Теперь предположим заведомо невозможное: есть некий взломщик-профессионал, который способен передвигаться так же бесшумно, как американские индейцы-апачи. Он незаметно проскальзывает через весь выгон к дверям церкви и делает восковой слепок, как вы и сказали. Конечно, таких гениальных взломщиков не существует в природе, но допустим, что все было именно так. Итак, у него появляется дубликат ключа. В ту дождливую субботнюю ночь он возвращается и снова умудряется пройти через весь выгон к дверям церкви, не разбудив ни одно животное. Он входит в церковь, оскверняет ее, затем выходит и запирает за собой дверь. Отличная гипотеза, но у нее есть один недостаток. После того, как преподобный Вири увидел, что творится в церкви, он вышел во двор и попытался найти следы взломщика. Их не было. К дверям церкви вела только одна цепочка следов — следы самого Вири. Выходит, наш гениальный взломщик не только два раза подряд — когда делал слепок и когда вернулся, чтобы осквернить церковь — прокрался мимо собак и других животных, не разбудив ни одно из них, но и, во второй раз, не оставил в грязи ни одного следа. — Сэр Джон торжествующе улыбнулся. — Как ваша Свободная Мысль объяснит это, уважаемые скептики?
Эйнштейн задумчиво осмотрел свою трубку и начал осторожно ее чистить. Его лицо оставалось бесстрастным.
— Кстати, — сказал он, — мы пока еще ничего не знаем о Бертране, старшем брате преподобного Вири.
— Ага, — догадался Джойс, — теперь вы тоже подумали, что у заговорщиков был сообщник среди членов семьи. Если из трех братьев сбился с пути один, почему бы за ним не последовать и второму? У меня даже есть некоторое объяснение, если только церковь расположена рядом с домом. Предположим, что Бертран — если это был он — пробрался по крыше дома, словно шотландский Д'Артаньян, затем перепрыгнул на крышу церкви и спустился по веревке вниз головой до уровня замка. Должно быть, старший брат преподобного Вири находился в превосходной физической форме для своих шестидесяти двух лет. Невероятно, но возможно, как часто говорит Холмс. «Если исключить все невозможное, то, что осталось, и есть истина, какой бы невероятной она ни была». К моему глубокому сожалению, я сам не смог ни на секунду поверить в эту дурацкую гипотезу.
— Воздушный шар, — сказал Эйнштейн, рассеянно блуждая по комнате, очевидно в поисках коробки с табаком. — Небольшой воздушный шар, наполненный гелием, с корзиной на одного-двух пассажиров — такие шары часто запускают на ярмарках. Пожалуйста, — добавил он, — не спешите насмехаться надо мной. Я в положении утопающего, который готов ухватиться за любую соломинку. Версия с воздушным шаром возможна, но мне легче поверить в то, что наш злоумышленник проходит сквозь стены, чем в то, что он спустился с неба на воздушном шаре, не разбудив при этом животных. Я начинаю подозревать, что мы имеем дело с дьявольски умными заговорщиками. Эта задача будет отличной проверкой для наших умственных способностей.
— Я что-то сомневаюсь, — мрачно сказал Джойс, — что нам вообще удастся ее решить.
— Дослушаем рассказ сэра Джона до конца, — предложил Эйнштейн. — Прежде, чем делать какие-либо выводы, мы должны знать все факты.
Настоятель сказал «О Боже Святый! Это брат Игнатий». Наконец-то я понял. Ed eran due in uno. Точно!
— Да, да, конечно. Прошу вас, сэр Джон, продолжайте, — сказал Джойс и улыбнулся про себя.
XXVII
С нетерпением ожидая возвращения Джоунза из Парижа и со страхом — новостей из Инвернесса, сэр Джон начал читать «Книгу четыре». Она и в самом деле являла собой очень простое и доходчивое объяснение оккультных искусств и наук — по крайней мере, если судить по первым главам.
