В течение длительного времени им не встретилось ни малейшего ориентира, который хоть как-то указывал бы направление движения. Порой Саймону казалось, что они крутятся на одном месте, что они уже были здесь двумя часами раньше. Но индеец ни разу не усомнился и уверенно говорил, куда следует ехать, вправо или влево, как будто у него в руках был компас.
Наконец Саймон начал понимать – так возвращается сознание после наркоза, – что может различать пейзаж: сверкающая в свете фар зелень постепенно исчезает, чернота ночи приобретает сероватый оттенок. А высоко наверху макушки деревьев загораются слабым розовым светом.
– Посмотри, – сказал Святой.
Сидевший рядом с ним Чарли Холвук произнес:
– День.
Машина стремилась навстречу загоравшейся заре.
Глава 7
Как Саймон Темплер нашел новый рецепт для жаркого, а Хоппи не мог больше себя сдерживать
С наступлением утра началась и жара: липкая, гнетущая жара, в которой, казалось, плавились кости и хрящи. Саймон бывал в джунглях и пустынях, но он никогда не чувствовал себя таким расслабленным. Туман рассеялся, и взору предстали бескрайние болота, словно огромное влажное покрывало, застлавшее землю от края до края. Руки у Саймона ныли от напряжения, управлять двумя рычагами сразу не каждому по силам, а тело гудело, как будто он всю ночь парился в финской бане.
– Еще далеко, Чарли?
Саймону показалось, что голос у него тоже сел. Рукавом рубахи он вытер мокрые от пота рычаги.
Индеец указал рукой в направлении солнца, светившего им прямо в глаза, и сказал:
– Вон туда. Миль десять. Может быть, пятнадцать. А может, и больше. Йе знаю.
– О Боже! – воскликнул Саймон. – Я думал, что всего десять миль в сторону от дороги. А теперь, оказывается, больше. Что же я делаю – гоню этот танк назад?
– Да, это нелегко, – бесстрастно парировал индеец. – Но по прямой нельзя. А кружным путем – далеко.
– Надо было вернуться в Майами и купить самолет, – упавшим голосом сказал Святой.
– Приземлиться здесь негде, так что пришлось бы прыгать с парашютом, – заметил Галлиполис.
И когда Саймон посмотрел вокруг, он понял, что грек не преувеличивает. И в самом деле, иначе как на этой адской машине сюда не добраться.
– Можем вернуться, – сказал Чарли Холвук.
Саймон поймал взгляд черных глаз индейца и поджал губы в улыбке, которая почти никогда не сходила с его лица.
– Я хочу есть, спать, москиты выпили из меня достаточно крови, так что впору делать переливание, я вел этот драндулет всю ночь по топи, которую не в силах одолеть никакие колеса, и после всего этого мне предстоят эти муки еще в течение дня или около того. Между прочим, увидеть этот Эверглейдз было моей давней мечтой. Давайте позавтракаем и поедем дальше.
Наши странники разожгли костер и вскипятили воду для кофе – это был единственный способ изменить цвет болотной воды и заодно убить имеющиеся в ней микробы. Мясные консервы и фасоль они съели холодными, то есть настолько холодными, насколько они могли быть при существовавшей температуре воздуха, то есть почти теплыми. И Святой снова сел за руль.
Дальше и дальше.
Движение их фантастической машины напоминало движение по лабиринту, замысловатый маршрут которого был ведом разве что одному индейцу. Теперь, когда взошло солнце, оно могло служить ориентиром, но только для человека привычного к подобной обстановке. Путь, который был известен только Чарли Холвуку, напоминал ядовитую змею. Пустыня встречала новичков враждебно и сурово, как голодное чудовище, которое знало, что они все равно бессильны перед ним и будут в конце концов им съедены...
Слеги пробирались сквозь бесконечно чередующиеся джунгли, болота, заросли травы и рощи. По мере усиления жары на повалившихся на землю стволах деревьев все чаще стали появляться черепахи: они мирно грелись на солнышке. Но стоило машине приблизиться, как черепахи и змеи мгновенно исчезали, не оставляя никаких следов, если не считать кругов на воде; также при приближении машины исчезали розовые колпицы, черногрудые ходулочники, совы и величественные цапли. И только один раз индеец взял Саймона за руку, когда некая птица, напоминавшая сокола, вспорхнула перед ними вверх.
