Их полное равнодушие начинало его тревожить. Ни Марч, ни капитан не обнаруживали своего знакомства с кем-либо из присутствующих в зале, не считая официантов, Карины и только что появившихся троих девушек. И тем не менее он понимал, что они здесь не случайно и неспроста. Не мог понять только, что за этим должно последовать...
Вивьен пела, расхаживая между столиками, и теперь она приблизилась к ним, а точнее – к мистеру Униатцу, который смотрел на нее разинув рот, как бы ожидая, что голубое тюлевое платье вот-вот начнет сползать с ее плеч.
Ты
обещанный поцелуй вины,
который заставляет ждать всю зиму;
Ты
тихий шепот вечера...
Грудь Хоппи распирало как воздушный шар, он сполз на самый кончик стула. Трагедия его жизни заключалась в том, что женщины были слепы к невидимой красоте его души.
Певица протянула к нему руку и похлопала по щеке.
Ты свет ангела,
который зажигает звезды;
Самое важное в жизни – это то,
что я знаю, кто ты такой...
Саймон поперхнулся.
Однажды мои руки
обнимут тебя...
Для мистера Униатца это было уже слишком. Он попытался одной рукой обнять за тонкую талию склонившуюся над ним девушку, но Вивьен ожидала этого и быстро поцеловала Хоппи в лоб. Его рука неожиданно ухватилась за вьющиеся волосы Вивьен, которые оказались париком, обнажившим ее короткую мужскую стрижку.
– Ты отвратительное грязное чудовище! – взвизгнула Вивьен и, выхватив у него парик, бросилась к сцене.
Саймон и глазом не успел моргнуть, как мистер Униатц схватил со стола графин. Словно комета графин пролетел через зал и, задев кларнетиста, ударился о барабан и отскочил в сторону, – раздался грохот цимбал. Тогда Саймон железной хваткой вцепился в руку Хоппи.
– Прекрати, – проскрежетал он зубами, – или я сломаю тебе руку.
– Мы должны дать им по мозгам, – сказал мистер Униатц, краснея.
– Дурак! – рявкнул на него Святой. – Они только и ждут, чтобы мы начали какую-нибудь заварушку.
И тут Саймон заметил, что весь зал покатывается со смеху. За столиком Марча смеялись громче всех, и прежде всего сам Марч. Даже неизменно плотно сжатые губы капитана Фрэда растянулись в улыбке, обнажая зубы. Кларнетисту помогал оправиться от испуга тот самый ухмылявшийся официант, который не являлся здесь важной персоной. Дирижер взмахнул палочкой, грянула музыка. Закружились пары. Тем временем к столу Саймона приблизился главный распорядитель, он улыбался, но на этот раз улыбка у него была сдержанная.
– Вы здесь впервые? – поинтересовался он, скорее утверждая, чем спрашивая.
– Мой друг не пьян, – ответил Святой, – просто он поторопился.
Распорядитель понимающе кивнул:
– Ничего страшного. Вам еще принести напитки?
– Спасибо.
Святой очутился в глупом положении, но теперь уже знал наверняка: стоит допустить малейшую оплошность – и разразится грандиозный скандал.
Но пока такой возможностью никто не воспользовался. Все было обращено в веселую шутку.
Он закурил еще одну сигарету и обратился к Карине как можно более спокойно:
– Хорошо, что здесь всем присуще чувство юмора.
– Подобное случается почти каждый день, – заметила она как бы между прочим. – Это никого не трогает.
Значит, предполагается что-то другое... Он чувствовал, как напряжена Карина, она тоже чего-то ожидает, хотя и не подает вида. Она медленно потягивала свой ликер, держа в руках сигарету. Может, ему передавалось ее внутренняя напряженность, и поэтому он чувствовал себя как на острие ножа, словно втайне она вела какую-то опасную для него игру.
Тогда чего же она ждет? Выстрела, когда погасят свет? Вряд ли – слишком рискованно. Он все еще не мог выбросить из головы мысль о том, что Марч и Фрэд должны как-то отреагировать на то письмо, которое он им прочитал. Но вот они оба здесь, и по их внешнему виду нельзя предположить, что они что-то замышляют. Яд в виски? Графин с водой? Исключено – по той же причине. Тогда что? Может быть, он вообще ошибся в своих расчетах и они рассматривают его всего лишь как микроскопическую частицу в ферменте, используемом при производстве неизвестного ему химического вещества?
