При этом де Ланж вел себя в кабинете судьи, как хозяин, сидел в кресле развалясь и требовал кофе, а за спиной стоял нагло ухмыляющийся Люка Мясник в своей неизменной куртке цвета ржавчины.
С арестантами Жорж поступил круто, но, по его мнению, весьма справедливо. Ведь несчастные уже больше года томились в ожидании судебного разбирательства, поэтому смертная казнь, которую назначил всем маркиз, должна стать для них своеобразным освобождением. Лишь одного помиловал интендант Бордо, заменив последнему из десяти привезенных, бывшему подмастерью кузнеца, арестованному по обвинению булочницы в изнасиловании ее и двух ее дочерей, смертную казнь на публичное покаяние у позорного столба.
– Эту булочницу я знаю как облупленную, – наклонившись к уху де Ланжа, зашептал Мясник. – Она, бывшая шлюха из борделя, ныне благородным делом занялась. Женила на себе старого булочника с Цветочной улицы, своего постоянного клиента, и прибрала к рукам его лавочку. Но старого дела не забывает. К ней частенько мужики захаживают. И дочки ее такие же потаскухи, как и их мамаша. Так что парень не виноват. Видать, булочница решила с него побольше содрать за свои услуги. Эй, парень, – обратился он к подмастерью кузнеца. – Их сиятельство желают знать, ходил ты к бывшей шлюхе Мадлен, а ныне булочнице мадам Ренуар, со злым умыслом или просто за деньги?
– За деньги, – грустно отвечал подмастерье.
– Хорошо, – объявил маркиз. – Я прощаю тебя! Покаешься у столба – и свободен. И больше не блуди. А булочницу и ее дочек, что ввели суд в заблуждение, приказываю арестовать!
– Ах, как справедливо! – подхватил подхалим-судья и тут же распорядился об аресте.
Де Ланжу очень понравилась новая игра, в которой он единолично распоряжался, словно сам Господь Бог, судьбами и жизнями. Всю дорогу в замок он рассуждал с Мясником о справедливости и беспристрастности судебного разбирательства.
Известие о скорой публичной казни мгновенно облетело тихий город, взбудоражив его и вырвав из провинциальной спячки. Казней, как уже говорилось выше, в провинции Бордо не совершалось уже больше полутора лет, а потому обыватели с нетерпением ждали излюбленного представления, тем более что казнить, согласно слухам, должны сразу десять человек.
Вскоре слухи были подкреплены действиями плотника, который с двумя подручными начал по распоряжению судьи спешно сколачивать на главной площади новый помост вместо старого, изъеденного за год простоя непогодой и жучками-короедами, а оттого потерявшего презентабельный вид.
Наконец настало долгожданное воскресенье. Горожане, одетые в свои лучшие наряды, с раннего утра поспешили на площадь, дабы занять места.
Жорж решил взять маленького Антуана на казнь. Летиция была не против. Она сочла, что мальчику будет интересно понаблюдать за подобным действом. И вот на площадь въехала карета с гербом Мортиньяков на дверце, запряженная четверкой лошадей с двумя лакеями в ливреях на запятках. Следом за каретой на площадь въехал на огромном кауром коне Люка Мясник, по своему обыкновению ухмыляющийся. Слуги помогли маркизе и няньке с маленьким Антуаном на руках выйти из кареты. Следом показался сам маркиз. Де Ланж был одет по последней моде французского двора: в бирюзовый камзол с огромным жабо, узкие панталоны с агатовыми застежками под коленями и широкую шляпу, которую украшало изящное страусиное перо. Несмотря на холеный вид, его внешность сильно изменилась с момента первого появления на площади. Маркиз был уже не юношей, но мужем. Отцом ребенка и представителем монарха в провинции, о чем говорили его достойные жесты и горделивая, уверенная походка. Бесконечные охотничьи забавы обветрили лицо Жоржа, маркиз заматерел, его худое прежде тело обросло мясом и мышцами. Высокий, раньше он был похож на стручок, неокрепший дубок, который теперь подрос под благодатным солнцем Бордо, покрылся крепкой коркой, достаточной для того, чтобы его уже не могли изъесть мелкие проблемы юношества.
