Через наши тесно сомкнутые ладони я влил в его тело силу и проворство ног, полученные мной от умирающего оленя.
Я отпустил его руки. Продолжая глядеть ему в глаза, я скинул с его ног ненужные скрепы. Джейми посмотрел вниз и ахнул, пораженный видом крепких, мускулистых ног. Затем он рассмеялся. Покачнулся, притворяясь, что падает. И наконец умчался в парк, перепрыгивая через клумбы и извещая небо, что отказывается от дальнейших его услуг.
Все это время Рейчел напряженно прислушивалась, обратив глаза на взбудораженную траву и не в силах прочитать ее стремительные коды. Взволнованная и испуганная, она попятилась от меня, выпустив даже плечо Дэвида. Но затем во внезапном приступе храбрости бросилась вперед и охватила мои колени. Она сжимала их изо всех сил, пытаясь вернуть мне силы, перетекшие в Джейми.
Я взял ее голову ладонями и прижал к своим бедрам. Тронул слепые окошки ее глаз. Через кончики пальцев я передал ей зрение ястребов и орлов, точный глазомер кондоров. Ее глазные яблоки метались под закрытыми веками, словно она быстро, задним числом, просматривала все, что не успела увидеть за предыдущую жизнь. Я чувствовал, как цветочными стеблями прорастают из ее мозга нервы и разворачиваются в нежные лепестки сетчатки. Ошеломленная светом, мощно хлынувшим в темные казематы ее черепа, она замотала головой из стороны в сторону и счастливо улыбнулась.
– Блейк… да!
Рейчел оторвалась от меня и широко распахнула глаза на луг, на небо, на листья. Уже спокойнее, она взглянула на меня и на кратчайшее из мгновений увидела своего любовника и своего отца.
Джейми пронырнул между нами и заплясал вокруг Дэвида, который сохранял невозмутимость, смутно радуясь за своих друзей, но не в силах понять, что же такое с ними произошло.
Торопливо – ведь я скоро их покину – Рейчел взяла Дэвида за руки и подтащила ко мне. Я прижал его тяжелую голову к своим чреслам. Я слышал, как колотится его сильное сердце, встревоженное, что его роль может отойти некоему интеллектуальному узурпатору. Сквозь швы черепа я передал Дэвиду крошечные, бритвенно-острые осколки разума, яркие фонарики, чьи лучи осветили темный запыленный чулан его мозга. Его собственный разум мгновенно откликнулся, ожил, нащупывая путь в сменившем тьму полумраке, восстанавливая разорванные цепи. Напоследок я дал ему понимание, здравый смысл древних рыб и мудрых змей.
Его голова завибрировала у моих чресел – гудящий планетарий, всклянь наполненный астрономией снов. Он выпрямился и со спокойным достоинством посмотрел мне в глаза.
– Спасибо, Блейк… А не мог бы я чем-нибудь помочь тебе?
Не получив ответа, он осторожно отошел, смущенный, как мне показалось, радостным, ясно мыслящим незнакомцем, который поселился в его голове.
Едва не падая с ног и хорошо понимая, как дорого обошлись моему мозгу и телу эти усилия, я решил уйти. С минуты на минуту в Шеппертоне должны были появиться первые зеваки, а за ними и полиция, разыскивающая бесследно исчезнувшую «Сессну». Я устало облокотился на красную машину Мириам Сент-Клауд, вспоминая молодую врачиху и все, что она сделала для меня после аварии. Пыль на двери сохранила следы ее пальцев – последнее, головоломно зашифрованное послание.
Дэвид ждал меня, учтиво отойдя за покрытые пылью машины. Мое зрение заметно померкло, и все же я видел, что его ясные голубые глаза скользят по террасе гериатрического отделения.
– Блейк, прежде чем ты нас покинешь… – Он говорил почти как взрослый. – Ты не хотел бы с ними попрощаться?
Следуя за этим серьезным, спокойным мальчиком, я подошел к террасе. Разомлевшие на солнце старики махали мне со своих кроватей и инвалидных кресел. Глядя на этих жалких, ветхих существ, сидящих здесь в ожидании смерти, я с трудом сдерживал желание повернуться и убежать, улететь, поскорее и как можно дальше. Если я отдам им силу, дарованную мне животными и растениями, мне никогда уже не вырваться из Шеппертона.
