– Уведи нас отсюда, Бегун. Скорей уведи. Сил больше нет…
Так и шёл до дома Кармеля-Хранителя – опять «сквозь строй». Только никакой силы не чувствовал. Ни в себе, ни в людях.
Кармеля дома не было, что следовало ожидать. Наверно, он – в Храме. Или на площади. Со всеми. Надо бы и Бегуну туда – ко всем, но сил не осталось. Были и – разом кончились. Понимал, что у горожан тоже почему-то нет сил, а работы ещё – невпроворот. Понимал, что лишние руки – его руки! – лишними как раз не будут. Понимал, что просто жизненно необходимо понять очередную непонятку – про своё долгое отсутствие. Но фантастически хотел поесть – раз, напиться воды, благо её теперь, в отличие от ПВ пустыни, вдосталь – два, переодеться и хоть десять минут пожить в сухом – три. А потом – на площадь, это само собой разумеется.
Кармель появился, когда Чернов, почти не жуя, заглатывал куски вяленого мяса и влажного от сырости хлеба. Он бросился к Бегуну, обнял его, упав перед ним на колени, причитал:
– Мы думали, что потеряли тебя… Так долго, так долго… Я знаю Книгу, я даже смотрел в неё, но ничего не нашёл о том, что Бегун может оставить ведомый народ… Нет там таких слов…
– Что ты несёшь, Кармель, – прожевав и судорожно проглотив кусок мяса, сказал Чернов. – Что значит – долго? Одно солнце и одна луна – это, по-твоему, долго?
Кармель встал с колен.
– Не понимаю тебя, Бегун. Может, ты был в месте, где тебя лишили новой памяти?.. В Книге сказано: «Но бойтесь мест вне Пути, где память сокращает время». Скажи, где ты был, и я смогу помочь тебе и всем нам. Очень сложно жить, не зная истины…
Чернов, любитель логики, не преминул заметить, что фраза из Книги, говоря научно, дуалистична. Кто что сокращает? Память – время или наоборот?.. Впрочем, одно другому, похоже, не противоречит, а, скорее, дополняет друг друга.
– Я был в месте, – честно признался он, – где рядом стоят четыре одинаковых города. Догадайся с трёх раз, Кармель, что это за города?
Кармель видимо озадачился: воздел очи горе, губами зашевелил, что-то повторяя про себя.
– Я думаю, – сказал, – что это были знакомые тебе города. Любой из тех, что уже встречался нам на Пути. Может быть, Панкарбо, может быть, город Небесного Огня, может быть, даже наш Вефиль.
Обалдевший от супердогадливости Хранителя, Чернов поинтересовался:
– Как ты догадался?
И получил стандартный до скуки ответ:
– Сказано в Книге: «Каждый человек по воле Сущего обладает правом выбора – выбора судьбы, выбора надежды, выбора воли, выбора поступка, и лишь один Бегун наделён правом выбора Пути – на все времена. Но бесконечная жизнь вечного Бегуна вне Пути сложена из бесконечного числа конечных жизней смертных людей, а они не наделены правом выбора Пути, как и все смертные во все времена. Но право выбора Пути не даётся Бегуну с начала Света и до прихода Тьмы: ведь он каждый раз встаёт на Путь, как в первый раз, ибо нет у вечного вечной памяти. В каждом новом Пути Бегун проходит испытание выбором, и Сущему знать, чем испытать своего Бегуна»…
Замолчал. Почему-то вздохнул тяжело.
Чернов встрял тут же:
– Про выбор – это понятно. Я другого не ждал, вечной памяти у меня и вправду нет, проверено опытом. Но, Кармель, родной, где в этой цитате хоть слово про знакомые города?
– Ты не дослушал, – с обидой сказал Кармель. Там, где он стоял, образовалась на полу приличная лужа. Под Черновым было посуше: он же переоделся. – Ты Бегун, я понимаю, но зачем так торопиться, когда ты никуда не бежишь? – объяснил обиду Кармель. – Дай мне досказать…
– Извини, – повинился Чернов. – Я весь – внимание.
