Не исключено, понимал Чернов, время найдётся. Не исключено, с грустью сознавал он, времени в этом мире у него будет навалом. Тогда глядишь – и желание появится. Куда он денется? Чтобы жить, надо знать всё о месте, в котором предстоит жить. Аксиома.
– Говоришь, вино, мясо и зелень? – спросил он преувеличенно бодро, как, быть может, и положено Бегуну-на-все-времена. – Угощай, Хранитель. Бегун голоден и устал…
Мясом называлась баранина, суховатая и жёсткая, а главное, холодная. Чернов не знал, есть ли в доме Кармеля хоть какое-нибудь нагревательное устройство – очаг там или печь, но либо такового вообще не наличествовало, либо отсутствие в его жизни женщин сделало Хранителя неприхотливым, как тот баран, что попал им на стол. Мясо и мясо – чего от него требовать! Чай, не баре – всякий раз огонь разводить, когда жрать вздумается… Зато вино оказалось лёгким и ясным – молодым, пилось хорошо, и послевкусие от него оставалось отчётливым, длинным и приятным, даже глиняные чашки его не портили. Ели из тоже глиняных, глубоких тарелок, ели руками – не было ни вилок, ни ножей. Видела бы сейчас Чернова его бывшая супружница – не преминула бы уязвить: мол, сбылась мечта идиота. Выросший во вполне интеллигентной семье, Чернов между тем всегда был не прочь порубать хлеб с колбаской на газетке и запить всё из горла – будь то напиток «Буратино» (в детстве) или пиво (в зрелости, на исходе спортивной карьеры и далее), а не разводить haut cuisine не по делу. Так что аскетизм трапезы не вызвал у Чернова ничего негативного: поели, расслабились, Кармель еду унёс, а вино, наоборот, донёс, – откуда-то из глубин дома. Сказал:
– Солнце пошло на закат. Скоро спадёт жара.
– И что будет? – лениво поинтересовался Чернов.
Напускной ленью, дурацким цинизмом, наглостью даже – всем этим он гнал от себя, давил страшненькую вообще-то мыслишку, которая как оформилась в башке, так её и не покидала: он здесь надолго, пути назад нет. То есть, может, и есть, обязательно где-то есть, но искать его – жизни не хватит. Как там в Книге Пути: «Никогда не сворачивай со своего пути…» Ну, во-первых, его ли, Чернова, этот путь, на который он попал отнюдь не по собственному желанию? А во-вторых, куда он приведёт, если не сворачивать, вернее – не поворачивать вспять?..
Как ни хорохорился, а страшно было.
И Кармель, не ответив на вопрос, вдруг сказал – тихо и проникновенно:
– Тебе сейчас плохо. Страшно. Так и должно быть, Бегун.
Ах, это каким-то Сущим данное Знание! Или со строчной буквы: знание людей! И ведь опять попал в точку, Хранитель грёбаный…
– Что должно? – И не хотел, а прорвалась грубость. Но Кармель не обратил внимания.
– Ты не помнишь тех Путей, которые были у тебя до сего дня. Это мучает тебя. Именно это, хотя ты сам не осознаёшь – что. Но ты и не можешь их помнить. Так сказано в Книге Пути.
– Что сказано?
– «И только у Бегуна не один путь, а много всяких, и много ему придётся узнать, но он никогда не будет помнить пройдённого, но всегда станет ждать пути впередилежащего и готовиться к нему как к единственному, то есть первому и последнему. Такова судьба Бегуна, пока эта судьба – его».
– И что эта белиберда означает?
– Это Книга, – обиженно сказал Кармель: всё-таки достал его Чернов. – Книга права во всём. Никогда не было такого, чтобы Книга ошиблась. Проверено. Она существует всегда – столько, сколько существует наш народ, и пока она с нами – мы будем жить. И правильно жить.
– Возможно, – не стал спорить Чернов. Его вдруг заинтересовало другое. – Выходит, в этой Книге написано и про меня?
– Я же говорил тебе ранее. Ты привёл наш народ в этот мир. Ты видел в Храме святую доску с твоим изображением, – Да, это я помню: ты говорил, я видел. Но извини: не могу вспомнить, как я кого-то куда-то приводил… – сказал раздражённо и осёкся: только что цитата прозвучала – про Бегуна, который не помнит ни хрена, пардон за дурацкую рифму. Надо быть повнимательней. Беспамятный – да, это, как видим, по Книге. Но не бестолковый же!.. – Но я и не могу помнить, так утверждает Книга, верно, Хранитель?
