Он улыбнулся. Барри был в прекрасном настроении. Я тоже. Мы выпили шампанского, потом заказали закуску, лосося под щавелевым соусом и сливовое суфле.
— Я бы и сама могла все это приготовить, — сказала я, когда мы перешли к бренди и кофе.
— Нисколько не сомневаюсь. Знаешь, мне доставляет огромное удовольствие наблюдать, как ты...
— Как я возвращаюсь к жизни?
— Как ты расцветаешь. Мне трудно даются такие признания, но это правда.
Мне вдруг стало не по себе. Неужели Барри действительно пригласил меня на свидание? Если так, то мне нечего было ему сказать. Я не была готова к серьезным отношениям и боялась потерять дружбу с таким человеком, как Барри.
Словно почувствовав мой дискомфорт, Барри подмигнул.
— Люди хотят слушать тебя, Мэгги. И таких людей все больше и больше. Им нужны твои слова, твоя музыка, твой несравненный голос. Твое знойное контральто. Тебя уже не остановить, Мэгги. Ты взлетишь на самый верх.
Слезы навернулись мне на глаза. Мне было наплевать, видит меня кто-нибудь или нет. Я была абсолютно счастлива.
Барри вытер мне щеки подвернувшейся салфеткой. Мы оба рассмеялись.
— Расскажи о себе. Откуда ты, черт возьми, взялась, Мэгги? Кто ты такая? Не называть же тебя «блондинкой в плаще», а?
Раньше я старалась держать все в себе, но в тот вечер приоткрыла створки раковины. Барри стал моим другом, и я доверяла ему, что тоже было большим шагом вперед.
— Милях в двадцати от Вест-Пойнта есть один маленький городок, Ньюберг.
— Бывал там. Не хотел бы вернуться. — Он скорчил гримасу. — Главная улица напоминает Бейрут. Тот Ньюберг?
— Когда-то это был красивый город, Барри. Расположен прямо на Гудзоне. Так что я из той, маленькой, Америки.
— Я это понял по твоим песням, Мэгги. Искренним, честным, без цинизма. Немного сентиментальные, но что из того, верно? — Он лукаво усмехнулся.
— Ты действительно хочешь услышать мою историю? — неуверенно спросила я.
— Перестань осторожничать. Пожалуйста. Ты теперь большая звезда. Что бы ты ни сказала, людям будет интересно. А меня ты заинтересовала еще при первой встрече.
Я ущипнула себя за руку. Сильно. Зажмурилась и снова открыла глаза. Мне было трудно рассказывать о себе. Даже Барри.
Наконец я глубоко вздохнула и начала:
— Мои родители сильно пили. Это мягко говоря. Они оба были алкоголиками. Отец, когда напивался, буянил. Бросил нас, когда мне исполнилось четыре. Из-за него у меня развилось сильное заикание. Я даже плакала. Но потом справилась. Сама. Мама умерла, когда я перешла в восьмой класс. Мы, три сестры, остались с тетей Ирэн. Я жила у нее, пока не закончила школу. Сестры вышли замуж и перебрались в Нью-Йорк. Учителя советовали мне идти в колледж, но я даже не представляла, как и на что буду учиться. Пошла работать в ресторан возле Вест-Пойнта. Там и познакомилась с Филиппом. Он меня любил. Говорил, что любит. И вел себя соответственно. Мне было так нужно, чтобы кто-то меня любил. Я просто не могла без любви.
Барри нахмурился:
— С Филиппом у тебя повторилась та же история, что и с отцом. Мы все упорно повторяем собственные ошибки. Причем самые худшие из них. Согласна?
— Наверное, ты прав. Он был математиком в Военной академии. Слабый. Подавленный. Уязвимый. Филипп тоже пил, но об этом я узнала позднее. Разумеется, я хотела и пыталась спасти его. Думала, что у меня получится.
— Он бил тебя, верно?
Барри протянул руку и ласково погладил меня по щеке. Я не отстранилась, потому что он был моим другом.
— Я не знала, что делать, как выбраться из этой ситуации. Мне некуда было пойти, я не представляла, на какие средства буду воспитывать Дженни. Обычно я просто уходила на чердак и писала песни. Потом пела их Дженни. Мы обе там прятались.
— Значит, ты никогда не выступала на сцене?
Я покачала головой.
— О чем ты говоришь! У меня и в мыслях такого не было.
— Ты солгала мне при устройстве на работу. Уволена!
