Я не считаю себя трусом (у читателя, возможно, уже сложилось собственное мнение об этом), но, должен признаться, мне стало не по себе. Похоже, Этель и сама не знала, что затеяла.
А что было на уме у миссис де Равель, хотел бы я знать? Хотя на этот счет у меня имелись некоторые соображения. Она предупреждала Эрика, причем предупреждала серьезно. Если он оставит Эльзу и вернется к ней, она скажет мужу, что просто играла все это время (ведь даже в своей роли она отзывалась о нем с таким презрением, что было ясно: она уверена, что в ее власти внушить этому ослепленному любовью болвану все что угодно). Если же нет, она признается Полю, что все сказанное было правдой. Чувства чувствами, но здесь действовал точный расчет - она пыталась вернуть любовника с помощью банального страха.
А он и впрямь испугался, в этом не было никаких сомнений. Раз за разом он пытался остановить лавину ее ужасных признаний, причем его румяная физиономия побледнела почти так же, как лицо Эльзы. Он даже попытался перекрыть ее голос своим, но безуспешно. Ни нерешительные угрозы, ни прямые призывы замолчать (при которых ему с трудом удавалось выдерживать роль) не могли заставить ее даже сделать паузу; а когда он, охваченный паникой, попытался было выскочить из комнаты, она просто вцепилась в него с такой силой, что он не мог даже пошевелиться. Если я все еще испытывал к Эрику чувство мести после его выходки у бассейна, то оно сильно притупилось за эти десять минут невероятного напряжения. Мне было искрение жаль парня.
Все остальные слушатели монолога миссис де Равель испытывали похожие чувства. Аморель, как статуя, застыла в дверях с приоткрытым ртом, Этель закрыла ладонями лицо; о Поле и Эльзе я уже говорил. Только Джон, которого я начинал уважать все больше и больше, внешне . не проявлял никакого волнения. Он даже время от времени слегка аплодировал и негромко восклицал: "Браво! Великолепно, Сильвия! Не сбавляйте темп!" Удивляюсь, как никто не прикрикнул на него.
Когда все это наконец прекратилось, меня можно было выжимать, словно мокрую тряпку. Но вместе с благословенным молчанием Сильвии де Равель (никогда еще я так искренне не радовался тишине!) пришло еще большее напряжение: что теперь будет делать Поль? Я взглянул на его руки - они заметно дрожали у него на коленях - и приготовился вмешаться, если он вдруг бросится на Эрика у всех на глазах; я был почти уверен, что он именно так и поступит. Его нервы явно были на пределе. Мы все уставились на него в напряженном ожидании, причем Эрик инстинктивно принял оборонительную позу. Даже его жена, упавшая в кресло в полном изнеможении, смотрела на него с наполовину испуганным, наполовину вызывающим выражением на мрачном лице.
Неожиданно он отрывисто засмеялся.
- О боже, Сильвия, и зачем только ты оставила сцену! Представь себе, я мог бы поверить в ту ерунду, что ты сейчас наговорила, если бы не знал тебя слишком хорошо. Да-а, старушка, ты в самом деле меня поразила!
Он промокнул лоб платком, но руки его все еще дрожали.
Можно ли было поверить? Этот тупоголовый индюк отказывался слышать правду, даже когда её буквально кричали ему на ухо! Неужели женолюбие может дойти до таких невероятных пределов?
А как же малышка Эльза? Она отважно делала попытки улыбнуться, но на лице ее отчетливо было написано крушение иллюзий. Я переглянулся с Этель. Она слегка кивнула мне и просияла. Я понял, что она хотела сказать. Это был полный триумф - ее цель была достигнута, а Поль де Равель гак и остался в плену своих заблуждений. Одного взгляда на Эльзу и того, как она тщательно избегала даже смотреть в сторону Эрика, было достаточно, чтобы понять опасность помолвки наконец-то миновала.
Мое сердце (если воспользоваться поэтической метафорой) буквально пело в груди.
Мне немного осталось добавить. После того как де Равель окончательно доказал свою невероятную глупость, спектакль быстро опять превратился в фарс. Сцена с ревнивым мужем, которую Поль разыграл вдвоем с Эриком, была шедевром комического жанра. Хотя мне показалось, что это было больше похоже на трагическую иронию, но это уже не имело никакого значения.