Кроули начинает с того, что отрицает Веру и Разум как инструменты познания мира. Веру — потому, что она может оказаться Верой не в того бога, не в ту церковь или не в того учителя; Разум — потому, что он не в силах выйти за пределы своего набора аксиом. Остается только Эксперимент, и потому Кроули называет любую подлинную оккультную систему физиологическим и нейрологическим экспериментом, который расширяет сознание человека и ускоряет его эволюцию.
Сэр Джон понял, что все эти идеи заимствованы из учения «Золотой Зари», однако Кроули — здесь следует отдать ему должное — наделен редким даром объяснять самые сложные вещи с волшебной ясностью и научной точностью.
После краткого теоретического вступления Кроули начинает объяснять методы и упражнения йоги, рассматривая их в качестве физиологических экспериментов.
Так, асана — особая гимнастика, которой сэр Джон занимался по настоянию Джоунза, — это всего лишь способ максимально расслабить тело, не засыпая. Пранаяма, особый йогический метод дыхания, — это способ подчинить эмоции Воле. Сэр Джон вновь поймал себя на том, что восхищается талантом Кроули описывать оккультные искусства с точностью ученого.
Первые настораживающие признаки появляются, когда Кроули начинает объяснять яму и нияму, целомудрие и самоконтроль. Он отвергает все традиционные учения как суеверные, пагубные и ненужные, и дает анархический совет: «Пусть ученик сам выберет тот образ жизни и тот моральный кодекс, которые меньше всего возбуждают его ум». Сэр Джон счел это чрезвычайно коварным: прикрываясь научной объективностью, Кроули разрешает читателю выбирать по своему усмотрению любую мораль или даже ее отсутствие.
Далее Кроули переходит к церемониальной магии и называет ее одним из вспомогательных методов йоги. По его словам, ум не может преодолеть себя, даже с помощью йоги, пока Воля не подчинит себе все тело, все эмоции и все механические привычки. Любая магия есть ни что иное, как набор трюков и фокусов, которые помогают ученику развить сильную Волю. Извращенность этой системы взглядов стала для сэра Джона еще более очевидной, когда он заметил, что Кроули совершенно не волнуют моральные аспекты развития и проявления этой «Воли».
Особый интерес у сэра Джона вызвала глава, посвященная стишкам Матушки-Гусыни.
«Каждый из этих стихов имеет глубочайший магический смысл», — утверждает Кроули с той же абсолютной серьезностью педантичного ученого, в которой выдержаны все остальные главы. И приводит пример:
Матушка Хаббард полезла в буфет
Песику косточку дать.
Глядь, а в буфете-то косточки нет.
Нечего псу поглодать
Далее следует объяснение:
Кто эта древняя и почтенная мать, о которой идет речь? Воистину она не может быть никем другим, кроме Бина, ибо ее имя начинается со священной буквы X.
Сэр Джон ошеломленно уставился на строки, которые только что прочитал. Да ведь это же самая настоящая Каббала! Бина — темный, вторичный лик Бога, неотделимый от Хокма — Его светлого, первичного лика. Символ Бина — старуха, символ Хокма — седобородый старик. Каббалисты утверждают, что Простой человек может понять только мужскую сущность Бога, тогда как первый шаг к Просветлению — интуитивно понять Его женскую, пассивную сущность. Буква Хе — вторая буква имени Бога Йод Хе Bay Хе — представляет именно эту сущность Бога, так как символизирует женское лоно. Итак, вся эта глава была сложней каббалистической шуткой, истинный смысл которой понятен только посвященным. Изумленный сэр Джон продолжал читать:
Кто же этот пес? Не имя ли это Бога, записанное каббалистически задом наперед? А что символизирует кость? Кость — это Жезл, священный фаллос!
Теперь скрытый смысл этой руны абсолютно ясен. Тифон убил Осириса и бросил его расчлененное тело в Нил.
Исида долго искала части тела Осириса, и в конце концов собрала их все, кроме фаллоса, который был найден много позже.