– Это я из одного места в Книге сказал слова. А вот что сказано в другом месте: «И тогда Сущий поставил Бегуна перед непростой загадкой… – Слово «загадка» он произнёс почему-то по-латыни – enigma. Видимо, у народа Гананского не было такого термина. – Он положил перед ним несколько предметов и сказал: «Выбери тот, что принадлежит тебе по праву. Но не ошибись, иначе ты не сможешь закончить Путь». И Бегун долго выбирал тот, что принадлежит ему по праву, и не мог остановить свой выбор ни на одном. И тогда сказал ему Сущий: «Ты забыл посмотреть на Солнце…» И Бегун посмотрел на Солнце и увидел знак, как и говорил ему Сущий в прежних Путях, и сказал Сущему: «Владыка Вечности, положи передо мной ещё один предмет, и он будет тем, что принадлежит мне по праву». И спросил Сущий: «Но где я возьму для тебя ещё один Предмет? Руки мои пусты…» И сказал Бегун Сущему: «Руки твои – как Пути, мне тобою назначенные: неисповедимы и полны невидимым. Раскрой мне правую. Что увижу в ней, то и принадлежит мне». И раскрыл Сущий Бегуну правую руку и сказал: «Ты понял знак Солнца, хотя и нет у тебя вечной памяти…»
Кармель опять замолчал, но теперь смотрел на Чернова вопросительно: мол, что ты на всё это скажешь. Бегун?
А Чернов, хоть и устал донельзя, всё ж не отказал себе, любимому, в удовольствии показать Хранителю, что и Бегун тоже кое-что умеет, кроме бега по сильно пересечённым местностям. Напрягся, вспомнил текст, выдал его на память:
– Что скажу? Да ничего не скажу. Разве добавлю пару фраз из Книги: «А когда новый Сдвиг принёс двойное отражение предмета в дымном стекле, растерялся Бегун. Он теперь не мог узнать, где настоящее, а где отражённое, и не мог снова встать на Путь, потому что дымное стекло туманило взор и искажало пропорции. Но сказал Бегуну Зрячий: «Посмотри на солнце, оно тоже отражает всё, что под ним, но никогда не отразится в нём то, чего нет под ним». И посмотрел Бегун, и ослеп от солнечного огня, и в слепоте своей увидел истинное, и поразился тому, как прост ответ, и вновь прозрел, чтобы видеть и вести». Это, так я понимаю, было совсем в другой раз, на другом Пути.
Хранитель смотрел на Чернова как на чудо. Ну, к примеру, на явление Сущего простому смертному. Не сказал даже – выдохнул:
– Ты помнишь… Сущий позволил тебе вспомнить…
– Естественно, – сварливо подтвердил Чернов, – как же иначе? Ты-то цитируешь не всё и неточно, вот Сущий и вмешался… Короче, сколько я отсутствовал?
– Три луны и три солнца. И ещё одну луну. И всё это время мы были одни, но работали, прерываясь лишь на краткий сон и сухую еду, чтобы исправить пагубы, которые принёс в Вефиль страшный ветер. – Он произнёс именно «руах», то есть ветер. Ни смерч, ни тем более Супервихрь неизвестны были Кармелю как явления. – Но мы всё же верили, что ты вернёшься… Теперь я понимаю слова Зрячего: «Тот, кого вы ждёте, страдает сейчас больше вас. Но страдания его продлятся столько, сколько положил Сущий. Ждите… Он вернётся, и я вернусь, когда придёт… – Кармель замялся, добавил извинительно: – Я не понял последнего слова. Я не знаю, что придёт, что имел в виду Зрячий.
– В Книге написано непонятное тебе? – удивился Чернов.
– При чём здесь Книга? – тоже удивился Кармель. – Я разговаривал со Зрячим, как сейчас с тобой. Он проезжал мимо Вефиля одну луну назад и завернул в город, чтобы утешить меня.
Чернов прямо-таки обалдел от очередной логичной нелогичности. Встречи со Зрячими – это прерогатива Бегуна, о том и в Книге написано. Какого чёрта некто, выдающий себя за Зрячего, разъезжает тут вопреки правилам и утешает Хранителя довольно точными предсказаниями?..
– С чего ты решил, что это был Зрячий?
– Он сказал.
– И ты поверил?
– Он знал про тебя, Бегун. И он знал, что ты пропал. Может, он и тебя встретил?
– Не было такого… – растерянно произнёс Чернов.
Ох, не нравилось ему творимое Главным Режиссёром! Эти неожиданные вводы новых персонажей – а главный герой понятия не имеет, с чем столкнётся в следующей сцене. То есть он, конечно, никогда в этом спектакле не имел и не имеет никакого понятия про следующую сцену, решил быть справедливым Чернов, но всё же: почему Зрячий не дождался его в Вефиле? У кого теперь спрашивать про новый Сдвиг?.. Хотя Зрячий сообщил, что вернётся…
– Ты говоришь: он уехал. На чём?
– На лошади. Верхом.
– Всадник? Воин?