Итак, пролог к основному действию завершился.
Впрочем, не совсем еще завершился. Осталось еще сыграть финальную сцену.
Как только окончилась комическая сцена с ревнивым мужем и завязалась беседа (возможно, чересчур возбужденная), мисс Вериги встала, и поскольку я заботливо держался рядом, то сразу заметил, что её ноги слегка подкашивались. Я хотел было предложить ей руку, но она отказалась с отсутствующей улыбкой.
- У меня ужасно болит голова, тетя Эльза,- сказала она. - Я, пожалуй, пойду прилягу до обеда.
- Болит голова?- бесцеремонно вставил Эрик, который уже успел оправиться от потрясения.- Чепуха. Лучшее средство от головной боли бассейн. Надевай купальник, и пойдем поплаваем перед обедом, нам как раз хватит времени.
Я ждал, чтобы она покончила с ним последним ударом. И дождался.
- Нет, благодарю,- ответил этот ребенок с патетическим достоинством.- Я лучше полежу.
И она вышла из комнаты. Эрик, конечно, не преминул последовать за ней, но мне было уже все равно. Его чары потеряли над ней свою власть.
Я взглянул на часы. Была уже половина первого. Мы ждали гостей с минуты на минуту, поэтому Эльза, как хозяйка дома, должна была подготовиться к их приезду. Она лишь мимоходом улыбнулась, кивнула мне и поспешила прочь. Я тайком позабавился, глядя, как де Равель взял жену под руку и увел в сад без сомнения, чтобы поздравить ее с отличной игрой.
Потом я с удивлением заметил, что Джон тоже куда-то исчез. Аморель и я остались наедине. Необычное ощущение зародилось у меня где-то внизу живота, а во рту внезапно пересохло. Все это было чрезвычайно странно.
К моему облегчению, Аморель никак не упомянула наше недавнее приключение в лесу. Она бесцеремонно взяла себе сигарету из серебряного портсигара Джона и плюхнулась в кресло (как обычно, без особой грации).
- Вот это да-а...- только и проронила она.
Было бы глупо делать вид, что я не понимаю, о чем это она.
- Да уж, ситуация,- согласился я.
- Что касается Поля...- тут Аморель сделала настолько вульгарный жест, что мне стало мучительно стыдно за псе - Мне кажется, он цепляется за свою слепоту как за спасательный круг и попросту сам не желает прозревать.
- Как вы это точно выразили, Аморель,- с некоторым удивлением отметил я.
- Ну, вероятно, я все же не такая дурочка, какой вы меня представляете, Пипки,- бросила она небрежно.
Я постарался перевести беседу в более безопасное русло.
- Что ж, во всяком случае, Эрику больше ничего бояться. По крайней мере, сегодня.
- Не знаю, не стала бы за это ручаться,- засмеялась она.- Ему еще предстоит встреча с Хелен Фицвильям.
- Хелен Фицвильям? А-а, вы имеете в виду Хелен Эш... Чем же может грозить ему эта встреча?
Но Аморель лишь покачала головой, продолжая улыбаться. Я попытался расспросить ее (исключительно затем, чтобы потом по неведению не сказать какую-нибудь бестактность), но она явно не собиралась говорить на эту тему.
Последовало довольно неловкое молчание.
Потом я вдруг осознал поразительное явление: мне снова хотелось поцеловать ее! В самом деле, желание становилось буквально нестерпимым. Я совершенно отказывался понимать самого себя. Ведь девушка для меня ничего не значила, по отношению к ней я не испытывал вообще ничего, даже жалости, как к Эльзе. Если бы я узнал, что вижу ее в последний раз в жизни, то не слишком бы расстроился. И тем не менее факт был налицо - мне отчаянно хотелось поцеловать Аморель Скотт-Дейвис! Это было совершенно необъяснимо. К тому же вновь с полной силой вернулось это странное ощущение внизу живота, и во рту опять пересохло.
Я склонился к ней, думаю, довольно неуклюже, ведь я же новичок в этих делах. И был застигнут врасплох, когда она вдруг сказала как отрезала:
- А ну-ка, Пинки, лапы прочь!