– Совершенно верно, Бегун.
– Ты ещё говорил – там, в Храме, – что я опять встал на Путь, раз я здесь…
– Как и положено судьбой, Бегун.
– Но как я поведу ваш народ в новый мир, если я не могу вспомнить, откуда вывел вас в прошлый раз? И, к слову, зачем вывел…
– Книга, Бегун. Там описан твой путь – тот, который стал нашим.
– Дай мне её. Я должен прочесть…
– Никто не может коснуться Книги, кроме Хранителя. Но ты прав: ты должен знать свой предыдущий Путь, чтобы не ошибиться в последующем. Я расскажу тебе… Ещё вина? Рассказ будет долгим…
– Наливай, Хранитель. Говоришь, солнце заходит, жара спадает… Давай пойдём на воздух. Я видел: у тебя на крыше есть где прилечь и предаться долгому рассказу.
Чернов произнёс это и усмехнулся про себя: перенимаешь разговорную манеру собеседника, стайер. А впрочем, местная языковая арамейско-еврейская смесь с неведомо откуда взявшимися – вот ещё загадка! – вкраплениями баскских слов и оборотов вполне располагала к этой манере.
Вместо ответа Кармель встал, подошёл к входу и поманил к себе Чернова. Тот легко, словно и не грузило желудок мясо с вином, оказался рядом с хозяином, выглянул на улицу сквозь отодвинутую занавесь. Увиденное ошарашило. Улица – узкая, кривая, пыльная – была полна народом – как давеча, когда вбегал в городок. Мужчины, женщины, дети стояли, сидели, прислонившись к стенам домов, и не отрываясь смотрели на вход в дом Кармеля. Молчали. Чернов отшатнулся: ему показалось, что десятки глаз просто протыкают его насквозь.
– Что это они? – спросил он.
– Ждут, – кратко ответил Кармель.
– Чего?
– Решения.
– Какого решения?
– Твоего. Когда ты начнёшь.
– Что начну? – Чернов сам не услышал, что почти кричит.
А Кармель отвечал, как начал – тихо и с почтением:
– Искать Путь.
– Я должен его искать? Уже?!
– Конечно. Он даётся не сразу. В прошлый раз ты искал его сорок восходов и сорок закатов.
Высоко! Сорок дней и сорок ночей, если по-простому… Любимая Библией цифра – сорок. Всё-таки Земля в любой точке пространства-времени одинакова! «Там» – Библия, Книга Книг. «Здесь» – какая-то Книга Пути… Или это Чернову так повезло – провалиться в мир, столь похожий на его, только отнесённый во времени назад на добрую тысячу лет? Или это не везение московского бездельника, а судьба Бегуна – выбирать некий загадочный Путь, который возможно и необходимо преодолеть?..
– Да, Кармель, ты прав, под столькими взглядами спокойно не побеседуешь. Убедил… – Чернов вернулся к столу, залпом выпил вино из чашки. Сел на табурет. – Начинай рассказ, Хранитель. Раньше начнёшь ты – раньше начну я. Откуда фраза? Не из Книги ли Пути?.. Ладно, не обижайся, шучу… Поехали.
И Кармель послушно сел напротив, отодвинул от себя вино – мешает оно ему, что ли? И начал:
– Это случилось двенадцать поколений назад…
Он, невольно или специально, посмотрел в низкое оконце – вырубленное в стене или выложенное в ней, а в оконце только небо и видать, выцветшее, как стираные-перестираные джинсы.
Чернов воспользовался паузой, прикинул: двенадцать поколений это сколько? Здесь обзаводятся детьми рано, лет в двадцать уже, значит, двенадцать на двадцать да ещё прикид на всякий пожарный… Ого! Лет под триста тому «это случилось», давненько. Только что «это»?
Хранившееся где-то в подвале вино здесь, наверху, теплело в кувшине и чашке молниеносно. Но вкуса не теряло.