Снова оказаться здесь взаперти? От этой мысли меня бросило в дрожь.
Дэвид ободряюще улыбался. Он понимал мое отчаяние, мою злость на этих стариков и предоставлял мне решать самому, помогу я им или нет.
– И еще раз спасибо, Блейк.
Я поднялся на террасу. Одного за другим обходил я дряхлых пациентов, брал их за иссохшие, изможденные руки. Больной лейкемией женщине, пепельно-бледной, жалко улыбающейся груде ветоши, я отдал свою кровь, дар оленей и вязов. Я держал ее крошечные, холодные ладони и переливал ей кровь по шлангам, бугрившимся в моих запястьях. К полному восторгу Дэвида, женщина ожила прямо у нас на глазах. Теплые пальцы благодарно сжали мой локоть.
– Я попрошу сестру принести вашу косметичку, миссис Сандерс.
Дэвид со счастливым смехом разделил нас и позвал меня к следующему пациенту. Этому старику, страдавшему старческим слабоумием, я отдал вторую часть своего мозга, полученную мной от ястребов и орлов. Его безвольно болтавшаяся голова поднялась, в тусклых глазах вспыхнул огонек, как у сонного шахматиста, который увидел вдруг блестящий ход.
– Еще несколько человек, Блейк.
С помощью Дэвида, поддерживавшего меня под локоть, я шел вдоль ряда инвалидных кресел. Немощные и артритики, диабетик и шизофреничка – все они получали от меня разум и здоровье. Люди в больничных халатах – я видел вместо них какие-то смутные пятна – поднимались со своих кроватей и кресел и рвались ко мне. Слабоумный старик снова постиг логику пространства-времени и от избытка чувств молотил меня по плечу. Шизофреничная старуха нежным голосом выводила какую-то странную, давно уже всеми забытую песню. Сморщенное, как печеное яблоко, лицо разгладилось и приобрело девичий румянец, я словно превратил ее в ее собственную внучку.
Заботливо поддерживаемый и направляемый Дэвидом, я возвращал этим убогим, беспомощным людям зрение и слух, рассудок и здоровье, разбирая по частям свои тело и разум, раздавая их всем, кто ни вцепится в мои руки.
Последнему, мужчине с раком рта, я подарил свой язык.
– Блейк, твоя доброта и щедрость…
Дэвид был здесь, рядом, держал меня за правый локоть, однако голос его словно доносился издалека, от особняка Сент-Клаудов или даже с того берега Темзы. Ответить ему я не мог.
Я раздал себя подчистую, радостно и без сожалений.
Глава 38
Пора лететь
В полном одиночестве, слепой и почти глухой, без языка во рту, я ковылял по кипящим жизнью улицам, опираясь на костыль одного из исцеленных мной стариков. Я знал, что вокруг меня шеппертонцы и что они наконец-то счастливы. Я был рад, что раздал им себя, расточил богатства, дарованные мне птицами и змеями, полевками и мельчайшими обитателями почвы, дарованные так же, как вселенная дважды даровала мне жизнь. Я все-таки бежал из Шеппертона, растворив себя в их телах, в застенчивом румянце на щеках старой женщины, в острых, ироничных глазах слабоумного старика.
Я постукивал перед собой костылем, соображая, что нахожусь рядом с супермаркетом. Среди окружавших меня людей не было чужаков. Я знал их всех, знал их слабости и достоинства, запах их пота, родинки на их спинах, кариес на их зубах. Я был их матерью и отцом, все они прошли через меня, плоть от моей воздушной плоти.
Я подошел к автозаправке и немного отдохнул среди насосов. Мою кожу омывали ароматы буйного тропического цветения. Я слышал приближающиеся шаги, отчетливые точки на бетонном покрытии. Ощупывая костылем дорогу, я перешел на другую сторону улицы, к торговому моллу. Шаги следовали за мной, мимо алтарей в мою честь, возведенных когда-то перед магазином бытовой техники, мимо площадки с выставленными на продажу подержанными автомобилями, к пустырю, отделяющему город от шоссе.
Я остановился, прислушиваясь к ровному дыханию многих людей. Кто это – группа фанатиков, собирающаяся забить меня до смерти камнями? Я был готов радостно отдать им то немногое, что у меня осталось, – хилые руки и ноги, сморщенные легкие, бессильные чресла. Забрав все это, они оставят в придорожной пыли вязанку слепых, бесчувственных костей.