Эта мысль пронзила Саймона подобно электрическому току.
Тем временем музыка смолкла и на сцену снова вышел ведущий с микрофоном. Оркестр удалился, и теперь на сцену втаскивали пианино.
– А теперь, леди и джентльмены, мы покажем вам номер, который сделал «Палмлиф фэн» знаменитым: великий певец, маэстро грустной музыки, томной лирики и непристойных песенок – единственный и непревзойденный Джесс Роджерс!
Саксофоны, тромбоны, кларнеты и рожки дружно грянули мажорную мелодию, и на сцену вышел человек, которого Саймон Темплер искал.
* * *
Хоппи Униатц, еще не оправившийся после нанесенного ему оскорбления, облокотившись на стол, наклонился к Саймону.
– Босс, – уныло зашептал он так, что было слышно в противоположном конце зала, – мне надо выйти.
– Заткнись, – рявкнул Святой. – Потерпишь. Это тот самый человек, ради которого мы сюда пришли.
Мистер Униатц взглянул на сцену и был явно разочарован:
– Он ничего собой не представляет, босс. Бьюсь об заклад, голозадый петух, да и только.
Саймону понравилось сравнение Хоппи, но он понимал, что к Джессу Роджерсу оно не подходит.
Роджерс был вполне нормальным типом мужчины – если такая классификация вообще приемлема, – даже если он и не вписывался в атмосферу, царившую в «Палмлиф фэн». По его внешнему виду можно было предположить, что он, например, окончил колледж. Лицо тонкое и довольно Моложавое, очки придавали ему ученый вид, а узкие плечи и бледный цвет лица свидетельствовали о не вполне здоровом образе жизни в прошлом.
Его репертуар, однако, говорил об обратном. Его первая песня носила настолько двусмысленный характер и прямолинейные намеки, что заставила покраснеть даже видавшего виды бармена и, следовательно, вызвала шквал аплодисментов. Было ясно, что певец пользовался огромной популярностью. Когда овация стихла, раздались спорадические крики: «Октавий!» Роджерс улыбнулся со страдострастием херувима и сказал:
– По просьбе слушателей – «Октавий», «Восьмидесятилетний Октавий».
Пороки Октавия, его трудности и способы их преодоления – все было преподнесено слушателям на одном дыхании. Хотя биологически это было и невозможно, но содержало остроумную концепцию; и так продолжалось довольно долго.
К столику подошел официант, взял бутылку «Питера Доусона» и собрался было разлить содержимое в бокалы. Но это был непродуктивный вид обслуживания, так как мистер Униатц не мог дать оценку качества алкогольного напитка, если он оставался в бутылке неразлитым. Официант почтительно наклонился к нему и спросил:
– Принести еще бутылку, сэр?
– Думаю, да, – ответил Святой с фатальным чувством человека, имеющего в этом плане большой опыт. – Или в данном случае требуется дополнительная плата?
Официант вежливо улыбнулся и ушел. Песня продолжалась, и с каждым куплетом развлечения Октавия становились, все более и более изощренными. Вскоре дело дошло до странных шалостей с купальщицами на острове Бали.
Карина спросила с любопытством:
– Ну как он тебе, нравится?
– Он знает себе цену, – ответил Святой тоном судьи. – Я стараюсь понять, чего еще он стоит. Сначала я подумал, что здесь что-то не так, но сейчас не уверен.
– Он для тебя крепкий орешек?
– Сейчас – да. Крепче, чем Дженнет. Странный поворот дела. Всегда удивляешься, когда создаешь себе образ негодяя, а на деле он оказывается совершенно другим; и все же я не сомневаюсь, что эти парни с детскими личиками могут быть опаснее, чем явные хулиганы.
Он счел неуместным обсуждать с ней Роджерса. Сам факт, что она сидит сейчас здесь с ним рядом, казался нереальным; по сравнению с этим все остальные несуразности отступили на второй план. И даже эта невообразимая абсурдность стала частью фантастической ситуации, которую ему больше не хотелось анализировать.