Итак, Кроули был сведущ не только в Каббале, но и в мифологии. Учитывая, что символом Исиды считается Сириус, звезда из созвездия Пса, она и вправду отлично вписывается в это толкование. Но это была, пожалуй, весьма злая пародия на Каббалу, ибо какому здравомыслящему каббалисту пришло бы в голову искать скрытый смысл в детских четверостишиях?
В следующей главе Кроули объяснял глубокий мистический смысл нескольких других, не менее популярных, детских стишков и песенок, находя в них Будду, Иисуса, Смерть, а также множество других символов и персонажей. Тщательного анализа не избежал даже «Шалтай-Болтай».
Ну и ну! Книга, которая начиналась как одна из самых ясных и здравых работ по мистицизму, постепенно превратилась в изощренную насмешку над читателями. В памяти сэра Джона всплыло лаконичное предупреждение Виктора Нойбурга: «Ни один человек на свете не понимает и не способен понять Алистера Кроули, но тот, кто дорожит своим рассудком, ни за что не станет с ним связываться».
Как только Джордж Сесил Джоунз вернулся из Франции, сэр Джон немедленно договорился с ним о встрече, ибо ему не терпелось рассказать о Лоле Левин, «Облаках без воды», «Великом боге Пане» и дохлой кошке преподобного Вири.
Джоунз предложил встретиться у него дома, в Сохо. Когда Бэбкок приехал, Джоунз быстро представил его жене и детям — милое и ничем не примечательное английское семейство — и увел в свой уставленный книжными полками кабинет.
— Я вижу, вы связались с духами Абрамелина, — сразу же перешел к делу Джоунз.
— Нет-нет, ни в коем случае, — поспешил возразить сэр Джон, пораженный тем, что его беспокойство так заметно.
— Значит, они связались с вами, — сказал Джоунз. — Расскажите мне все.
Пока сэр Джон подробно описывал все, что с ним приключилось за то время, когда Джоунз был во Франции, тот внимательно и бесстрастно его слушал. Сэр Джон подумал, что именно такое выражение лица должно быть у Джоунза, когда он присутствует на деловых, встречах в своей химической компании. В кабинете горело около десятка свеч — две в латунных канделябрах на столе, остальные в настенных подсвечниках — поэтому было очень светло, но сэр Джон то и дело замечал на стенах движущиеся тени, которые пробуждали в его душе какое-то зловещее предчувствие.
— Похоже, — сказал Джоунз, когда Бэбкок закончил свой рассказ, — вы и в самом деле впутались в довольно-таки неприятную историю. Вам страшно?
— Страх — поражение и предвестник…
— Знаю, знаю, — перебил его Джоунз. — В это вы должны верить. Вопрос в том, насколько сильна ваша вера.
— Бывают моменты, когда я чувствую себя неуверенно, — сознался сэр Джон.
— Только моменты? А не часы и не дни?
— Только моменты, — уверенно повторил сэр Джон. — Упражнения «Золотой Зари» научили меня сдерживать негативные эмоции. Теперь я попросту не позволяю страху и неуверенности овладеть мною.
— Вообще, это должен уметь каждый Практик, — сказал Джоунз. — Но что, если я предложу вам более серьезные испытания? Если, скажем, я договорюсь со знакомым хирургом, чтобы он позволил вам присутствовать при хирургической операции или вскрытии… Или использую свои связи в правительстве и добьюсь для вас разрешения наблюдать за казнью преступника в тюрьме Нью-гейт… Сможете ли вы наблюдать бесстрастно, как Будда, не испытывая ни страха, ни отвращения?
— Не уверен, — признался сэр Джон. — С другой стороны, я уже достиг такой степени отрешенности от телесных ощущений и эмоций, что не упаду в обморок и не почувствую себя плохо.
Джоунз встал и начал молча ходить взад-вперед по кабинету, словно пантера в клетке. Лицо его было абсолютно непроницаемым.