Я почувствовал на плече осторожную руку. Моей шеи коснулось чье-то теплое дыхание. Пальцы бегали по моим запястьям в поисках пульса, другие трогали мое лицо, ласкали покрытую синяками грудь, гладили мои незрячие глаза. Сгрудившиеся вокруг меня люди массировали мне руки и ноги, чья-то рука приподняла мою мошонку. К моим губам приникли нежные женские губы. Я уже боялся погибнуть под их натиском – увечный ребенок, задушенный чрезмерно пылкой родительской любовью. Приливной волной ринулась в мои вены и артерии свежая кровь. Легкие наполнились воздухом. Мои чресла ожили заботой массировавшего их юноши. Его семя перезарядило мои железы.
– Блейк!.. Открой глаза!
Я увидел радостные, улыбающиеся лица отца Уингейта и миссис Сент-Клауд. Как и все вокруг, они были в авиационных костюмах, члены викторианского общества энтузиастов воздухоплавания. Священник снял свою панаму, с размаху запустил ее в небо, а затем прижал меня к груди.
– Блейк, ты добился своего!..
Его лицо успокоилось и разгладилось, зажглось тем же светом, какой сиял сквозь рентгеновские снимки моего черепа. Свежий, с иголочки, выпускник семинарии, беззаботно веселящийся за бутылкой церковного кагора.
Миссис Сент-Клауд взяла меня руками за щеки и поцеловала в лоб. И улыбнулась той же, что у Мириам, улыбкой. Ее лицо тоже посвежело и разгладилось, пшеничные волосы свободно спадали на плечи.
– Блейк, пора лететь. Мы все готовы.
Мутноватыми еще глазами я увидел, что вокруг меня собрались сотни людей. Они были здесь все – персонажи счастливого сна, провиденные сквозь этот крупитчатый свет. И они выглядели младше, детьми из их давнего прошлого. Здесь были торговец мебелью и кассирши из супермаркета, счетоводы и секретарши, отставной военный и банкирша, смастерившие мне птичий костюм, старики и калеки, отбросившие свои костыли и инвалидные кресла. Не хватало только детей и Мириам. Где-то там, далеко, Джейми и Рейчел гонялись по парку за птицами и бабочками. Даже Дэвид уходил прочь. По дороге к реке он остановился у военного мемориала, оглянулся, нашел меня глазами и улыбнулся своей мудрой улыбкой.
Мои глаза окончательно прояснились, я чувствовал на себе руки Шеппертона. Каждый из горожан передавал мне что-нибудь от себя, прикалывал к моему сердцу какой-нибудь знак своей души, словно это была свадьба, а я – жених.
– Блейк! Давай! Пора лететь!
– Смотри, Блейк! – воскликнул отец Уингейт, вскинув свое сильное, красивое лицо к солнцу.
Самые нетерпеливые уже поднялись в воздух – банкирша и отставной военный. Они звали меня к себе, тянулись ко мне руками. Один за другим землю покинули и все остальные. Они кружили вокруг меня в теплом, солнечном воздухе, их ноги взбивали огромное облако пыли. Глядя вверх на этих счастливых людей, я видел их любовь ко мне и их озабоченность. Отец Уингейт проплыл совсем рядом, обнимая миссис Сент-Клауд за талию; его колени чуть коснулись моего плеча.
– Пора, Блейк!
Они летали в десяти футах над моей головой, держась за руки и отрывав меня от земли всеми силами своих мыслей. В конце концов я почувствовал, как воздух холодит истертые ступни моих ног, отбросил костыль и взмыл в небо, влекомый их любовью.
Глава 39
Уход
целившись широко раскинутыми руками, мы плыли в небе – огромная воздушная семья. Оставшийся внизу город вновь расцвел сверкающим тропическим лесом, теплый ветер доносил сотни пьянящих ароматов, мы купались в благоуханном облаке. Счастливые совместностью, мы замкнули нашу цепь вокруг Шеппертона, радушное солнце озаряло нам лица.