– Посмотри, – прошептал он.
Саймон проследил за полетом серо-голубого существа.
– Эверглейдзский змей, – пояснил Чарли Холвук. – Может быть, последний раз видит его белый человек. Раньше их было много. Сейчас нет. Двадцать – тридцать, не больше. Вскоре окончательно исчезнут, как и индейцы. Белый человек уже никогда их потом не увидит!
Время двигалось медленно, как и их машина.
Слеги въехали в мелкую, белого цвета воду. Они продвигались по серпантину, сделав несколько сотен ярдов, а затем им преградила путь плотная колючая стена. Почва представляла собой сплошное месиво из липкой грязи, которая подобно мази налипала на шины колес. Взглянув туда, куда указывал Чарли Холвук, Саймон сначала увидел только глухой барьер, а затем и небольшой холм, земля на вершине которого была немного суше. Он остановился там, чтобы передохнуть и выкурить очередную сигарету.
Мистер Униатц зашевелился, шумно зевнул – словно где-то рядом заработал мотор, – и сказал:
– Меня тошнит от такого путешествия. Когда будем есть? Саймон взглянул на часы, – был уже второй час дня.
– Думаю, очень скоро, – ответил он и снова включил зажигание.
И в это мгновение послышался вдруг громкий лай собаки. К ней присоединились другие, устроив из тихой заводи бедлам. Лай был таким громким, диким, главное – неожиданным, что Святой невольно вздрогнул, а Галлиполис схватился за свое ружье. Лицо индейца расплылось от удовольствия.
– Здесь шеки, – пояснил он, – стоянка моих соплеменников. Есть и софки. Давай дальше.
Они проехали ярдов сто, и лай прекратился. Саймон удивленно остановился.
Пейзаж переменился. Теперь перед ними расстилалось огромное, в форме амфитеатра пространство, целиком заросшее мхом. В центре горел костер: ярким пламенем светились десять огромных бревен, уложенных как спицы в колесе. Высоко над костром из веток пальм был устроен навес, который крепился на четырех столбах. К стропилам были подвешены горшки и сковородки с сушеным мясом и травой. С краю у костра была ступка, выдолбленная из ствола кипариса; старая индианка, увидев гостей, прервала работу: деревянным пестиком она размалывала в ступке зерно. Судя по всему, здесь была кухня.
Вокруг главной кухни размещались жилища индейцев – такие же, как и кухня, навесы, только их основание было поднято над землей на несколько футов. Шум машины привлек внимание обитателей этого индейского поселения, и, когда Саймон вышел из машины размять затекшие ноги, его сразу же окружила группа людей.
Чарли Холвук быстро заговорил с соплеменниками о чем-то, и лица их засветились. Послышались, как показалось Саймону, дружеские приветствия на их родном языке.
– Они дают нам софки, – пояснил Чарли Холвук и сел.
Появились мистер Униатц и Галлиполис, предусмотрительно оставившие оружие в машине. Один из индейцев протянул руку и пощупал куртку Хоппи. Что-то сказал. Послышались одобрительные возгласы. Подошли еще несколько индейцев и, выражая восхищение расцветкой куртки, сопроводили Хоппи до бревна, служившего стулом. Чарли Холвук с гордостью наблюдал за происходящим.
– Хоппи отличный парень, – сказал он, окончательно убедившись в безошибочности своего первого суждения.
– Босс, – спросил Хоппи с важным видом. – Что происходит?
– Ты им понравился, – объяснил Святой. – Своим неотразимым очарованием ты покорил добрую половину индейцев. Ради Бога, сделай вид, что ты тронут их вниманием.
С важным видом индеец – судя по почтению, с которым Чарли Холвук обращался к нему, он был вождем племени – церемонно передал блюдо софки: это оказалась каша из кукурузной муки, несомненно, достаточно съедобная, однако ни один гурман не включил бы ее в свое меню. К счастью, другие блюда оказались более аппетитными: тушеная индейка, сладкий картофель и горох, а кроме того, еще и апельсины. Саймон надкусил один и сморщился.