— Предположим, — сказал он наконец, — я возьму вас с собой в Париж и отведу в один из тех клубов — уверен, вы не раз слышали о таких заведениях, — где посетителей развлекают зрелищем совокупления нескольких мужчин и женщин. Сможете ли вы наблюдать спокойно, без похоти и тех реакций, которые были заложены в вашем викторианском воспитании?
Сэр Джон смотрел в огонь, невольно вспоминая проповеди об адских муках.
— Нет, — хрипло произнес он. — Я думаю, что не смогу совладать ни с вожделением, ни с отвращением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Эйнштейн задумчиво осмотрел свою трубку и начал осторожно ее чистить. Его лицо оставалось бесстрастным.
— Кстати, — сказал он, — мы пока еще ничего не знаем о Бертране, старшем брате преподобного Вири.
— Ага, — догадался Джойс, — теперь вы тоже подумали, что у заговорщиков был сообщник среди членов семьи. Если из трех братьев сбился с пути один, почему бы за ним не последовать и второму? У меня даже есть некоторое объяснение, если только церковь расположена рядом с домом. Предположим, что Бертран — если это был он — пробрался по крыше дома, словно шотландский Д'Артаньян, затем перепрыгнул на крышу церкви и спустился по веревке вниз головой до уровня замка. Должно быть, старший брат преподобного Вири находился в превосходной физической форме для своих шестидесяти двух лет. Невероятно, но возможно, как часто говорит Холмс. «Если исключить все невозможное, то, что осталось, и есть истина, какой бы невероятной она ни была». К моему глубокому сожалению, я сам не смог ни на секунду поверить в эту дурацкую гипотезу.
— Воздушный шар, — сказал Эйнштейн, рассеянно блуждая по комнате, очевидно в поисках коробки с табаком. — Небольшой воздушный шар, наполненный гелием, с корзиной на одного-двух пассажиров — такие шары часто запускают на ярмарках. Пожалуйста, — добавил он, — не спешите насмехаться надо мной. Я в положении утопающего, который готов ухватиться за любую соломинку. Версия с воздушным шаром возможна, но мне легче поверить в то, что наш злоумышленник проходит сквозь стены, чем в то, что он спустился с неба на воздушном шаре, не разбудив при этом животных. Я начинаю подозревать, что мы имеем дело с дьявольски умными заговорщиками. Эта задача будет отличной проверкой для наших умственных способностей.
— Я что-то сомневаюсь, — мрачно сказал Джойс, — что нам вообще удастся ее решить.
— Дослушаем рассказ сэра Джона до конца, — предложил Эйнштейн. — Прежде, чем делать какие-либо выводы, мы должны знать все факты.
Настоятель сказал «О Боже Святый! Это брат Игнатий». Наконец-то я понял. Ed eran due in uno. Точно!
— Да, да, конечно. Прошу вас, сэр Джон, продолжайте, — сказал Джойс и улыбнулся про себя.
XXVII
С нетерпением ожидая возвращения Джоунза из Парижа и со страхом — новостей из Инвернесса, сэр Джон начал читать «Книгу четыре». Она и в самом деле являла собой очень простое и доходчивое объяснение оккультных искусств и наук — по крайней мере, если судить по первым главам.
Кроули начинает с того, что отрицает Веру и Разум как инструменты познания мира. Веру — потому, что она может оказаться Верой не в того бога, не в ту церковь или не в того учителя; Разум — потому, что он не в силах выйти за пределы своего набора аксиом. Остается только Эксперимент, и потому Кроули называет любую подлинную оккультную систему физиологическим и нейрологическим экспериментом, который расширяет сознание человека и ускоряет его эволюцию.
Сэр Джон понял, что все эти идеи заимствованы из учения «Золотой Зари», однако Кроули — здесь следует отдать ему должное — наделен редким даром объяснять самые сложные вещи с волшебной ясностью и научной точностью.