— Ладно. Теперь я в состоянии позаботиться о себе и дочери. Спасибо за помощь.
— Не за что. Я почти ничего не сделал. Ты удивительная женщина, Мэгги. Надеюсь, когда-нибудь ты и сама это поймешь.
Я наклонилась через стол и нежно коснулась его щеки губами. Мы были друзьями, и я любила его. Я так думала, но не могла сказать ему об этом.
— Ты — самый лучший.
— Нет. Я только на втором месте. Серьезно, Мэгги. И не забывай, кто сказал тебе об этом первым.
Глава 14
Второе июля — лучший день в моей жизни. В этот день я вместе с Дженни и Барри была на стадионе «Мидоулендс», расположенном за городской чертой Нью-Йорка.
Это я не забуду никогда. И это у меня никто не отнимет.
В половине восьмого на концертную сцену стадиона вышел пританцовывая скандально знаменитый диск-жокей Брет Вульф, манерами и одеждой напоминающий проказливого подростка, родители которого совершили большую ошибку, выпустив сынишку из дому.
Зрители не знали, кого им предложат для разогрева, но знали, что те, ради кого они здесь собрались — группа «РВСР», — появятся намного позже, в лучшем случае часам к десяти вечера.
Однако их ждал большой сюрприз.
Голос Брета Вульфа едва перекрыл шум толпы:
— Мне доставляет истинное удовольствие представить вам... — Оркестр заиграл знакомую мелодию, и на крыше стадиона вспыхнул бледный полумесяц, к которому уже мчались сияющие диски, звезды и треугольники. — Леди и джентльмены, — «РВСР»!
На стадион словно обрушилась лавина тишины, сменившаяся полным хаосом. Лениво ползшие к трибунам струйки зрителей задергались и раскатились по рядам.
— Невероятно! Это они!
— Откуда? Их не должно быть еще пару часов!
— Боже! Да что же здесь происходит?
Стоя за сценой, я видела, как взмыли в небо длинные бумажные транспаранты и голубые электрические ленты фейерверка. Клубы дыма и золотистые искры вырвались словно из кратера вулкана и медленно потянулись в сторону Нью-Йорка. Эндрю Тоун, ведущий солист группы, гибкий и сексуальный красавец, взял микрофон будто живую и смертельно ядовитую змею. Правой рукой он отбросил со лба прядь длинных каштановых волос.
— Это мы! Нас еще рано хоронить!
Он вскинул руку со сжатым кулаком, и группа заиграла песню, которая уже несколько недель возглавляла списки хит-парадов по всему миру.
За ней последовал «Чемпион».
Потом знаменитая баллада «Женщина с характером».
Публика словно обезумела. Никто не понимал, что происходит. Десятки тысяч фэнов, не ожидавших столь раннего появления своих кумиров, спешно подтягивались к стадиону.
Наконец музыка смолкла. Эндрю снова подошел к микрофону и поднял руки, призывая к тишине.
— Не волнуйтесь. Мы еще повторим эти песни, когда все соберутся. Те же, кто не поленился прийти пораньше, заслуживают особого блюда. Вы ведь настоящие любители музыки, верно?
Аплодисменты. Свист. Смех. Но загадка так и не прояснилась. Почему «РВСР» вышли так рано? Что они делают на сцене?
— Мы спели эти песни, потому что на то есть особая причина. Все они, все три, — наши лучшие. Я это знаю. И вы тоже это знаете. Верно?
Зрители бурно выразили свое согласие с мнением Эндрю.
— А дело в том, что все они написаны одним человеком, одной женщиной.
Кто-то из десятков тысяч собравшихся, наверное, знал мое имя. Кто-то, возможно, слышал о том, что я еще и пою. За спиной Эндрю Тоуна несколько рабочих выкатили на сцену пианино. Огни погасли, остался лишь круг света, в который мне предстояло войти.
Зрители настороженно притихли. Эндрю удалось разжечь их любопытство.
— Она — настоящая женщина с характером, — продолжал Тоун, отступая в тень. — Сегодня ее первый живой концерт — вот почему мы пришли пораньше. Мы хотим представить ее вам. Так что слушайте. Откройте души. ПЕРЕД ВАМИ УДИВИТЕЛЬНАЯ, ПОТРЯСАЮЩАЯ, ВЕЛИКОЛЕПНАЯ МЭГГИ БРЭДФОРД!
Глава 15
Я слушала Эндрю, а он все говорил и говорил. Лишнее, подумала я. Они будут ждать слишком многого. Они будут ожидать не меня, а какую-то звездную певицу.