– Дикие, очень кислые, – довольным тоном комментировал Чарли. – Надо их долго есть, чтобы привыкнуть.
Саймон решил, что к такому изысканному блюду лучше не привыкать.
К концу обеда у грека уже смыкались веки, а мистер Униатц мирно храпел в тени, охраняемый группой почитателей. Святой почувствовал, что у него веки тоже становятся тяжелыми. Как он ни сопротивлялся, в конце концов позволил сну взять верх над собой. Он считал, что в данных обстоятельствах позволить себе лечь спать означает измену замыслу, и все же понимал, что сон ему так же необходим, как пища. Если он достигнет цели этого трудного путешествия вымотанным и уставшим, то лучше вообще отказаться от этой затеи.
Через час он проснулся отдохнувшим; Чарли Холвук хлопотал возле него.
– До Лостменз-Ривер три мили, – объявил он так, словно их разговор и не прерывался. Он нашел палку и провел на земле линию. – Мы сейчас находимся здесь. – Он нарисовал крестик и показал на пространство между крестиком и линией, обозначавшей, по всей видимости, побережье. – Здесь – пустыня. Очень плохо. Нельзя. Мы поедем сюда. Очень плохо. Двенадцать миль – может, и больше.
– Я все время слышу «двенадцать миль», но по-моему, мы проехали в десять раз больше. И опять двенадцать... – заметил Святой.
Чарли Холвук задумчиво посмотрел на красный шар солнца:
– Много дождя. Поехали?
– Ты говорил о дожде и прошлой ночью, – возразил Саймон. – Если ты способен вызвать дождь, то это будет очень кстати, он освежит нас. Мы должны заплатить твоим друзьям за обед?
– Отдай вождю куртку здоровяка. Будешь его сыном.
Святой хмыкнул:
– У меня уже есть один папаша в Майами. Посмотрим, согласится ли Хоппи.
Пока индеец разговаривал с Хоппи, Саймон нашел немного воды и ополоснул лицо. Галлиполис последовал его примеру. Стряхивая капли воды со своих кудрявых волос, грек с недоумением разглядывал Саймона.
– Я вас не понял, мистер, – сказал он. – Когда я вас увидел прошлым вечером таким разодетым, я не думал, что вы выдержите три часа такого путешествия. Теперь я считаю, что даже сам Чарли Холвук не сможет тягаться с вами.
– Не торопись делать выводы, – сказал Святой. – Мы еще не приехали.
Но, говоря это, он не смог удержаться и улыбнулся. Он приобретает еще большую уверенность. После короткого отдыха силы вернулись к нему. Способность быстро восстанавливать силы еще не покинула его окончательно, и он чувствовал себя обновленным. Если он и потерпит поражение, то не потому, что не смог преодолеть себя.
Он проверил уровень горючего в баке: была израсходована только половина. Он долил бензина из запасной канистры и помолился, чтобы хватило горючего до конца поездки.
И вот, когда он уже сел за руль, он увидел картину поистине исторического значения.
Через поляну в сопровождении Чарли Холвука, а на более почтительном расстоянии от него и всех обитателей деревни: воинов, женщин и детей, – шел мистер Хоппи Униатц. Под руку с ним шел сам вождь индейского племени в куртке мистера Униатца. В обмен на куртку мистер Униатц получил индейскую рубашку, всю в складочках и оборочках и пеструю, как сама радуга.
Процессия приблизилась к машине и остановилась. Вождь положил обе руки на плечи Хоппи и произнес короткую речь. Остальные одобрительно поддакивали. Затем вождь сделал шаг назад, как французский генерал, которого награждают медалью.
Хоппи забрался в слеги и сказал хриплым голосом:
– Босс, увези меня отсюда.
Индейцы замерли, подобно деревянным тотемам, молча наблюдая за тем, как Саймон включил зажигание и колеса снова заработали.
– Я никогда не знал, – сказал Святой устрашающим тоном, – что ты выпускник института Дейла Карнеги.
Мистер Униатц скромно промолчал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37