Сага об Октавии наконец кончилась, и Роджерс, улыбаясь, кивал в сторону, откуда послышались неодобрительные выкрики. Ведущий, подобно эльфу, снова появился на сцене и сказал:
– Через некоторое время, леди и джентльмены, мы продолжим концерт. Джесс Роджерс снова выйдет к вам и споет свои испепеляющие песни. А сейчас давайте немного потанцуем.
Оркестр снова заиграл, и веселье продолжалось. Бесспорно, развлечения в «Палмлиф фэн» носили сомнительный характер.
Саймон рассматривал танцующих, когда заметил, что Роджерса, появившегося из-за занавеси в дверях, остановил официант. Коротко подстриженный затылок официанта показался Саймону знакомым... Он старался вспомнить, где его видел, как вдруг Роджерс посмотрел прямо на него. В эту секунду Саймон вспомнил.
Это был официант, который только что принял у них заказ на бутылку виски.
Абсолютно точно. У официанта наверняка были и другие обязанности. Но Роджерс посмотрел точно на него. И если...
Лицо Карины Лейс было неподвижно словно маска. Как будто она ничего не замечала.
– Ну вот, теперь ты его видел, – сказала она наконец. – Что ты собираешься делать?
– Я как раз раздумываю над этим, – медленно ответил Саймон. – Мы можем подождать, когда он снова появится на сцене, и выстрелить в него прямо отсюда. Но администрации это не понравится. Кроме того, мне хотелось бы знать, чьи задания он выполняет... Ты уверена, что получаешь достаточную информацию, необходимую для Рэнди?
Он преднамеренно старался уколоть ее снова, чтобы зажечь искру, которая помогла бы ему в его догадках. Но вместо ненависти в ее глазах мелькнуло нечто такое, чего ему не хотелось бы видеть.
– Дорогой глупыш, – сказала она, сияя. – Оставайся таким же твердым. Не дай никому обмануть себя, даже мне.
Ему пришлось ей улыбнуться. Именно пришлось.
– И никаких глупостей? – спросил он спокойно.
– Абсолютно.
– Босс, – не унимался мистер Униатц.
Святой откинулся на спинку стула и захохотал. Этот смех – он вернул его на землю.
– Я помню, – сказал он. – Тебе нужно выйти.
– Я подумал, босс, ничего страшного. Я быстро.
– Ради Бога, без подробностей, – поспешно заметил Святой. – Можешь отсутствовать столько, сколько потребуется. С природой не поспоришь. Мы можем тебя подождать.
– О босс! – воскликнул мистер Униатц, исполненный благодарности. – Спасибо!
– Мне следовало бы предупредить тебя, – пробормотал Саймон. – Он абсолютно безобидный, просто не умеет сдерживать себя.
– Я... я начинаю это понимать. – Губы у нее дрожали. – Если у него будут щенки, ты пришлешь мне одного?
– Постараюсь, – сказал Саймон чуть слышно.
Вернулся официант с бутылкой и чистыми бокалами на подносе.
Саймон принялся изучать его сквозь медленно плывущие облака сигаретного дыма и окончательно удостоверился в том, что не ошибся. Когда официант наклонился к столу, Саймон мог хорошо рассмотреть его аккуратно подстриженные светлые волосы. У него было невыразительное квадратное лицо, изрезанное густой сеткой морщин, так что казалось, на нем уже не найдется места ни для одной новой морщинки. Он спросил, склонившись над столом:
– Вас зовут мистер Темплер, сэр?
Подобно тому, как замирает колеблемая ветром поверхность озера, когда его затягивает расплывшееся пятно нефти, так все замерло внутри у Святого. Но внешне ничего не было заметно.
– Совершенно верно, – спокойно ответил он.
– Мистер Роджерс желает с вами встретиться, сэр, когда вам будет удобно. – Голос звучал твердо и уверенно – просто деловое поручение, выраженное обычными словами. – Я провожу вас в уборную мистера Роджерса, когда вы будете готовы.
Святой затянулся сигаретой. В этот момент его мысли перескакивали с одного предмета на другой, но никак не отражались на лице.
Значит, вот как... Все оказалось очень просто, настолько просто, что теперь ему было смешно, как много сил он потратил на то, чтобы представить себе, как все это произойдет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37