Навсегда покидая этот город, мы решили воздать ему благодарность. Ошуюю меня и одесную были отец Уингейт и миссис Сент-Клауд – восторженная юная пара, наслаждающаяся первым своим полетом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Я отпустил его руки. Продолжая глядеть ему в глаза, я скинул с его ног ненужные скрепы. Джейми посмотрел вниз и ахнул, пораженный видом крепких, мускулистых ног. Затем он рассмеялся. Покачнулся, притворяясь, что падает. И наконец умчался в парк, перепрыгивая через клумбы и извещая небо, что отказывается от дальнейших его услуг.
Все это время Рейчел напряженно прислушивалась, обратив глаза на взбудораженную траву и не в силах прочитать ее стремительные коды. Взволнованная и испуганная, она попятилась от меня, выпустив даже плечо Дэвида. Но затем во внезапном приступе храбрости бросилась вперед и охватила мои колени. Она сжимала их изо всех сил, пытаясь вернуть мне силы, перетекшие в Джейми.
Я взял ее голову ладонями и прижал к своим бедрам. Тронул слепые окошки ее глаз. Через кончики пальцев я передал ей зрение ястребов и орлов, точный глазомер кондоров. Ее глазные яблоки метались под закрытыми веками, словно она быстро, задним числом, просматривала все, что не успела увидеть за предыдущую жизнь. Я чувствовал, как цветочными стеблями прорастают из ее мозга нервы и разворачиваются в нежные лепестки сетчатки. Ошеломленная светом, мощно хлынувшим в темные казематы ее черепа, она замотала головой из стороны в сторону и счастливо улыбнулась.
– Блейк… да!
Рейчел оторвалась от меня и широко распахнула глаза на луг, на небо, на листья. Уже спокойнее, она взглянула на меня и на кратчайшее из мгновений увидела своего любовника и своего отца.
Джейми пронырнул между нами и заплясал вокруг Дэвида, который сохранял невозмутимость, смутно радуясь за своих друзей, но не в силах понять, что же такое с ними произошло.
Торопливо – ведь я скоро их покину – Рейчел взяла Дэвида за руки и подтащила ко мне. Я прижал его тяжелую голову к своим чреслам. Я слышал, как колотится его сильное сердце, встревоженное, что его роль может отойти некоему интеллектуальному узурпатору. Сквозь швы черепа я передал Дэвиду крошечные, бритвенно-острые осколки разума, яркие фонарики, чьи лучи осветили темный запыленный чулан его мозга. Его собственный разум мгновенно откликнулся, ожил, нащупывая путь в сменившем тьму полумраке, восстанавливая разорванные цепи. Напоследок я дал ему понимание, здравый смысл древних рыб и мудрых змей.
Его голова завибрировала у моих чресел – гудящий планетарий, всклянь наполненный астрономией снов. Он выпрямился и со спокойным достоинством посмотрел мне в глаза.
– Спасибо, Блейк… А не мог бы я чем-нибудь помочь тебе?
Не получив ответа, он осторожно отошел, смущенный, как мне показалось, радостным, ясно мыслящим незнакомцем, который поселился в его голове.
Едва не падая с ног и хорошо понимая, как дорого обошлись моему мозгу и телу эти усилия, я решил уйти. С минуты на минуту в Шеппертоне должны были появиться первые зеваки, а за ними и полиция, разыскивающая бесследно исчезнувшую «Сессну». Я устало облокотился на красную машину Мириам Сент-Клауд, вспоминая молодую врачиху и все, что она сделала для меня после аварии. Пыль на двери сохранила следы ее пальцев – последнее, головоломно зашифрованное послание.
Дэвид ждал меня, учтиво отойдя за покрытые пылью машины. Мое зрение заметно померкло, и все же я видел, что его ясные голубые глаза скользят по террасе гериатрического отделения.
– Блейк, прежде чем ты нас покинешь… – Он говорил почти как взрослый. – Ты не хотел бы с ними попрощаться?
Следуя за этим серьезным, спокойным мальчиком, я подошел к террасе. Разомлевшие на солнце старики махали мне со своих кроватей и инвалидных кресел. Глядя на этих жалких, ветхих существ, сидящих здесь в ожидании смерти, я с трудом сдерживал желание повернуться и убежать, улететь, поскорее и как можно дальше. Если я отдам им силу, дарованную мне животными и растениями, мне никогда уже не вырваться из Шеппертона.
