Я чувствую, что скоро она опять ввяжется в какое-нибудь темное дело и тогда уже попадет в тюрьму на долгие годы.
— Что же, это ее забота, — сказал я. — Но теперь я вижу, какое у вас нелегкое занятие.
Она приподняла руки и уронила их на простыню.
— Я не жалуюсь. Это моя работа. — Помолчав, она продолжала:
— Человек должен сам прожить свою жизнь. Время от времени я замечаю, что мне удалось повлиять на кого-то, и это чувство вознаграждает за все. — Она улыбнулась мне. — Не могу ли я повлиять на вас, Ларри, хотя бы немножко? Не согласились бы вы все-таки вернуться домой и забыть этот город… просто, чтобы порадовать меня?
Я на секунду задумался. Дженни — всеобщая доброжелательница, человек, поднимающийся по эскалатору, который движется в обратном направлении. У меня на уме было другое. Представлялся удобный случай втереть ей очки. Она будет прикована к постели еще недели две и не сможет проверить.
Я притворился, что колеблюсь, потом кивнул, как бы придя к решению.
— Хорошо, Дженни, считайте, вы на меня повлияли, — сказал я. — Я уеду. Вы правы, здесь я зря теряю время. Очень не хочется покидать вас. Вы были мне хорошим другом, но вы правы. Я уеду завтра же утром.
Может быть я переиграл. Может быть, она была сообразительней, чем мне казалось. Она печально посмотрела на меня.
— Я убедилась, что человек должен сам прожить свою жизнь. Очень немногие следуют советам. Я стараюсь, но люди не слушают, так что здесь я ничего не могу поделать, правда?
Неожиданно мне захотелось рассказать ей, что со мной происходит. Я знал, что никогда не откроюсь доктору Мелишу, но в ее испытующем взгляде, поднятом на меня с подушки, было что-то побудившее меня довериться ей.
Потом моим сознанием овладела Рея и момент для признаний миновал.
Я прикоснулся к ее пальцам, выдавил улыбку, произнес несколько банальностей насчет того, чтобы не терять связи в будущем, и вышел из больницы уже полностью поглощенный мыслями о том, что мне предстояло совершить сегодня вечером.
У себя в номере я распаковал покупки. Надел пиджак, потом парик и очки. С пистолетом в руке прошел в ванную, где висело зеркало в рост человека.
Посмотрел на свое отражение.
Вид у меня был весьма несимпатичный, и я был уверен, что никто не смог бы меня узнать. Я злобно оскалил зубы и вышло довольно устрашающе. Вскинув пистолет, прицелился в свое отражение и прорычал:
— Ни с места, ограбление!
Если бы такая грозная фигура, подобная той, которая отражалась в зеркале, вошла в мой офис в Парадайз-Сити, я без колебаний выложил бы все бриллианты из сейфа.
Удовлетворенный, снял очки, парик и пиджак и аккуратно уложил их вместе с пистолетом в сумку. Я был уверен, что, не поленившись съездить за ними в другой город, лишил полицию возможности добраться до меня, проследив их происхождение.
Я был доволен собой.
Теперь надо дождаться полуночи и тогда я стану настоящим преступником. Я лежал на кровати и пункт за пунктом перебирал в уме предстоящую операцию, заучивал слова, которые произнесу. Убедившись, что все заучено наизусть, уснул, радуясь наступающей дремоте. Это доказывало, что мои нервы в порядке.
Около девяти проснулся и спустился в закусочную напротив, где поужинал тефтелями со спагетти. Я ел, не спеша. Выйдя из закусочной, вернулся в отель, захватил сумку и пошел за машиной, которую оставил в конце улицы.
Я выехал из города и покатил по шоссе. В пяти милях от Люсвила находилась бензозаправочная станция компании «Калтекс». Я ни разу не останавливался там, но часто проезжал мимо. Дела у них всегда шли бойко и я знал, что они не закрываются на ночь.
Проезжая мимо, я замедлил скорость. Толстый, мощного телосложения мужчина, заправлял машину. Больше никого поблизости не было видно. Я решил, что этот человек заступил на ночную смену и работает один.