После краткого теоретического вступления Кроули начинает объяснять методы и упражнения йоги, рассматривая их в качестве физиологических экспериментов.
Так, асана — особая гимнастика, которой сэр Джон занимался по настоянию Джоунза, — это всего лишь способ максимально расслабить тело, не засыпая. Пранаяма, особый йогический метод дыхания, — это способ подчинить эмоции Воле. Сэр Джон вновь поймал себя на том, что восхищается талантом Кроули описывать оккультные искусства с точностью ученого.
Первые настораживающие признаки появляются, когда Кроули начинает объяснять яму и нияму, целомудрие и самоконтроль. Он отвергает все традиционные учения как суеверные, пагубные и ненужные, и дает анархический совет: «Пусть ученик сам выберет тот образ жизни и тот моральный кодекс, которые меньше всего возбуждают его ум». Сэр Джон счел это чрезвычайно коварным: прикрываясь научной объективностью, Кроули разрешает читателю выбирать по своему усмотрению любую мораль или даже ее отсутствие.
Далее Кроули переходит к церемониальной магии и называет ее одним из вспомогательных методов йоги. По его словам, ум не может преодолеть себя, даже с помощью йоги, пока Воля не подчинит себе все тело, все эмоции и все механические привычки. Любая магия есть ни что иное, как набор трюков и фокусов, которые помогают ученику развить сильную Волю. Извращенность этой системы взглядов стала для сэра Джона еще более очевидной, когда он заметил, что Кроули совершенно не волнуют моральные аспекты развития и проявления этой «Воли».
Особый интерес у сэра Джона вызвала глава, посвященная стишкам Матушки-Гусыни.
«Каждый из этих стихов имеет глубочайший магический смысл», — утверждает Кроули с той же абсолютной серьезностью педантичного ученого, в которой выдержаны все остальные главы. И приводит пример:
Матушка Хаббард полезла в буфет
Песику косточку дать.
Глядь, а в буфете-то косточки нет.
Нечего псу поглодать
Далее следует объяснение:
Кто эта древняя и почтенная мать, о которой идет речь? Воистину она не может быть никем другим, кроме Бина, ибо ее имя начинается со священной буквы X.
Сэр Джон ошеломленно уставился на строки, которые только что прочитал. Да ведь это же самая настоящая Каббала! Бина — темный, вторичный лик Бога, неотделимый от Хокма — Его светлого, первичного лика. Символ Бина — старуха, символ Хокма — седобородый старик. Каббалисты утверждают, что Простой человек может понять только мужскую сущность Бога, тогда как первый шаг к Просветлению — интуитивно понять Его женскую, пассивную сущность. Буква Хе — вторая буква имени Бога Йод Хе Bay Хе — представляет именно эту сущность Бога, так как символизирует женское лоно. Итак, вся эта глава была сложней каббалистической шуткой, истинный смысл которой понятен только посвященным. Изумленный сэр Джон продолжал читать:
Кто же этот пес? Не имя ли это Бога, записанное каббалистически задом наперед? А что символизирует кость? Кость — это Жезл, священный фаллос!
Теперь скрытый смысл этой руны абсолютно ясен. Тифон убил Осириса и бросил его расчлененное тело в Нил.
Исида долго искала части тела Осириса, и в конце концов собрала их все, кроме фаллоса, который был найден много позже.
Итак, Кроули был сведущ не только в Каббале, но и в мифологии. Учитывая, что символом Исиды считается Сириус, звезда из созвездия Пса, она и вправду отлично вписывается в это толкование. Но это была, пожалуй, весьма злая пародия на Каббалу, ибо какому здравомыслящему каббалисту пришло бы в голову искать скрытый смысл в детских четверостишиях?
В следующей главе Кроули объяснял глубокий мистический смысл нескольких других, не менее популярных, детских стишков и песенок, находя в них Будду, Иисуса, Смерть, а также множество других символов и персонажей. Тщательного анализа не избежал даже «Шалтай-Болтай».