Ты прямо идол каменный, то ли огорчалась, то ли восхищалась ушедшая в века (теперь уж точно так!) жена, тебе всё по фигу, случись сейчас землетрясение, извержение, цунами, метеорит брякнется, а ты так и будешь сидеть себе и пиво тянуть… А что делать, вроде бы полемизировал тогда с женой Чернов, а на самом деле сидел себе, молчал и тянул пиво, а что зря трепыхаться, коли ничего изменить нельзя?.. Сейчас он тянул тепловатое красное вино и всё-таки удивлялся: вот он в другом времени и явно в другом мире, вот произошло, наконец, обещанное женой землетрясение, или извержение, или метеорит упал и всё к хренам изменил в черновском мире, а он, Чернов, прямо идол каменный. Удивлялся так и сам себя успокаивал: а что зря трепыхаться?.. Но отмечал машинально: раз успокаивает себя – значит волнуется, значит не всё потеряно, дорогая жена, не идол я, а человек, и у меня свои пределы покоя имеются. На исходе они, ох, на исходе…
– Я сказал тебе о том, что есть у моего народа роды – род Хранителей, род древоделов, род землепашцев… Много разных… А ещё был род Царей…
– Был? – подал реплику Чернов.
– Для нас здесь – был, – с явной горечью подтвердил Кармель. – Вот уже двенадцать поколений мы живём без единого представителя этого великого рода…
– Вымерли всё, что ли?
– Верю в Сущего: не может Он допустить такого.
– Так куда ж они подевались, Цари ваши?
– Ты увёл нас от них.
Как выражалась семилетняя соседская девочка – издалека, из Сокольников, – «а жизнь всё кручее и кручее».
– Двенадцать поколений назад?
– Именно.
– Ах да, я же – Бегун, бессмертный! Я же существую в единственном экземпляре во все времена… А зачем я увёл вас от ваших Царей?
– От Царя. Он всегда один, пока не умрёт и его не сменит законный наследник… Сейчас там сменилось, наверно, пять или даже шесть Царей. А может, и больше: вряд ли великий Арам сам справлялся с волшебными чудовищами, их пришло слишком много даже для могучей царской силы.
Не к месту вспомнился дурной анекдот про туристов в тайге, которые выясняли у прохожего старца причину ужасной вони в округе. Тот, из анекдота, тоже, как и Кармель, начал объяснения с древних волшебных чудовищ, а завершил весьма прозаично… Хотя почему не к месту? Очень даже к месту: Чернову хотелось прозаичности.
– Вот с этого момента поподробнее, – деловито сказал он. – Что за чудовища? Откуда взялись? Ждали их или они – нежданно? Почему ты сомневаешься в царской силе? И что это вообще за сила? Тоже волшебная, как чудовища, или ты имеешь в виду царских воинов?
Кармель посмотрел на Чернова как на сумасшедшего. А это нехорошо, это непочтительно, отметил тут же Чернов. Он – Бегун, к нему положено – с почестями и уважением, это однозначно. Иначе с какой такой радости висеть в местном Храме его портрету?..
– Какое это чудо – забывать прежний Путь! – Хоть и смотрел непочтительно, а в голосе Хранителя нескрываемо слышалось восхищение; не Черновым, впрочем, – Книга Пути точна в каждом слове!.. – Кармель умерил восторг и деловито пояснил:
– Я напомню. У нашего народа нет воинов. Такой род нам Сущий не положил, когда разводил народ по людским делам. Но взамен он дал нашим Царям силу останавливать иные силы и не допускать их в пределы обитания нашего народа… Это трудно понять, согласен, но ты уж поверь мне на слово, ладно?
– Ладно, – согласился Чернов.
А чего бы не ладно? Он вынужден с самого утра верить в такое количество явной чертовщины, валящейся на него лавинообразно и останавливаться не желающей, что поверить в некую человеческую способность «останавливать иные силы», то есть, по-видимому, экранировать «пределы обитания», ставить какой-то силовой барьер на пути… кого?.. ну, хотя бы чудовищ – в это верилось на раз. В мировой фантастике подобный эффект описан не единожды. Да и всё равно забуду я эту хрень к чертям собачьим, решил Чернов, у нас, Бегунов, информация долго не держится, до конца Пути и – начинай по новой. Вот этот Путь только бы пройти, не споткнуться бы и уж тем более не съехать с ума от означенной чертовщины…
И ещё подумал: а ведь он это слово – Путь – и сам уже мысленно произносит с прописной буквы. С чего бы?.. Или воздух здесь заразный?