Народ встретил своего правителя восторженными криками. В этот ясный солнечный день все жаждали крови. Жители мирной французской провинции превратились в кровожадных римских граждан, с нетерпением ожидавших начала гладиаторских боев. В передних рядах восседали на специально поставленных скамейках местные патриции: глава городского магистрата, судья, аббат, дворяне. Маркиз уселся в самом центре первого ряда, рядом расположились Летиция и нянька с Антуаном на руках, который глядел вокруг круглыми от любопытства глазенками.
Старый грузный палач неторопливо взошел на эшафот. Его помощник шел позади, неся на вытянутых руках огромный, остро отточенный топор. С того дня, когда судья вызвал палача к себе и сообщил, что в ближайшее воскресенье состоится казнь сразу десяти человек, тот вместе с помощником постоянно точил заржавевший в бездействии рабочий инструмент, доведя его до такого совершенства, что брошенный в воздух шелковый платок топор рассекал без усилий.
Палач опустил топор на плаху и посмотрел на судью. Тот, в свою очередь, повернулся к маркизу. Наступила полная тишина. Все замерли, ожидая начала казни.
– Приступайте, – негромко распорядился де Ланж.
Приговоренных, загодя привезенных на площадь, вывели из закрытой тюремной кареты и гуськом повели сквозь частый строй солдат к эшафоту. Обыватели зашумели, шепотом обсуждая каждого несчастного. Первым шел подмастерье кузнеца. Он уже знал, что его помилуют, но боялся, как бы интендант не передумал, а потому задрожал при виде палача и полукруглого топора, воткнутого в деревянную плаху.
За подмастерьем кузнеца шел Пьер Лами, известный убийца. Сразу после амнистии и освобождения Пьер Лами, пешком добиравшийся в Париж к своим дружкам, ворвался ночью в лесную сторожку, одиноко стоявшую вдали от населенных пунктов, и целую неделю измывался над семьей лесника самым изуверским образом. Обыватели в ужасе передавали друг другу, как он, едва войдя в дом, сразу убил ударом дубины по голове отца семейства, затем запер дверь и потребовал у помешавшейся от страха жены ужин. Поев, Пьер Лами сначала изнасиловал, а затем задушил жену лесника, продолжая при этом совершать с ней половой акт. Оставив в живых двоих сыновей десяти и двенадцати лет, изверг заставлял их всю неделю прислуживать себе, периодически насилуя одного из братьев на глазах у другого.
Этого приговоренного публике было совершенно не жалко, в отличие от шедшего к эшафоту третьим молодого человека, которого звали Эжен Люкнер. Эжен был начинающим поэтом, сыном известного в городе семейства Люкнер. Отец Эжена, адвокат, пробившийся из самых низов, всю жизнь создавал себе практику, ежедневно конкурируя с соперниками по цеху, и желал, чтобы сын пошел по его стопам. Эжен же хотел иной участи. Романтичный юноша имел несчастье влюбиться в дочь другого адвоката, мастера Крюшо, как его называли в адвокатском цехе Бордо, ярого соперника отца Люкнера. Мастеру Крюшо адвокатская контора досталась по наследству, поэтому он считал себя кем-то вроде адвокатского аристократа, а Люкнера – плебейской пылью адвокатуры. Естественно, ни один из отцов никогда бы не согласился на свадьбу детей. Тем не менее Эжен не терял надежду, ежедневно посылая возлюбленной пламенные стихи собственного сочинения. Редкая юная девушка способна устоять против такого напора, поэтому дочь Крюшо вскоре согласилась на предложение Эжена бежать с ним, дабы тайно обвенчаться, а после поставить родителей перед свершившимся фактом. Но хитрый Крюшо, внимательно следивший за развитием событий любовной драмы, узнал о готовящемся побеге и стал расставлять на ночь вокруг дома слуг с ружьями. Слугам надлежало отпугнуть выстрелами в воздух юного поэта и навсегда отвадить его от семейства Крюшо. К сожалению, случилось несчастье. Один из слуг заметил влюбленных, когда юная девушка уже вылезала из окна своей спальни, готовая прыгнуть в объятия Эжена. Согласно приказу, слуга выстрелил в воздух, но попал в дочь. Та рухнула прямо в руки возлюбленному, заливая его кровью. Эжен пытался закрыть руками страшную рану, зиявшую прямо посреди груди девушки, но было уже бесполезно. Такую картину и застал проснувшийся от выстрела и выбежавший в сад адвокат Крюшо.