Снова оказаться здесь взаперти? От этой мысли меня бросило в дрожь.
Дэвид ободряюще улыбался. Он понимал мое отчаяние, мою злость на этих стариков и предоставлял мне решать самому, помогу я им или нет.
– И еще раз спасибо, Блейк.
Я поднялся на террасу. Одного за другим обходил я дряхлых пациентов, брал их за иссохшие, изможденные руки. Больной лейкемией женщине, пепельно-бледной, жалко улыбающейся груде ветоши, я отдал свою кровь, дар оленей и вязов. Я держал ее крошечные, холодные ладони и переливал ей кровь по шлангам, бугрившимся в моих запястьях. К полному восторгу Дэвида, женщина ожила прямо у нас на глазах. Теплые пальцы благодарно сжали мой локоть.
– Я попрошу сестру принести вашу косметичку, миссис Сандерс.
Дэвид со счастливым смехом разделил нас и позвал меня к следующему пациенту. Этому старику, страдавшему старческим слабоумием, я отдал вторую часть своего мозга, полученную мной от ястребов и орлов. Его безвольно болтавшаяся голова поднялась, в тусклых глазах вспыхнул огонек, как у сонного шахматиста, который увидел вдруг блестящий ход.
– Еще несколько человек, Блейк.
С помощью Дэвида, поддерживавшего меня под локоть, я шел вдоль ряда инвалидных кресел. Немощные и артритики, диабетик и шизофреничка – все они получали от меня разум и здоровье. Люди в больничных халатах – я видел вместо них какие-то смутные пятна – поднимались со своих кроватей и кресел и рвались ко мне. Слабоумный старик снова постиг логику пространства-времени и от избытка чувств молотил меня по плечу. Шизофреничная старуха нежным голосом выводила какую-то странную, давно уже всеми забытую песню. Сморщенное, как печеное яблоко, лицо разгладилось и приобрело девичий румянец, я словно превратил ее в ее собственную внучку.
Заботливо поддерживаемый и направляемый Дэвидом, я возвращал этим убогим, беспомощным людям зрение и слух, рассудок и здоровье, разбирая по частям свои тело и разум, раздавая их всем, кто ни вцепится в мои руки.
Последнему, мужчине с раком рта, я подарил свой язык.
– Блейк, твоя доброта и щедрость…
Дэвид был здесь, рядом, держал меня за правый локоть, однако голос его словно доносился издалека, от особняка Сент-Клаудов или даже с того берега Темзы. Ответить ему я не мог.
Я раздал себя подчистую, радостно и без сожалений.
Глава 38
Пора лететь
В полном одиночестве, слепой и почти глухой, без языка во рту, я ковылял по кипящим жизнью улицам, опираясь на костыль одного из исцеленных мной стариков. Я знал, что вокруг меня шеппертонцы и что они наконец-то счастливы. Я был рад, что раздал им себя, расточил богатства, дарованные мне птицами и змеями, полевками и мельчайшими обитателями почвы, дарованные так же, как вселенная дважды даровала мне жизнь. Я все-таки бежал из Шеппертона, растворив себя в их телах, в застенчивом румянце на щеках старой женщины, в острых, ироничных глазах слабоумного старика.
Я постукивал перед собой костылем, соображая, что нахожусь рядом с супермаркетом. Среди окружавших меня людей не было чужаков. Я знал их всех, знал их слабости и достоинства, запах их пота, родинки на их спинах, кариес на их зубах. Я был их матерью и отцом, все они прошли через меня, плоть от моей воздушной плоти.
Я подошел к автозаправке и немного отдохнул среди насосов. Мою кожу омывали ароматы буйного тропического цветения. Я слышал приближающиеся шаги, отчетливые точки на бетонном покрытии. Ощупывая костылем дорогу, я перешел на другую сторону улицы, к торговому моллу. Шаги следовали за мной, мимо алтарей в мою честь, возведенных когда-то перед магазином бытовой техники, мимо площадки с выставленными на продажу подержанными автомобилями, к пустырю, отделяющему город от шоссе.
Я остановился, прислушиваясь к ровному дыханию многих людей. Кто это – группа фанатиков, собирающаяся забить меня до смерти камнями? Я был готов радостно отдать им то немногое, что у меня осталось, – хилые руки и ноги, сморщенные легкие, бессильные чресла. Забрав все это, они оставят в придорожной пыли вязанку слепых, бесчувственных костей.