– Нет, Бегун, не воин – точно. Скорее святой человек: в длинной и чёрной рубахе, очень грубой, препоясанной простой верёвкой.
– А что за слово-то было? – спросил Чернов. – Ну не понял ты его, так, может, запомнил?
– Я попробую вспомнить… – Хранитель опять смешно зашевелил губами. – Не знаю… Неточно… Пасилена… Песилента… Песиленца…
Господи, бессильно и совсем по-земному обратился Чернов к тому, кого уже привык называть и Сущим, и десятком придуманных самим имён, не слишком вежливых имён, Господи, повторил он, чем Ты ещё хочешь испытать нас? Зачем, Господи? Я же решил Твою сраную энигму, что ж Тебе всё неймётся, Господи?..
И в эту минуту в дверь вбежал мальчишка Берел, Избранный, – мокрый, запыхавшийся, насмерть перепуганный. Остановился, поднял на Чернова глаза, полные слёз.
– Кто? – бессмысленно заорал Чернов.
Глава двадцать третья
PESTILENTIA
Чума пришла в город.
Такой фразой или близкой ей, как помнил Чернов-читатель, начинались многие исторические повествования о чуме (читай: холера, оспа, тиф etc.), врагом пришедшей в тот или иной город, чаще – средневековый.
Картина, которую Чернов увидал, выскочив, выбежав, – нет, точнее, вымчавшись! – вслед за мальцом Берелом на улицу, была поистине страшной, хотя Чернов, навидавшись в Пути всякой страхоты, тихо-тихо привык не удивляться вообще, и частой страхоте – в частности. Чего бояться, когда точно знаешь: специально пугают. Но Вселенский Хичкок на сей раз постарался особенно.
Чума это была или не чума, Чернов не ведал, медицинского образования у него не имелось. Пена на губах, как он не однажды читал, есть признак эпилепсии. Но эпилептики опять же должны биться в судорогах, а тут все поражённые неизвестной пестиленцией лежат мёртво, пускают пену и тем самым показывают, что ещё живы. Чернов, памятуя о своём спортивном опыте, ловил пульс и понимал: да, живы, но сколько продлится жизнь – это лишь Сущий ведает, Главный Инфекционист, чтоб Его… В то, что всё случившееся – Его работа, Чернов верил непреложно. Всё в Пути – Его работа, Его прихоть, Его базар, коли прибегать к неформальной терминологии. Даже пресловутое право выбора Черновым Пути – сущая иллюзия. Ну увидел он подсказку в форме пятиугольника, предварительно посмотрев на солнце, – и что? Как бы самостоятельно выбрал дорогу в обход леса, как бы самостоятельно перешёл на сначала сухую, а после размытую грунтовку, услужливо – и не как бы! – подставленную ему Сущим, как бы напал на настоящий Вефиль. А не обойди он лес? А не найди грунтовку? А не пойми подсказку? Что было бы? Да всё то же и было бы – Вефиль и в нём пестиленциа. Так что сказки о праве выбора оставьте земным кретинам-правозащитникам. Не существует в подлунном мире никакого права выбора! Ни у кого, и правозащитники – не исключение! Всё давно предусмотрено Первым Лототронщиком всех миров и времён, шарики помечены, билеты краплены.
С нежданным выигрышем вас, уважаемый Бегун-на-все-времена…
Но к чёрту логику и прочие интеллектуальные сопли! Что делать-то будем, Бегун? Как спасать сражённых неведомой эпидемией и, главное, от какой эпидемии их спасать?.. Чернов сообразил, разумеется, что всё придуманное Главным Режиссёром – в какой бы ипостаси он ни выступал – имеет для Бегуна выход. Не всегда положительный (были, к несчастью, жертвы…), но всегда окончательный, поскольку выход на Путь предполагает попадание в другое ПВ с другими неприятными заморочками. Многое на Пути они уже перемогли, и это, понятно, переможется, но быть сторонним свидетелем, наблюдать за медленным и незаметным умиранием сограждан (так!) Чернов по характеру не умел. Врубился чётко: если он не встрянет, многие умрут. Опять его, Бегуна, право и его выбор. И при этом он понятия не имел, что предпринять. Бежать? Кричать? Тормошить лежащих без сознания? Их уже много, слишком много было! Если они не выживут, то потери для Вефиля окажутся невосполнимыми – в буквальном смысле слова, если иметь в виду очень медленный и ненадёжный процесс репродукции населения, тоже, кстати, Сущим придуманный…
Где же этот чёртов Зрячий, с бессильной и малообъяснимой злостью подумал Чернов, где шляется, паразит?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64