Слуга, убивший девушку, шел четвертым, следом за Эженом Люкнером, на которого в толпе многие показывали пальцами, а старики учили молодых: «Вот к чему приводит стихоплетство».
Пятый приговоренный к обезглавливанию оказался дезертиром по прозвищу Жан-солдат. Имени его на допросе выяснить так и не удалось, хотя судья дважды назначал наказание плетьми, но Жан-солдат держался крепко. Каким образом он оказался в Бордо и почему скрывался в виноградниках, этого выяснить также не удалось. Вообще-то за подобное правонарушение Жана-солдата должны были как бродягу высечь разок и отпустить на все четыре стороны, но он, широкий в плечах и обладавший недюжинной силой, при аресте оказал яростное сопротивление и ударом кулака разнес одному из жандармов голову. На лице Жана-солдата до сих пор сохранились страшные следы от ударов прикладами. Это жандармы, уже повалив его на землю, долго избивали его ружьями, мстя за своего товарища. Правда, вид у Жана-солдата от этого не казался сломленным, наоборот, приговоренный шел с высоко поднятой головой.
Шестым несчастным был спутник Жана-солдата, жалкий попрошайка, на свою беду оказавшийся рядом в момент ареста. Судья обвинил его в соучастии убийству, а де Ланж приговорил к казни из солидарности с Жаном-солдатом.
О седьмом, восьмом и девятом любопытная публика ничего не знала и даже ни разу не слышала их имен, а вот десятого, идущего к эшафоту, знал каждый мальчишка в городе. Да и во всей провинции гремело имя смелого контрабандиста Марата Бенона, или Одноглазого Валета. Правый глаз Марату, по его же словам, выбили английские пираты во время стычки где-то около Карибских островов. Поплавав по морям, Одноглазый Валет, видимо устав от приключений, обосновался в Бордо, купил небольшой домик и, как говорят моряки, осел на суше. Однако не таков был характер этого человека, чтобы вот так окончить свои дни в спокойном, безмятежном существовании. Вскоре люди стали поговаривать, что Одноглазый Валет начал приторговывать контрабандной солью. В то время во Франции люди обязаны были закупать соль только у государства. Государственная соль была дорогой и дурного качества: серая, грязная и сырая, совсем не то что соль, предлагаемая контрабандистами. Одноглазый Валет поставил незаконные поставки соли на широкую ногу, обеспечивая всю провинцию. Когда его поймали, многие малоимущие плакали, так как контрабандист иной раз давал им соль практически задаром.
Когда все десять несчастных выстроились один за другим перед эшафотом, начальник конвоя подтолкнул подмастерье кузнеца к помощнику палача. Тот сверху принял парня, подтащил к плахе и, не срывая рубаху, ловко опустил голову под топор. Стоящий на краю эшафота судейский чиновник громко зачитал обвинения против подмастерья, затем объявил об их снятии и громко выкрикнул, что, по милости интенданта и представителя Его величества Людовика XVI маркиза Жоржа де Ланжа-Мортиньяка, приговоренному даруется жизнь. Дрожащего от возбуждения подмастерье отвели и приковали к позорному столбу, с которого ему до мельчайших подробностей была видна казнь других приговоренных.
Следующей на плахе оказалась голова убийцы и насильника Пьера Лами. Чиновник быстро перечислил все злодеяния, совершенные им, помощник разорвал рубаху, палач высоко взмахнул топором, и шейные позвонки с хрустом переломились под тяжелым лезвием. Народ разом выдохнул, с ужасом и любопытством глядя на жуткую казнь. Во все стороны брызнула густая бурая кровь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36