— Ясно… И все же нам надо изыскать какой-то способ… Леонидыч, твои предложения?
Тот продолжал метаться по мизерному пространству, но теперь растерянность на лице уступила место сосредоточенности. Остановившись у лежащей на столе карты, он начал рассуждать вслух:
— Согласен, — самое худшее, если изменник среди тех — восьми… Хотя, нет — в Торбине я почти не сомневаюсь, значит — семи…
— Почему «почти»? — живо зацепился за фразу фээсбэшник.
Комбриг на миг задумался, пожевал пухлыми губами, но с объяснением не задержался:
— На сто процентов могу ответить лишь за себя, за любого другого, включая и присутствующих здесь, более девяноста девяти не дам.
— Доходчиво, — удовлетворился ответом контрразведчик. — Извини, я тебя прервал…
— Так вот… Самое отвратительное, что с ними отсутствует всякая связь — сообщить о грозящей опасности невозможно. Посему жизни ребят висят на волоске, и под угрозой срыва находится вся операция…
Кажется, Бондарь начал догадываться о мыслях Щербинина, но молчал — ждал, когда тот выскажется сам.
И руководитель «Шторма» не стал испытывать терпения сослуживцев, сказав глухо:
— Полагаю, у нас имеется единственный выход — послать вторую группу с двойной задачей: во-первых, нагнать людей Торбина и нейтрализовать оборотня; во-вторых, подстраховать исход поставленной задачи.
— Годится, — кивнул пожилой вояка, и заметное удовлетворение скользнуло по его лицу, — но, на сколько мне известно, у вас маловато офицеров. Кого думаешь назначить старшим?
— Лидером пойду сам. И майора Сомова заберу — он опытный оперативник, пригодится. Моих из «Шторма» в лагере останется два десятка во главе со старшим лейтенантом Ковалевым. Боле никаких компаний не предвидится, нам скоро уже домой — справится…
— Минуточку, — не дал договорить ему полковник ФСБ, — а если вдруг «крот» окажется в твоей группе? Что тогда?..
— Мы, в отличие от капитана Торбина, к такому повороту будем готовы. Постараемся с Сомовым раскусить эту сволочь…
— Годится, — еще раз, но уже увереннее прежнего повторил Бондарь. — Отдел «Л» обеспечит вас аппаратурой спутниковой связи. Докладывать о ходе операции, Леонидыч, будете ежедневно — плавающее время сеансов определит майор Верник. Сообщения подписывайте именами бойцов из первой группы, начиная с Торбина.
Поднявшись со своего места, генерал подошел к Щербинину тяжелой и решительной походкой. Пожав ему руку, твердым голосом произнес:
— Выступайте без промедления — по готовности.
2
Утро выдалось пасмурным, и встающее над горизонтом солнце, обязанное появиться где-то на востоке — чуть выше далекой равнины Каспийского побережья, пряталось за толстым слоем серых облаков.
До окончания отдыха группы капитана Торбина оставалось чуть менее часа. Прапорщика Шипилло с Куцым только что сменила последняя дежурная пара — подрывник сержант Серов, на долю которого выпало в этом походе тащить пулемет, и второй снайпер рядовой Деркач. Шип с ефрейтором тихонько устроились на освободившихся снайперских ковриках, а новые дозорные поднялись по пологому склону метров на тридцать выше стоянки отряда — туда, где стволы деревьев немного редели, открывая неплохой обзор для наблюдения.
— Ромич, ты посматривай за верхним сектором, а я беру нижний, — прошептал сержант, поудобнее приспосабливая на травянистом бугре пулемет.
Боец в ответ сладко зевнул и, отвернувшись от товарища, обратился лицом к макушке возвышенности. Андрей Серов осмотрел уходящий вниз склон, затем немного поднял взгляд и залюбовался величественной картиной. Сквозь прозрачные сумерки надвигавшейся зари он увидел бескрайний, подернутый легкой туманной дымкой, лес. Лес же, в свою очередь, раскинувшись на многие мили, укутывал ровным голубовато-зеленым «одеялом» бесконечные горы и ложбины, храня повсюду заповедное безмолвие. Все это придавало угрюмой природе характер дикости, необитаемости… Дожидаясь начала нового дня, жизнь вокруг затаилась, замерла — ни единого звука, ни единого движения…
Подозрительно затих и напарник сержанта. Андрюха пихнул его в бок и, дабы тот не дремал, затеял негромкий разговор о приятном:
— Ромка, куда рванешь после армии?