При первой же возможности развернулся и поехал обратно в Люсвил.
Следующие два часа провел в ночном кинотеатре, где смотрел старый вестерн.
Он оказался достаточно увлекательным, чтобы приковать мое внимание.
Когда зажегся свет, я вышел с толпой зрителей на жаркую пыльную улицу и сел в машину.
Прежде чем завести мотор неподвижно просидел несколько секунд.
«Пора», — подумал я, и был несколько обескуражен, заметив, что у меня сильнее забилось сердце, а ладони покрылись потом.
Ярдов за триста от станции обслуживания находилась площадка для стоянки машин. Я завернул туда, выключил двигатель и огни. Впереди ритмично вспыхивали яркие буквы: Калтекс. Выйдя из машины и отступив в тень, надел пиджак, парик и очки. У меня так дрожали руки, что я уронил игрушечный пистолет, доставая его из сумки. Несколько минут лихорадочно шарил в траве, прежде чем найти его.
Сердце стучало, как молот. Секунду я колебался, не в силах решить вернуться в отель или продолжать задуманное.
Потом перед моим мысленным взором возникла Рея, ее рыжие волосы и циничные зеленые глаза, и это придало мне решимости.
Я быстро зашагал вдоль травянистой кромки шоссе к огням станции обслуживания.
Лишь изредка мимо проносились машины.
Приближаясь к станции, я замедлил шаг. Держась в тени, медленно продвигался вперед. Теперь я отчетливо видел маленький, хорошо освещенный офис. Толстяк-служитель с сигаретой, свисающей с нижней губы, смотрел ночную телепередачу.
От нервного напряжения мое сердце билось так неистово, что я дышал с трудом. Несколько минут я стоял неподвижно, наблюдая за ним. Шоссе было пустынно. Если действовать, то сейчас.
Я услышал собственное бормотание: «Рехнулся? Ведь ты можешь угодить в тюрьму!» Но я двинулся вперед, до боли сжимая рукоятку игрушечного пистолета.
Ночной дежурный поднял голову, когда я толчком распахнул стеклянную дверь. При виде меня он насторожился, а потом, заметив пистолет, окаменел.
— Это ограбление! — прорычал я, но довольно неубедительно. Я был испуган не меньше его.
Мы уставились друг на друга. Он был лет пятидесяти, толстый, седеющий, с виду типичный семьянин со спокойными карими глазами и решительным ртом человека, привычного к ответственности за близких.
Он оправился от испуга. Его пристальный взгляд остановился на пистолете в моей руке и вдруг утратил напряженность.
— Тут нет никаких денег, сынок, — сказал он спокойно. — Не повезло тебе.
— Давай деньги или эта штука выстрелит. — Мне сделалось тошно от дрожи в моем голосе. Я знал, что выгляжу не грознее мыши.
— У нас тут система, сынок, — сказал он, разговаривая как с ребенком. Ночной сейф. Все, что я получаю, до последнего бакса идет вон в тот стальной ящик и только босс может открыть его.
Я уставился на него. По моему лицу струился пот.
— Я подарил сыну такой же пистолет на Рождество, — продолжал он. — Он прямо-таки помешался на Джеймсе Бонде. — Толстяк перевел взгляд на освещенный экран телевизора. — Шел бы ты себе, а? Может я отсталый, но вот нравится мне Поб Хоуп. — Он благодушно рассмеялся, потому что Хоуп как раз произнес: «У меня даже пузо с брюшком».
Совершенно уничтоженный, я вышел на темное шоссе и вернулся к своей машине. Сев в нее, я поехал в город.
Глава 5
Оказавшись у себя в номере, я повалился на кровать, охваченный отчаянием.
Дешевка!
Насмешка Страшилы звучала у меня в ушах.
— Да… Дешевка!
Болела голова. Я дрожал от разочарования и стыда. Я трус!
Что-то не так в моем механизме! Видимо, лишь выведенный из себя, я способен к решительным действиям, но в спокойном состоянии я не грознее мыши!