Ну и ну! Книга, которая начиналась как одна из самых ясных и здравых работ по мистицизму, постепенно превратилась в изощренную насмешку над читателями. В памяти сэра Джона всплыло лаконичное предупреждение Виктора Нойбурга: «Ни один человек на свете не понимает и не способен понять Алистера Кроули, но тот, кто дорожит своим рассудком, ни за что не станет с ним связываться».
Как только Джордж Сесил Джоунз вернулся из Франции, сэр Джон немедленно договорился с ним о встрече, ибо ему не терпелось рассказать о Лоле Левин, «Облаках без воды», «Великом боге Пане» и дохлой кошке преподобного Вири.
Джоунз предложил встретиться у него дома, в Сохо. Когда Бэбкок приехал, Джоунз быстро представил его жене и детям — милое и ничем не примечательное английское семейство — и увел в свой уставленный книжными полками кабинет.
— Я вижу, вы связались с духами Абрамелина, — сразу же перешел к делу Джоунз.
— Нет-нет, ни в коем случае, — поспешил возразить сэр Джон, пораженный тем, что его беспокойство так заметно.
— Значит, они связались с вами, — сказал Джоунз. — Расскажите мне все.
Пока сэр Джон подробно описывал все, что с ним приключилось за то время, когда Джоунз был во Франции, тот внимательно и бесстрастно его слушал. Сэр Джон подумал, что именно такое выражение лица должно быть у Джоунза, когда он присутствует на деловых, встречах в своей химической компании. В кабинете горело около десятка свеч — две в латунных канделябрах на столе, остальные в настенных подсвечниках — поэтому было очень светло, но сэр Джон то и дело замечал на стенах движущиеся тени, которые пробуждали в его душе какое-то зловещее предчувствие.
— Похоже, — сказал Джоунз, когда Бэбкок закончил свой рассказ, — вы и в самом деле впутались в довольно-таки неприятную историю. Вам страшно?
— Страх — поражение и предвестник…
— Знаю, знаю, — перебил его Джоунз. — В это вы должны верить. Вопрос в том, насколько сильна ваша вера.
— Бывают моменты, когда я чувствую себя неуверенно, — сознался сэр Джон.
— Только моменты? А не часы и не дни?
— Только моменты, — уверенно повторил сэр Джон. — Упражнения «Золотой Зари» научили меня сдерживать негативные эмоции. Теперь я попросту не позволяю страху и неуверенности овладеть мною.
— Вообще, это должен уметь каждый Практик, — сказал Джоунз. — Но что, если я предложу вам более серьезные испытания? Если, скажем, я договорюсь со знакомым хирургом, чтобы он позволил вам присутствовать при хирургической операции или вскрытии… Или использую свои связи в правительстве и добьюсь для вас разрешения наблюдать за казнью преступника в тюрьме Нью-гейт… Сможете ли вы наблюдать бесстрастно, как Будда, не испытывая ни страха, ни отвращения?
— Не уверен, — признался сэр Джон. — С другой стороны, я уже достиг такой степени отрешенности от телесных ощущений и эмоций, что не упаду в обморок и не почувствую себя плохо.
Джоунз встал и начал молча ходить взад-вперед по кабинету, словно пантера в клетке. Лицо его было абсолютно непроницаемым.
— Предположим, — сказал он наконец, — я возьму вас с собой в Париж и отведу в один из тех клубов — уверен, вы не раз слышали о таких заведениях, — где посетителей развлекают зрелищем совокупления нескольких мужчин и женщин. Сможете ли вы наблюдать спокойно, без похоти и тех реакций, которые были заложены в вашем викторианском воспитании?
Сэр Джон смотрел в огонь, невольно вспоминая проповеди об адских муках.
— Нет, — хрипло произнес он. — Я думаю, что не смогу совладать ни с вожделением, ни с отвращением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47