Я почувствовал на плече осторожную руку. Моей шеи коснулось чье-то теплое дыхание. Пальцы бегали по моим запястьям в поисках пульса, другие трогали мое лицо, ласкали покрытую синяками грудь, гладили мои незрячие глаза. Сгрудившиеся вокруг меня люди массировали мне руки и ноги, чья-то рука приподняла мою мошонку. К моим губам приникли нежные женские губы. Я уже боялся погибнуть под их натиском – увечный ребенок, задушенный чрезмерно пылкой родительской любовью. Приливной волной ринулась в мои вены и артерии свежая кровь. Легкие наполнились воздухом. Мои чресла ожили заботой массировавшего их юноши. Его семя перезарядило мои железы.
– Блейк!.. Открой глаза!
Я увидел радостные, улыбающиеся лица отца Уингейта и миссис Сент-Клауд. Как и все вокруг, они были в авиационных костюмах, члены викторианского общества энтузиастов воздухоплавания. Священник снял свою панаму, с размаху запустил ее в небо, а затем прижал меня к груди.
– Блейк, ты добился своего!..
Его лицо успокоилось и разгладилось, зажглось тем же светом, какой сиял сквозь рентгеновские снимки моего черепа. Свежий, с иголочки, выпускник семинарии, беззаботно веселящийся за бутылкой церковного кагора.
Миссис Сент-Клауд взяла меня руками за щеки и поцеловала в лоб. И улыбнулась той же, что у Мириам, улыбкой. Ее лицо тоже посвежело и разгладилось, пшеничные волосы свободно спадали на плечи.
– Блейк, пора лететь. Мы все готовы.
Мутноватыми еще глазами я увидел, что вокруг меня собрались сотни людей. Они были здесь все – персонажи счастливого сна, провиденные сквозь этот крупитчатый свет. И они выглядели младше, детьми из их давнего прошлого. Здесь были торговец мебелью и кассирши из супермаркета, счетоводы и секретарши, отставной военный и банкирша, смастерившие мне птичий костюм, старики и калеки, отбросившие свои костыли и инвалидные кресла. Не хватало только детей и Мириам. Где-то там, далеко, Джейми и Рейчел гонялись по парку за птицами и бабочками. Даже Дэвид уходил прочь. По дороге к реке он остановился у военного мемориала, оглянулся, нашел меня глазами и улыбнулся своей мудрой улыбкой.
Мои глаза окончательно прояснились, я чувствовал на себе руки Шеппертона. Каждый из горожан передавал мне что-нибудь от себя, прикалывал к моему сердцу какой-нибудь знак своей души, словно это была свадьба, а я – жених.
– Блейк! Давай! Пора лететь!
– Смотри, Блейк! – воскликнул отец Уингейт, вскинув свое сильное, красивое лицо к солнцу.
Самые нетерпеливые уже поднялись в воздух – банкирша и отставной военный. Они звали меня к себе, тянулись ко мне руками. Один за другим землю покинули и все остальные. Они кружили вокруг меня в теплом, солнечном воздухе, их ноги взбивали огромное облако пыли. Глядя вверх на этих счастливых людей, я видел их любовь ко мне и их озабоченность. Отец Уингейт проплыл совсем рядом, обнимая миссис Сент-Клауд за талию; его колени чуть коснулись моего плеча.
– Пора, Блейк!
Они летали в десяти футах над моей головой, держась за руки и отрывав меня от земли всеми силами своих мыслей. В конце концов я почувствовал, как воздух холодит истертые ступни моих ног, отбросил костыль и взмыл в небо, влекомый их любовью.
Глава 39
Уход
целившись широко раскинутыми руками, мы плыли в небе – огромная воздушная семья. Оставшийся внизу город вновь расцвел сверкающим тропическим лесом, теплый ветер доносил сотни пьянящих ароматов, мы купались в благоуханном облаке. Счастливые совместностью, мы замкнули нашу цепь вокруг Шеппертона, радушное солнце озаряло нам лица.
Навсегда покидая этот город, мы решили воздать ему благодарность. Ошуюю меня и одесную были отец Уингейт и миссис Сент-Клауд – восторженная юная пара, наслаждающаяся первым своим полетом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32