной во всех смыслах державой, – Объединённые Штаты Колумбии называется, и спор этот затянулся не на шутку…
– Что не поделили-то? – спросил Чернов, вольно или невольно, но поражённый дурацкой гротескностью реальности. Всякие миры уже видал, но такой чисто пародийный – впервые.
– Я же говорю, у нас развита идеология труда. А колумбийцы стояли на том, что банальный маломеханизированный труд – тупиковая ветвь развития. Дескать, будущее за механизацией и автоматизацией. Слово за слово – война началась. А там и Удар последовал. Неизвестно, кто начал первый, – это тайна государственного уровня. Да, в общем, какая теперь, после Удара, разница – кто первый…
– Что за Удар? – переспросил Чернов, уже предполагая ответ Доктора.
– Ядерный, – естественно, оправдал его ожидания старик. – Они ударили по нам, а мы по ним. Ядерные ракеты обрушились на все крупные города, химией отравили реки с лесами… Ад был кромешный, погибло очень много народа, кто не был готов.
– Что значит – готов? Разве к такому можно быть готовым?
– Если ждать такое и сильно стараться. Мы ждали и старались. Мы понастроили множество бомбоубежищ, целые подземные города. Но даже это помогло не слишком, огромное число людей задохнулось в бомбоубежищах из-за плохой вентиляции и умерло от голода. Да что там вентиляция! Миллионы просто не успели спрятаться! Половины нашего народа как не бывало после Удара… – Старик вздохнул, задумался, продолжил: – Удар сделал своё чёрное дело: прячься не прячься, но есть судьба, от неё не уйдёшь.
– А как называется ваш народ?
– Люди Труда. Но в давнее время, как утверждают старые книги, мы назывались ратью…
Пародия. Гротеск. Программа «Аншлаг! Аншлаг!». Да и сам Доктор не производит впечатления не то что доктора – даже мелкого кандидата наук. Речь его – пародия на «народность» из скверных производственных романов советских писателей… Чернов изо всех сил старался не задать вопрос, который мог бы показаться бестактным, молчал, слушал, а Доктор всё говорил и говорил…
– Но мы тоже дали им прикурить! Удары были нанесены почти синхронно – у нас и у них. Говорят, что у них сейчас всё ещё хуже, чем у нас. Да только есть ли смысл сравнивать, где хуже?.. Самое горькое, что пострадал весь наш мир, который был очень красивым и очень богатым. Реки отнесли отраву в моря, там погибло много рыбы, а что не погибло, то начало мутировать. Но жизнь не закончилась, жить-то надо… Эту рыбу ловили и ели, несмотря ни на что, поэтому мутации начались и у людей. То же произошло с птицами, со зверями… Ветер разносил отраву… А смог, что поднялся после Ударов, навсегда затянул небо, темнота теперь даже днём – везде, по всей стране фонарей понатыкали, чтобы не умереть в бессветности… Только над полюсами более-менее чисто. Я не знаю – почему. Говорят, какие-то атмосферные течения, что ли… Но жить на полюсах невозможно, очень холодно. А здесь, наоборот, всё теплее и теплее становится, климат меняется, скоро все изжаримся здесь. – Доктор чему-то вдруг засмеялся. – Сдохнем все! И поделом нам! Нечего было в войну играть! Да! Зажаримся, как на сковородке! Мёртвая планета будет! Мы сами её убили!
Старик начал переходить на крик, покраснел, стал заикаться, к нему поспешили подручные, видимо уже знакомые с такими симптомами, нежно подняли Доктора и унесли в соседнюю комнату. Через закрытую дверь было слышно, как он кричит о бессмысленности войны и отравленном мире. «Дед Щукарь» из местной черни оказался ко всему не слишком здоровым психически. Тоже мутация или ещё что-то?
Чернов сидел и недоумевал: всё происходящее сейчас – экспромт или домашняя, заготовка Большого Шутника и одновременно Ведущего Историка-Прогнозиста? Сущий, похоже, решил устроить Чернову экскурс в по счастью несостоявшееся прошлое родного ПВ: не разрешись Карибский кризис в славных шестидесятых по-мирному, как знать, может, в России и Америке всё было бы именно так, как здесь представлено. От слова «представление»… Неприятно даже думать об этом. Чернов спросил у двух оставшихся в комнате мужчин:
– А когда всё это случилось?.. Ну, о чём он рассказывал?..