– Я попытаюсь ответить на твои вопросы. – Кармель всё слышал и ничего в спешке не обронил. – Я не видел чудовищ, я родился много позже, но в Книге Пути сказано, что они пришли нежданно и не имели ничего общего с теми, что были описаны в Книге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
– Говоришь, вино, мясо и зелень? – спросил он преувеличенно бодро, как, быть может, и положено Бегуну-на-все-времена. – Угощай, Хранитель. Бегун голоден и устал…
Мясом называлась баранина, суховатая и жёсткая, а главное, холодная. Чернов не знал, есть ли в доме Кармеля хоть какое-нибудь нагревательное устройство – очаг там или печь, но либо такового вообще не наличествовало, либо отсутствие в его жизни женщин сделало Хранителя неприхотливым, как тот баран, что попал им на стол. Мясо и мясо – чего от него требовать! Чай, не баре – всякий раз огонь разводить, когда жрать вздумается… Зато вино оказалось лёгким и ясным – молодым, пилось хорошо, и послевкусие от него оставалось отчётливым, длинным и приятным, даже глиняные чашки его не портили. Ели из тоже глиняных, глубоких тарелок, ели руками – не было ни вилок, ни ножей. Видела бы сейчас Чернова его бывшая супружница – не преминула бы уязвить: мол, сбылась мечта идиота. Выросший во вполне интеллигентной семье, Чернов между тем всегда был не прочь порубать хлеб с колбаской на газетке и запить всё из горла – будь то напиток «Буратино» (в детстве) или пиво (в зрелости, на исходе спортивной карьеры и далее), а не разводить haut cuisine не по делу. Так что аскетизм трапезы не вызвал у Чернова ничего негативного: поели, расслабились, Кармель еду унёс, а вино, наоборот, донёс, – откуда-то из глубин дома. Сказал:
– Солнце пошло на закат. Скоро спадёт жара.
– И что будет? – лениво поинтересовался Чернов.
Напускной ленью, дурацким цинизмом, наглостью даже – всем этим он гнал от себя, давил страшненькую вообще-то мыслишку, которая как оформилась в башке, так её и не покидала: он здесь надолго, пути назад нет. То есть, может, и есть, обязательно где-то есть, но искать его – жизни не хватит. Как там в Книге Пути: «Никогда не сворачивай со своего пути…» Ну, во-первых, его ли, Чернова, этот путь, на который он попал отнюдь не по собственному желанию? А во-вторых, куда он приведёт, если не сворачивать, вернее – не поворачивать вспять?..
Как ни хорохорился, а страшно было.
И Кармель, не ответив на вопрос, вдруг сказал – тихо и проникновенно:
– Тебе сейчас плохо. Страшно. Так и должно быть, Бегун.
Ах, это каким-то Сущим данное Знание! Или со строчной буквы: знание людей! И ведь опять попал в точку, Хранитель грёбаный…
– Что должно? – И не хотел, а прорвалась грубость. Но Кармель не обратил внимания.
– Ты не помнишь тех Путей, которые были у тебя до сего дня. Это мучает тебя. Именно это, хотя ты сам не осознаёшь – что. Но ты и не можешь их помнить. Так сказано в Книге Пути.
– Что сказано?
– «И только у Бегуна не один путь, а много всяких, и много ему придётся узнать, но он никогда не будет помнить пройдённого, но всегда станет ждать пути впередилежащего и готовиться к нему как к единственному, то есть первому и последнему. Такова судьба Бегуна, пока эта судьба – его».
– И что эта белиберда означает?
– Это Книга, – обиженно сказал Кармель: всё-таки достал его Чернов. – Книга права во всём. Никогда не было такого, чтобы Книга ошиблась. Проверено. Она существует всегда – столько, сколько существует наш народ, и пока она с нами – мы будем жить. И правильно жить.
– Возможно, – не стал спорить Чернов. Его вдруг заинтересовало другое. – Выходит, в этой Книге написано и про меня?
– Я же говорил тебе ранее. Ты привёл наш народ в этот мир. Ты видел в Храме святую доску с твоим изображением, – Да, это я помню: ты говорил, я видел. Но извини: не могу вспомнить, как я кого-то куда-то приводил… – сказал раздражённо и осёкся: только что цитата прозвучала – про Бегуна, который не помнит ни хрена, пардон за дурацкую рифму. Надо быть повнимательней. Беспамятный – да, это, как видим, по Книге. Но не бестолковый же!.. – Но я и не могу помнить, так утверждает Книга, верно, Хранитель?
