Они лежали в тесной лодке, прижавшись друг к другу, в мокрой одежде, от которой уже начал подниматься пар. Аурия положила голову ему на руку, и он боялся двинуться, чтобы не разбудить ее, думая о том, что принесет им грядущий день. Рука онемела от неудобного положения.
До острова Южный Андрос было сорок восемь часов пути по ветру, тогда как до маяка Лобос Кэй они могли добраться за три часа. На маяке должен быть радиопередатчик, подумал он, и кубинцы это наверняка знают. Но для высадки десантного отряда на чужой территории должны быть очень веские причины – что-то на «Красотке» должно представлять для них исключительную ценность. Однако и такую возможность нельзя сбрасывать со счетов.
Трент попытался представить себе ход мыслей командира такого отряда. Скорее всего он начнет высадку под покровом темноты, ожидая их появления на маяке вскоре после рассвета. К полудню кубинцы, по всей вероятности, уже устанут ждать, а если им известно, что Трент – профессионал, то они подумают, что он дожидается ночи.
Если эти предположения верны, то к полудню кубинцы расслабятся, займутся приготовлением пищи, покурят, а затем залягут спать на несколько часов, выставив на маяке часового. Трент вспомнил узкую площадку вокруг башни на верхушке маяка. Если часовой не привык к высоте, то скорее всего он войдет внутрь башни. Оттуда он за много миль сможет разглядеть даже маленький парус, но зато остекленные стены башни не позволят услышать звук подвесного мотора.
Аурия снова заворочалась, больно задев бедром ссадину у него на ноге. Трент попытался высвободить руку, но она держалась крепко. Наконец девушка проснулась, осмотрелась, застонала, попыталась отодвинуться и ударилась при этом коленом о шпангоут.
– Господи, – произнесла наконец Аурия, потирая ушибленное колено.
Она откинула край паруса и встала на колени, чтобы посмотреть, где они бросили якорь. Взяв стоявшую на корме посудину с водой, она отпила немного, вытерла губы рукой и, не поворачиваясь к Тренту, передала ему посудину. Затем удивленно осмотрела лодку.
– Неужели мы и вправду в бурю плыли на этом суденышке? – с сомнением в голосе спросила Аурия. – Где мы находимся?
– Это Большая Багамская банка. Мы стоим примерно в полумиле от пролива. А сейчас пора двигаться дальше, – ответил Трент.
Около часа они шли под парусом. Затем, сняв мачту и свернув парус, Трент завел мотор и, описав полукруг, оказался в двух милях от маяка Лобос Кэй, решив зайти к маяку со стороны солнца.
Аурия наблюдала за этим маневром молча, а затем нервно рассмеялась:
– Совсем как в фильмах о войне. А кого же ты опасаешься?
– Никого, но до сих пор все шло как-то странно, – отозвался он, бросив якорь в полумиле от маяка, и приготовился соскользнуть в воду, но минуту помедлил.
– Ладно, не говори ничего. Я и так знаю, что не должна двигаться отсюда, пока ты не крикнешь или не вернешься сам, – сказала Аурия.
– Я могу задержаться – может быть, на несколько часов, а может быть, и на всю ночь.
Он плыл брассом, не поднимая рук над водой. Лобос Кэй представлял собой овальный островок: тридцать пять метров в длину и сорок пять в ширину. Верхушка острова возвышалась над уровнем моря, вероятно, метра на четыре, а башня маяка – на все сорок пять. Черная, с белыми полосками, металлическая башня высилась над крышей бунгало, выстроенного в колониальном стиле, с идущей вокруг него верандой. Здесь же стояли две маленькие хижины, бетонное здание с антеннами на крыше и флагшток. На берегу росли два пальмовых дерева, согнутых постоянными северными ветрами.
В нескольких метрах от берега вода была покрыта пеной, и над этим местом с пронзительными криками носились чайки и фрегаты. Подплыв поближе, Трент увидел стайки рыбешек, сновавших вокруг мертвого тела. Труп плавал на отмели вверх животом. Это был негр в белой рубашке и белых шортах.