- Простите, Аморель?- Я в смущении выпрямился.
- Если я и позволила вам поцеловать себя, чтобы мы оба могли хоть на полчаса отвлечься от своих проблем, неужели вы думаете, что теперь так и будете вечно щипать травку на этой полянке?
Я даже не обратил внимания на вопиющую вульгарность ее слов, озадаченный тем, что она имела в виду.
- Мы оба?!
- Вот именно. Вы ведь неровно дышите к Эльзе, верно? Вот я и подумала, раз уж вам вряд ли что-то обломится там, по крайней мере, хоть я смогу слегка вас утешить.
- Послушайте, Аморель,- сказал я, возмущенный до глубины души.- Должен ли я понимать, что когда вы позволили мне.... нет, попросили меня, чтобы я вас поцеловал, то воображали, будто подобная замена доставит мне удовольствие?
- Знаете, Пинки, мне наплевать, что вы там себе понимаете,- парировала она с неожиданной грубостью.
Боюсь, на мгновение я вышел из себя.
- В таком случае могу вас поздравить, больше вам этого делать не понадобится. В будущем я постараюсь больше не питаться суррогатом.- Глупо было принимать эту девушку настолько всерьез, чтобы обращать ее же собственные неосторожные слова против нее, но, с другой стороны, она ведь сама меня спровоцировала!
Аморель пораженно уставилась на меня.
- Глупый,- сказала она,- ну как вы не понимаете... Ладно, не обращайте внимания.
Мне хотелось бы послушать, что она собиралась сказать дальше после такого странного (если не сказать, обидного) вступления, но в этот самый миг появились наши гости и с ними Джон.
Я нечасто вращаюсь в обществе писателей, поэтому мне интересно было познакомиться с ними, но вскоре любопытство уступило место разочарованию. Они оказались весьма заурядными людьми. Мортон Харрогейт Брэдли, известный автор детективов, был высоким, худым молодым человеком, манеры которого отличались раздражающим высокомерием. Я попытался запять его беседой, выбрав, по-моему, идеальную тему (обсуждение спорных вопросов драматургии восемнадцатого века - я как раз много читал по этому предмету в последнее время). Однако, к моему еще большему раздражению, он внезапно оборвал меня на полуслове и ушел, чтобы присоединиться - к кому бы вы думали?- к Аморель.
Хелен Эш (или миссис Фицвильям, если называть вещи своими именами) показалась мне ничуть не более интересной, особенно для писательницы с такой высокой репутацией, как у нес. Я уже начал было вспоминать те ее книги, которые мне довелось прочесть, чтобы попять, не слишком ли преувеличенной была ее слава. Это была маленькая, темноволосая, чрезвычайно подвижная женщина с недурной внешностью, лег тридцати пяти, насколько я мог судить. Я счел своим долгом попытаться выяснить ее мнение о тенденциях современной литературы, но она, вне всякого сомнения, предпочитала болтовню с Этель о каких-то женских глупостях вместо серьезною разговора. Кстати, когда в комнату вошел Эрик, она мимоходом поздоровалась с ним. и я не заметил ни тени смущения в её голосе. Вот и верь после этого скользким намекам Аморель.
Профессор Джонсон, к сожалению, оказался невероятно скучен для столь высокообразованного и, несомненно, одаренного человека. Он счел необходимым подробно изложить мне какую-то запутанную математическую теорию, не представлявшую для меня ни малейшего интереса, долго бормотал себе в бороду и крутил в руках очки, создавая впечатление старческого маразма, хотя ему было лишь немногим за пятьдесят. Поэтому, как только в комнату вошла мисс Верши, я тотчас же извинился перед профессором и поспешил к ней навстречу.
Однако Эрик опередил меня со свойственной ему беспардонностью. Прежде чем мне удалось добраться до двери, он буквально локтями проложил себе дорогу сквозь небольшую толпу, собравшуюся в гостиной - причем, как я заметил, без колебаний протиснулся даже мимо самой миссис до Равель.
- Ну наконец-то, Эльза, иди-ка сюда, выпей коктейля,- крикнул он ей, нимало не заботясь о приличиях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43