– Совершенно верно, Бегун.
– Ты ещё говорил – там, в Храме, – что я опять встал на Путь, раз я здесь…
– Как и положено судьбой, Бегун.
– Но как я поведу ваш народ в новый мир, если я не могу вспомнить, откуда вывел вас в прошлый раз? И, к слову, зачем вывел…
– Книга, Бегун. Там описан твой путь – тот, который стал нашим.
– Дай мне её. Я должен прочесть…
– Никто не может коснуться Книги, кроме Хранителя. Но ты прав: ты должен знать свой предыдущий Путь, чтобы не ошибиться в последующем. Я расскажу тебе… Ещё вина? Рассказ будет долгим…
– Наливай, Хранитель. Говоришь, солнце заходит, жара спадает… Давай пойдём на воздух. Я видел: у тебя на крыше есть где прилечь и предаться долгому рассказу.
Чернов произнёс это и усмехнулся про себя: перенимаешь разговорную манеру собеседника, стайер. А впрочем, местная языковая арамейско-еврейская смесь с неведомо откуда взявшимися – вот ещё загадка! – вкраплениями баскских слов и оборотов вполне располагала к этой манере.
Вместо ответа Кармель встал, подошёл к входу и поманил к себе Чернова. Тот легко, словно и не грузило желудок мясо с вином, оказался рядом с хозяином, выглянул на улицу сквозь отодвинутую занавесь. Увиденное ошарашило. Улица – узкая, кривая, пыльная – была полна народом – как давеча, когда вбегал в городок. Мужчины, женщины, дети стояли, сидели, прислонившись к стенам домов, и не отрываясь смотрели на вход в дом Кармеля. Молчали. Чернов отшатнулся: ему показалось, что десятки глаз просто протыкают его насквозь.
– Что это они? – спросил он.
– Ждут, – кратко ответил Кармель.
– Чего?
– Решения.
– Какого решения?
– Твоего. Когда ты начнёшь.
– Что начну? – Чернов сам не услышал, что почти кричит.
А Кармель отвечал, как начал – тихо и с почтением:
– Искать Путь.
– Я должен его искать? Уже?!
– Конечно. Он даётся не сразу. В прошлый раз ты искал его сорок восходов и сорок закатов.
Высоко! Сорок дней и сорок ночей, если по-простому… Любимая Библией цифра – сорок. Всё-таки Земля в любой точке пространства-времени одинакова! «Там» – Библия, Книга Книг. «Здесь» – какая-то Книга Пути… Или это Чернову так повезло – провалиться в мир, столь похожий на его, только отнесённый во времени назад на добрую тысячу лет? Или это не везение московского бездельника, а судьба Бегуна – выбирать некий загадочный Путь, который возможно и необходимо преодолеть?..
– Да, Кармель, ты прав, под столькими взглядами спокойно не побеседуешь. Убедил… – Чернов вернулся к столу, залпом выпил вино из чашки. Сел на табурет. – Начинай рассказ, Хранитель. Раньше начнёшь ты – раньше начну я. Откуда фраза? Не из Книги ли Пути?.. Ладно, не обижайся, шучу… Поехали.
И Кармель послушно сел напротив, отодвинул от себя вино – мешает оно ему, что ли? И начал:
– Это случилось двенадцать поколений назад…
Он, невольно или специально, посмотрел в низкое оконце – вырубленное в стене или выложенное в ней, а в оконце только небо и видать, выцветшее, как стираные-перестираные джинсы.
Чернов воспользовался паузой, прикинул: двенадцать поколений это сколько? Здесь обзаводятся детьми рано, лет в двадцать уже, значит, двенадцать на двадцать да ещё прикид на всякий пожарный… Ого! Лет под триста тому «это случилось», давненько. Только что «это»?
Хранившееся где-то в подвале вино здесь, наверху, теплело в кувшине и чашке молниеносно. Но вкуса не теряло.