— Домой. Под Смоленск, — встрепенулся тот, старательно придавая голосу бодрый оттенок.
— Учиться, что ли надумал?
— Не-е… За поступление щас баблы бешеные отвалить придется, а после никакой гарантии — то ли пристроишься, то ли нет…
— Это точно.
— Один батин кореш артель открыл по ремонту бытовой техники, вот к нему и определюсь. Дело, как-никак, знакомое…
— А ты сечешь в аппаратуре?
— Ну не в самой навороченной, конечно… А утюги там всякие, электрочайники, печи микроволновые и прочий скарб исправить могу запросто. А ты куда решил? Тоже в родные края?
— Навряд ли… — вздохнул, слегка протягивая в своей речи гласные звуки, Серов — уроженец далекой Сибири. Но чуть помедлив, решил-таки поделился с товарищем сокровенным: — хочу остаться в «Шторме», — вон как Серега Шипилло… И квартира почти в центре Питера, и обеспечен неплохо. Подписал контракт, сгонял сюда пару раз в год и голова о деньгах не болит.
— Не болит… Это, как сказать!.. — с трудом удерживая зевоту, возразил рядовой. — Ты забыл, что у него десяток шрамов от ранений и контузия?! А могло быть и похуже.
— Не гони — все будет ровно. И вашему с батей знакомцу конкуренты способны контузию устроить. В России сегодня, куда ни глянь — деньги да бизнес: и в глубинке, и в крупных городах, и в Чечне, и даже наше с тобой здесь пребывание кому-то прибыль приносит.
— Это кому же? — удивился парень.
— Мало ли в нашей России хитрожопых! Депутатов всяких продажных, вороватых чинуш, генералов… Вон Торбин рассказывал: Кавказская война почти пятьдесят лет тянулась, но то в девятнадцатом веке происходило — с саблями да шомпольными ружьями в атаку бегали. А сейчас суперсовременной техникой который год одолеть «приматов» не можем. Неспроста все затягивается и не удивлюсь, если эта война тоже лет на двадцать забуксует… Вот и получается: мы с тобой, почитай за бесплатно по здешним лесам в раскорячку ползаем, а кто-то в теплых кабинетах восседает, да деньгу совковыми ладонями гребет.
Деркач промолчал. Сказать в ответ было нечего, однако сон от упомянутой несправедливости отлетел безвозвратно.
— При нормальных, честных людях во власти враз бы весь терроризм раздавили! — сладко зевнул подрывник. — А вообще я тебе так скажу: всегда и всюду необходим фарт! Иначе не проживешь.
— Кто ж спорит?.. — согласился Роман, — кстати, у нас в райцентре мужичок один…
В это миг откуда-то снизу послышался приглушенный вскрик. Снайпер разом замолчал и оба дозорных, как по команде повернули головы в сторону спящих товарищей — странный, тревожный звук исходил именно оттуда.
— Смотри в оба, я проверю… — вскочил сержант и, пригнувшись, побежал вниз.
Оказавшись возле своих, он увидел двух офицеров и прапорщика, копошившихся над Рулем и пытавшихся разбудить молодого парня. Остальные бойцы, проснувшись, сидели и удивленно хлопали глазами.
— В чем дело? — вполголоса справился Серов, — кто кричал?
— С Тоцким какие-то проблемы… — коротко ответил капитан Торбин и, обращаясь к Воронцову и Шипилло, сокрушенно произнес: — ни черта не понимаю — он отдежурил вместе со мной и укладывался спать абсолютно здоровым.
— Сердце работает? — поинтересовался Циркач.