Странно, что труп бросили так близко от берега. Возможно, убийцы выбросили тело в море, а затем приливная волна и течение прибили его обратно к берегу. Или они уже покинули остров, и им было наплевать, что труп послужит предостережением для вновь прибывших? Или, может быть, этим они давали знать, будто их здесь уже нет?
Трент присел в воде, так что на поверхности виднелась только его голова. На острове не ощущалось никаких признаков жизни. Лишь стекло на башне маяка отбрасывало солнечные блики. На маяке мог укрываться отряд из двенадцати человек, как, впрочем, и в любом из других помещений. «Смешно, но в костюме для подводного плавания чувствуешь себя гораздо более уязвимым, чем в обычной одежде», – вдруг подумал Трент.
Между берегом и ближайшей лагуной лежала полоса жидкой соленой грязи. Единственное окно хижины выходило в сторону берега, где он лежал. Дверь, вероятно, была с противоположной, южной стороны, чтобы не так задувал ветер. До маяка было еще метров сорок.
Единственным его шансом было внезапное нападение. Все решалось в сотые доли секунды. Он мгновенно скинул с себя костюм для подводного плавания и голым выполз из воды. Растянувшись плашмя на песке, он прежде всего вымазал себе волосы грязью для маскировки.
Отталкиваясь одними пальцами рук и ног, он потихоньку полз по мягкому песку по направлению к лачуге. От напряжения его бросило в пот, который разъедал глаза; многочисленные царапины и ссадины на теле нестерпимо болели. Погрузив лицо в песок, он медленно приближался к лачуге. И только по легкому изменению в звуке волн, отражающемся от стены, по перемене в направлении ветра понял, что она рядом.
Наконец кончики его пальцев коснулись края бетонного фундамента. Он стал понемногу поворачиваться, пока не вытянулся всем телом вдоль стены. Осторожно приподняв голову, сразу же ощутил острый запах свежей крови – как на бойне. Осмотрелся вокруг: впереди – никого; обернулся назад, через плечо – никого.
Тогда Трент слегка привстал и заглянул в окошко. Отсюда была видна левая половина помещения – вплоть до открытой двери. Обстановка состояла из пары парусиновых коек, стола и двух скамеек, сколоченных из плавника. Возле стены были сложены рыбацкие сети и бамбуковые поплавки. На пыльном полу отчетливо видны следы подошв, а также широкая полоса, будто кто-то протащил мешок кукурузы от дверей в дальний угол.
Трент снова пополз по-пластунски вокруг угла лачуги. Открытая дверь заслоняла его от маяка, и он мог теперь двигаться быстрее. Пригнув голову к земле, он заглянул в дверь. В углу лежал убитый, наверное, рыбак-багамец. От него и тянулся этот след – видно, он отползал в угол, как раненый зверь или испуганный ребенок. А тот, кто стоял в дверях, раз десять выстрелил ему в голову и в грудь, хотя было достаточно одной пули.
Трент, пригнувшись, прокрался мимо окна. Морские волны бились о берег и, шурша по песку, откатывались обратно. Вдали над морем слышались крики чаек и фрегатов; шуршали листья пальм, раскачивавшихся на ветру. И нигде больше никакого движения. Оставался всего один час дневного времени, но Трент все же тщательно изучил путь от лачуги к бунгало, а затем – окна, выходившие на веранду.
Отсюда был виден угол стоявшего неподалеку от маяка бетонного здания с торчавшими над ним антеннами. Трент решил, что это пост береговой охраны или таможня. Радист должен раза три или четыре в сутки выходить на связь. В случае, если вызова не было, на остров должен вылететь вертолет или прибыть сторожевой катер. Значит, радиста должны были оставить в живых, чтобы он передавал сигналы. Большая часть бандитов по всей вероятности находилась в здании маяка, там же, наверное, и оставшиеся в живых служители.
Но когда они будут уезжать с острова, они уж, конечно, не оставят живых свидетелей.