Ты прямо идол каменный, то ли огорчалась, то ли восхищалась ушедшая в века (теперь уж точно так!) жена, тебе всё по фигу, случись сейчас землетрясение, извержение, цунами, метеорит брякнется, а ты так и будешь сидеть себе и пиво тянуть… А что делать, вроде бы полемизировал тогда с женой Чернов, а на самом деле сидел себе, молчал и тянул пиво, а что зря трепыхаться, коли ничего изменить нельзя?.. Сейчас он тянул тепловатое красное вино и всё-таки удивлялся: вот он в другом времени и явно в другом мире, вот произошло, наконец, обещанное женой землетрясение, или извержение, или метеорит упал и всё к хренам изменил в черновском мире, а он, Чернов, прямо идол каменный. Удивлялся так и сам себя успокаивал: а что зря трепыхаться?.. Но отмечал машинально: раз успокаивает себя – значит волнуется, значит не всё потеряно, дорогая жена, не идол я, а человек, и у меня свои пределы покоя имеются. На исходе они, ох, на исходе…
– Я сказал тебе о том, что есть у моего народа роды – род Хранителей, род древоделов, род землепашцев… Много разных… А ещё был род Царей…
– Был? – подал реплику Чернов.
– Для нас здесь – был, – с явной горечью подтвердил Кармель. – Вот уже двенадцать поколений мы живём без единого представителя этого великого рода…
– Вымерли всё, что ли?
– Верю в Сущего: не может Он допустить такого.
– Так куда ж они подевались, Цари ваши?
– Ты увёл нас от них.
Как выражалась семилетняя соседская девочка – издалека, из Сокольников, – «а жизнь всё кручее и кручее».
– Двенадцать поколений назад?
– Именно.
– Ах да, я же – Бегун, бессмертный! Я же существую в единственном экземпляре во все времена… А зачем я увёл вас от ваших Царей?
– От Царя. Он всегда один, пока не умрёт и его не сменит законный наследник… Сейчас там сменилось, наверно, пять или даже шесть Царей. А может, и больше: вряд ли великий Арам сам справлялся с волшебными чудовищами, их пришло слишком много даже для могучей царской силы.
Не к месту вспомнился дурной анекдот про туристов в тайге, которые выясняли у прохожего старца причину ужасной вони в округе. Тот, из анекдота, тоже, как и Кармель, начал объяснения с древних волшебных чудовищ, а завершил весьма прозаично… Хотя почему не к месту? Очень даже к месту: Чернову хотелось прозаичности.
– Вот с этого момента поподробнее, – деловито сказал он. – Что за чудовища? Откуда взялись? Ждали их или они – нежданно? Почему ты сомневаешься в царской силе? И что это вообще за сила? Тоже волшебная, как чудовища, или ты имеешь в виду царских воинов?
Кармель посмотрел на Чернова как на сумасшедшего. А это нехорошо, это непочтительно, отметил тут же Чернов. Он – Бегун, к нему положено – с почестями и уважением, это однозначно. Иначе с какой такой радости висеть в местном Храме его портрету?..
– Какое это чудо – забывать прежний Путь! – Хоть и смотрел непочтительно, а в голосе Хранителя нескрываемо слышалось восхищение; не Черновым, впрочем, – Книга Пути точна в каждом слове!.. – Кармель умерил восторг и деловито пояснил:
– Я напомню. У нашего народа нет воинов. Такой род нам Сущий не положил, когда разводил народ по людским делам. Но взамен он дал нашим Царям силу останавливать иные силы и не допускать их в пределы обитания нашего народа… Это трудно понять, согласен, но ты уж поверь мне на слово, ладно?
– Ладно, – согласился Чернов.
А чего бы не ладно? Он вынужден с самого утра верить в такое количество явной чертовщины, валящейся на него лавинообразно и останавливаться не желающей, что поверить в некую человеческую способность «останавливать иные силы», то есть, по-видимому, экранировать «пределы обитания», ставить какой-то силовой барьер на пути… кого?.. ну, хотя бы чудовищ – в это верилось на раз. В мировой фантастике подобный эффект описан не единожды. Да и всё равно забуду я эту хрень к чертям собачьим, решил Чернов, у нас, Бегунов, информация долго не держится, до конца Пути и – начинай по новой. Вот этот Путь только бы пройти, не споткнуться бы и уж тем более не съехать с ума от означенной чертовщины…
И ещё подумал: а ведь он это слово – Путь – и сам уже мысленно произносит с прописной буквы. С чего бы?.. Или воздух здесь заразный?
– Я попытаюсь ответить на твои вопросы. – Кармель всё слышал и ничего в спешке не обронил. – Я не видел чудовищ, я родился много позже, но в Книге Пути сказано, что они пришли нежданно и не имели ничего общего с теми, что были описаны в Книге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64