– Скоро десять лет как, – тихо ответил один из них.
Десять лет. За десять лет эти люди успели мутировать, утыкать, по выражению Доктора, всю планету фонарями, но даже не удосужились убрать руины, которые эти фонари освещают своим перманентным светом…
Сущий устроил… Ничего никто не устраивал! Если всё, увиденное Черновым на Пути, – реальность (а скорее всего так оно и есть), то Сущий повинен (Сущий повинен?! Экое богохульство!..) лишь в том, что Путь Бегуна проходит по реальным-разреальным ПВ, которые Чернову видятся либо пародией на его Землю, либо уж таким извращением опять же его земной действительности, что кому-то в пору рулить в Кащенко: то ли ему самому, то ли всем до единого персонажам из очередного ПВ. В принципе, сие объяснимо. Объяснение суперпримитивное и, как всякий примитив, доходчивое. Все японцы для русского – на одно лицо. Все белые для японца – близнецы-братья… Да мы просто не умеем с ходу – не привыкнув, не пожив в Ином некий протяжённый срок, – воспринимать это Иное всерьёз. Вот побудь Чернов в мире СКЗТ год или два, всё казалось бы если не родным (это уж вряд ли…), то по меньшей мере понятным и даже привычным.
Кстати, об СКЗТ. Чернов уже отмечал унылое однообразие миров, которые он нанизывал на свой Путь. Везде имеют место плохие и хорошие, сильные и слабые, высшие и низшие, избранные и изгои. И обязательно избранные гнобят изгоев, а те, в свою очередь, всеми возможными способами борются с избранными, пакостят им почём зря. И те, и другие безжалостны к врагам. В недавнем Джексонвилле роль черни исполнял Центр сопротивления виртуальности мира, а «виртуалы» (Чернов не успел узнать их название, если таковое вообще есть…), наоборот, гнобят, как и положено, людей из ЦСВМ. Как здешние деятели СКЗТ преследуют и уничтожают чернь. Или всё же в кавычках – «чернь», всё же – название, а не только определение места в жизни… И эти фантастически неудобные и мёртвые по сути аббревиатуры – везде, Сущий помоги! Какое надругательство над языком!..
Всё это продумал и вовремя сказал себе: стоп. А у тебя на родной сторонке, Чернов, всё иначе, не так ли? И не было у тебя никогда в истории Земли чёткого разделения на избранных и изгоев? И разве всегда изгои оказывались правы? И разве никогда они не менялись местами, изгои становились избранными, а избранные изгоями?.. Всё так же! Во все времена! Во всех странах! Даже в Японии, мать её японскую, которая тебе, Чернов, вся – на одно лицо! Так, видимо, устроена жизнь везде – вне зависимости от положения этой жизни в пространстве-времени. И перестань удивляться и возмущаться по ерунде. Всё равно ты никогда не успеешь понять, как устроено общество, сквозь которое ты проносишься на рысях. Твоё дело понимать одно: есть Путь и есть короткие (хотелось бы!) стоянки на Пути. Как станции на родной тебе «железке»: стоянка поезда пять минут. Если что и успеешь, так только газетку купить или ведро яблок – это если на обратной дороге. Беги и не насилуй и без того не могучий свой интеллект. Ноги есть – ума не надо… Унизил, значит, себя.
Но успел сообразить вдогонку: и аббревиатур в твоём родном земном мире – одним местом ешь. Особенно – в русском языке…
– Можно я вас посмотрю? – спросил тоненький голосок откуда-то сзади.
Чернов обернулся. Девушка. Симпатичная. Лет шестнадцати. Очень худая.
– Посмотришь? Что это значит? – не понял Чернов.
– Не бойся, доверься ей, – улыбнулся мужчина, – она лечит руками.
– Тоже мутация? – спросил Чернов.
– Она самая.
Девушка смело задрала на Чернове рубаху, внимательно рассмотрела неприглядного вида раны. Гной вперемежку с кровью. Чернов сам даже отвернулся. Противно, чёрт возьми. Девушка же не брезговала. Она удалила влажной тряпочкой бурую мягкую корку с ран, аккуратно промыла всё вокруг, затем положила тёплые ладони прямо на раны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64