Прячась за стенами дома, Трент прополз обратно к морю и поплыл на юг. Он весь погрузился в воду – над поверхностью остались только нос и глаза. У короткого каменного причала лежала на дне затопленная лодка для ловли крабов. В конце причала валялись два трупа – их клевали чайки. Наверное, багамцы, пришедшие встречать убийц. Тренту пришлось проплыть вокруг причала, находясь под прикрытием со стороны маяка. Вскоре его уже прикрывала вторая лачуга; она была без окон и поменьше первой.
Оставшиеся восемнадцать метров от берега до хижины пришлось преодолеть бегом. Затем, спрятавшись за стеной, он снова вымазал лицо и тело свежей грязью и подполз на животе к лачуге. Теперь можно было внимательно осмотреть бетонное здание поста береговой охраны, одноэтажное, квадратное, с крытой жестью четырехскатной крышей, придававшей ему сходство с невысокой пирамидой. С южной стороны к нему было пристроено помещение с плоской крышей, скорее всего склад. Два окна основного здания поста выходили на открытую площадку размером в восемнадцать метров, отделявшую его от стены дома. Судя по расположению антенн, радиопередатчик находился в правом углу здания, а главный вход в него, видимо, был напротив маяка.
Трент, упираясь пальцами рук и ног, пополз на животе вдоль другой стены хижины в сторону пристройки. Преодолев половину пути, он оказался под прикрытием складского помещения – теперь его не было видно ни из окон, ни из маяка. Он медленно продвигался вдоль стены и наконец добрался до первого окна.
Окно открывалось наружу. Деревянная рама делилась переплетом на шесть квадратов. Изнутри окно было закрыто металлической сеткой от москитов. Вначале Трент заглянул в окно с левой стороны, затем, пригнувшись, перешел на правую сторону и увидел комнату площадью метров в девять. Вся ее обстановка состояла из простого стула, стола, крытого фанерой, дешевого шкафа и железной солдатской кровати, где лежал покрытый простыней труп. Судя по разгрому в комнате, в этого человека выпустили из автомата целую обойму. Дверь из комнаты в коридор или прихожую была закрыта.
Трент подполз поближе и заглянул в другое окно. На столе, стоявшем между двумя окнами, он увидел автомат Калашникова и два запасных магазина. В брезентовом кресле дремал светлокожий латиноамериканец; на его коленях покоился чешский автоматический пистолет девятимиллиметрового калибра.
Прямо напротив Трента, на деревянной скамье, прибитой к перегородке, за передатчиком старого образца сидел спиной к Тренту багамец. Рядом с ним на скамье лежал раскрытый радиожурнал и шариковая ручка. Багамец не мог бы добраться до автомата, потому что ноги у него были переломаны и он был привязан к скамье так, что при каждом движении должен был испытывать невыносимую боль.
Латиноамериканец был немного старше багамца и, видимо, прошел военную выучку в Анголе, так что умел убивать. Но он дремал, и это давало Тренту некоторые шансы на успех. В конечном счете все зависело от прочности сетки и от того, насколько удачно он приземлится после прыжка.
Открытая дверь слева от скамейки радиста выходила куда-то в коридор, ведущий к главному входу. Трент предпочел бы, чтобы эта дверь была закрыта, на случай, если в этом здании был еще кто-то из кубинской десантной группы. Для того, чтобы открыть дверь, потребовалось бы несколько секунд, а ему были важны даже доли секунды. Трент рассчитал, что ему понадобится восемь, самое большее десять секунд. Если сетка в окне вылетит сразу – у него есть шансы, если же она не поддастся – можно считать, что он труп.
Он нацарапал кончиком ножа на побеленной стене – пониже подоконника – широту и долготу места затопления «Красотки» и снова спрятал нож. Бросил последний взгляд на стол и на автомат, лежавший на нем, затем отошел на десять шагов назад и присел в пружинистой стойке, пристально глядя в окно. Он не думал об окне, даже не видел его, не видел кубинца. Он видел только то место на полу, куда должен был приземлиться.
Обычно в моменты напряжения он считал про себя. Досчитав до пяти, он поднялся и взял разбег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39