— Что-то не разберу… — переключился с запястья на сонную артерию рядового опытный снайпер. Сергей долго ощупывал его шею, затем приник ухом к груди, а через минуту тихо и трагично вымолвил: — он мертв…
Семеро спецназовцев продолжали путь. Теперь впереди в паре с Шипилло шел рядовой Иван Бояринов…
Час назад отряд похоронил Анатолия Тоцкого — бойцы аккуратно уложили тело в узкую ложбину — извилистую оконечность неглубокой балочки, присыпали замлей и замаскировали могилу прошлогодней сухой листвой. Причину внезапной смерти Торбин установил, внимательно осмотрев тело подчиненного. Чуть выше локтевого сустава обнаружились две маленькие свежие ранки — следы от змеиного укуса.
— Под каким только обличием не появляется на войне смерть, ядрен-батон… — глухо проворчал Шип, стягивая шерстяную шапочку, похожую на лыжную.
Остальные шестеро спецназовцев с сумрачными, суровыми лицами сняли банданы — головные косынки защитного цвета и с минуту постояли над последним пристанищем их мертвого товарища.
— Пусть тебе эта земля станет родной. Прощай Анатолий… — прошептал прапорщик в благоговейном молчании своих коллег.
Командир группы отметил место захоронения на карте черным крестиком, еще раз взглянул на неприметный холмик и дал команду двигаться дальше…
На первый взгляд характер Торбина казался весьма непростым, а порой и откровенно тяжеловатым. Он никогда не стремился поделиться с окружающими сокровенными мыслями, никогда не лез в душу, и вообще производил впечатление замкнутого, молчаливого человека. Иногда, оттого, что он больше слушал, нежели говорил сам, у случайного и чрезмерно говорливого собеседника складывалось ошибочное мнение, будто имеет дело с ограниченным солдафоном, наделенным посредственной сообразительностью. Лишь немногие из тех, кто знал Станислава значительное время, могли по достоинству оценить и его аналитический ум, и способность мгновенно принимать единственно верные решения.
Еще мальчишкой он с неизменным интересом зачитывался книгами о войне, с какой-то непонятной одержимостью смотрел скупые телевизионные репортажи о вводе ограниченного контингента войск в Афганистан. Постепенно, годам к четырнадцати, в его сознании сформировалось твердое желание стать военным. Упрямый юноша напрочь отвергал мысль связать судьбу с каким-нибудь заурядным и скучным гражданским ВУЗом. Слишком много наглядных примеров преподносила жизнь, в которых представители рафинированной интеллигенции становились типичными серыми спецами; спивались, жалуясь на незадавшуюся карьеру; или попросту влачили тщедушное бытие.
Торбину также в начале пути частенько приходилось пенять на неудачи. Винил же он во всем собственную молодость. Вроде бы и времени понапрасну не терял: с девяти лет серьезно увлекся боксом; в аккурат после школьной скамьи без проблем поступил в Рязанское десантное; в девятнадцать стал мастером спорта; сразу по окончании училища успел побывать в Чечне… Но как-то так получалось, что на месяц-два, а иной раз на полгода, Стас повсюду немного запаздывал. Стоило выиграть в своей весовой категории чемпионат страны среди юниоров и стать реальным кандидатом в сборную команду Советского Союза, как распалась огромная держава. Едва примерил курсантскую форму выпускного курса, как элитные спецподразделения «Вымпел» и «Альфа» перестали присылать кадровиков на смотрины с целью отбора лучших. Попав же лейтенантом в окрестности Грозного, застал не ликвидацию бандформирований, а скорее поспешное бегство федералов из мятежной республики — угольки первой чеченской кампании к тому времени уже дотлевали…
Возможно, ему так и пришлось бы причислять себя к когорте вечных неудачников, не разразись вскоре вооруженный конфликт в Закавказье с новой, неистовой силой, и не встреться он несколько лет назад с одним замечательным человеком — полковником Львовским.
Теперь все изменилось — Торбин стал сотрудником прославленного «Шторма» и ездил на берега Терека и Сунжи, словно на работу. Три месяца командировки с боями, спецоперациями, оглушающей усталостью и ранениями пролетали как один день. Потом тянулся отдых от трех до шести месяцев, с размеренной службой в питерском базовом Отделе Специального Назначения «Шторм» ГУИН Минюста России, что уютно располагался неподалеку от станции метро «Ладожская» северной столицы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45