Я слушала Эндрю. Он говорил не обо мне. Эти слова не имели ко мне никакого отношения. Не могли иметь. Напряжение уже сдавило грудь будто стальным обручем, а я и без того с трудом брала высокие ноты со своим контральто.
В какой-то момент показалось, что я не смогу не только петь, но и играть. Я совершенно не ощущала себя «женщиной с характером». Скорее наоборот.
От волнения я едва дышала.
И все же я заставила себя выйти на сцену. Раздались аплодисменты. Теплые, но слабые. Мне вспомнились слова Эндрю: «Сегодня ее первый живой концерт».
Набравшись храбрости, я обвела взглядом громадную колеблющуюся гору лиц с яркими пятнами одежды и остановилась на кажущемся огромным и пугающим в белом пятне света пианино.
О Боже, у меня ничего не получится. На меня смотрит целый город.
Накатившая внезапно волна паники словно перенесла меня в те далекие дни детства, когда я страдала от заикания и насмешек.
Я огляделась. Многие из музыкантов оркестра были знакомы мне по записям в Нью-Йорке. Сейчас они стояли и тоже аплодировали.
— Хватит, ребята! — крикнула я. — Или вы меня не узнаете?
— Давай, Мэгги, задай им! — прокричал в ответ барабанщик Фрэнки Константини. — Ты — лучшая!
Не знаю как, но мне все же удалось добраться до пианино. Я даже ухитрилась сесть, не свалившись со стула и не лишившись чувств.
При росте в пять футов и восемь дюймов я считаюсь довольно-таки высокой женщиной, и Барри потом уверял, что выглядела я в тот вечер «потрясающе», однако у меня было такое чувство, что я снова превратилась в неуклюжую, неловкую девочку-подростка. Единственное, в чем я была уверена, так это в волосах, длинных, роскошных волосах, каскадом падающих на спину.
Я взяла в руки блестящий серебристый микрофон и заговорила:
— Я жила в Вест-Пойнте, возле Военной академии. Была домохозяйкой и матерью. Меня называли миссис Брэдфорд. Помню, мне нравилось сидеть на чердаке. И еще там жила белка по кличке Смуч. До рождения моей дочери, Дженни, белка была моим другом. Мне нравилось сидеть на чердаке, потому что там я чувствовала себя в безопасности. Там я не боялась, что муж придет и ударит меня. Там я начала писать песни.
В голове у меня словно взорвалась бомба. Я ясно увидела Филиппа, я услышала его шаги по лестнице нашего старого дома, его злой голос.
«Ты не спрячешься от меня!»
Руки задрожали.
Я заставила пальцы ударить по клавишам и запела, вкладывая в песню всю душу, все сердце:
Прекрасная хозяйка,
Чудесная жена.
Вот кем еще совсем
Недавно я была.
Я даже полюбила домашние дела.
Потом он поднял руку,
Потом он поднял руку,
Он руку поднял на меня,
И я как будто умерла.
А ведь была любовь, была.
Ее он смог спалить дотла,
Она со мною умерла...
Хоть я живу, но я мертва.
К чему слова... К чему слова...
Аплодисменты стали громче, а потом — что уж совсем невероятно — еще громче. Зрители притопывали в такт музыке, и шум ощущался как некое физическое присутствие, как некая сила, поднимающаяся со стадиона и возносящая меня на небывалую высоту.
И тогда я поняла, что все эти люди поверили мне. Поверили тому, что я им рассказала.
Никогда в жизни я не испытывала ничего подобного, даже во сне, и, скажу откровенно, будь моя воля, я пела бы бесконечно долго.
Глава 16
Так было. Теперь все иначе.
Мне и в голову не могло прийти, что когда-нибудь я окажусь там, где нахожусь сейчас, в нью-йоркской тюрьме.
Это кажется невероятным, непостижимым. Самый изощренный ум не смог бы представить тот набор обстоятельств, совпадение которых создало сегодняшнюю ситуацию.
Несколько дней назад меня навестила женщина по имени Дебора Грин, одна из лучших и наиболее уважаемых специалистов в области психиатрии.
Подумав, я решила, что вряд ли можно обвинять кого-то в том, что меня сочли сумасшедшей.
Мужеубийца.
Так меня окрестили репортеры.
Черная вдова из Бедфорда.
Доктор Грин ожидала меня в маленькой комнате позади часовни, и это обстоятельство заставило меня улыбнуться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37