Я отчетливо понимал, что моя жалкая попытка состязаться с Реей, оказалась мертворожденной. Я знал, что не решусь на вторую попытку, убежденный, что она неминуемо приведет к моему аресту. Я безнадежный, никчемный, малодушный дилетант! Мне повезло с толстяком-дежурным на станции. Едва взглянув на пистолет, он узнал в нем игрушку и отмахнулся от меня с пренебрежением, которого я заслуживал.
Мои мысли переключились на Рею. Мое тело мучительно желало ее и я больше не убеждал себя, что сошел с ума, что ее порочность и злоба способна погубить меня. Песня сирены неумолимо звучала у меня в ушах и я не в силах был ей противиться.
Я помнил ее слова:
«Когда ты получишь меня, это обойдется тебе подороже обеда». Помнил, как она выглядела, говоря это: зеленые глаза, полные обещания, тело слегка вытянутое в мою сторону, чувственная улыбка.
И теперь мне было наплевать, какой будет цена! Куда девалась высокомерная уверенность, что я получу ее задаром! Я должен обладать ею, пусть даже на ее собственных условиях. Чего она потребует? Дженни написала в досье Реи, что та была проституткой. А если предложить ей двести долларов? Это чертовски высокая цена для шлюхи. Она не сможет отказаться от двухсот долларов! Может быть овладев ею, я избавлюсь от этого наваждения.
Я начал успокаиваться, хотя у меня по-прежнему болела голова. В нетерпении я слез с кровати, проглотил восемь таблеток аспирина и запил водой. Я снова лег и стал ждать, когда подействуют таблетки. «На деньги купишь все, — говорил я себе, — хватило бы денег. Я куплю ее!» «Она одержима мыслью разбогатеть», — сказала Дженни. «Рея, — убеждал я себя, — с радостью ухватится за двести долларов.» Для меня уже не имело значения, то, что я покупаю ее за деньги. Непреодолимая похоть мучила меня, требуя увидеть ее в постели обнаженной. Стоит мне овладеть ею, удовлетворить эту похоть и я вернусь в Парадайз-Сити и забуду о ней.
С такими мыслями я, наконец, заснул.
На следующее утро, чувствуя себя гораздо увереннее, я зашел в банк и обменял на деньги пять стодолларовых дорожных чеков. «Просто на всякий случай, — говорил я себе. — Предложу ей две сотни и, если понадобится, подниму до пяти, но я не сомневался, что она обрадуется и двумстам».
Я вернулся к своему «бьюику», завел мотор и тут, включая сцепление, вспомнил о ее брате. Не застану ли я там и его? Что если он торчит в их убогой лачуге?
Мои пальцы с силой стиснули руль. Если он дома, я не смогу сделать свое предложение.
При мысли об этом затруднении во мне прокатилась волна мучительной досады и разочарования. Я выключил зажигание, вылез из машины и зашагал по улице.
Было еще слишком рано. Часы на здании муниципалитета били десять. Я с трудом сдерживал нетерпение. Придется подождать, по крайней мере, до полудня, но и тогда я не мог иметь уверенности, что он уйдет на работу.
Я шел бесцельно, никого не видя. Мысль о Рее жгла мое воображение.
Так я и бродил, пока часы муниципалитета не пробили одиннадцать. К тому времени я готов был лезть на стену. Зайдя в бар, заказал двойной скотч со льдом.
Виски немного успокоило меня. Я закурил и собрался заказать еще порцию, когда увидел на другой стороне улицы Фела Моргана, вылезавшего из потрепанного «бьюика», выпуска 1960 года.
Я поспешно расплатился и пошел к выходу из бара. Фел уже удалялся по улице, засунув руки в карманы джинсов. Грязная белая майка в обтяжку обрисовывала его мощную мускулатуру.
Я проследил за ним до склада металлолома. Остановившись, я наблюдал, как он вошел и помахал толстяку в комбинезоне, возившемуся с громадным куском ржавого металла.
С сильно бьющимся сердцем и прерывисто дыша, я повернулся и устремился к тому месту, где оставил машину. Сев за руль «бьюика», я рванул по шоссе номер три.
Через двадцать минут я трясся по грунтовой дороге, ведущей к дому Морганов. Я непрерывно бормотал про себя: «Пожалуйста, Господи, пусть она будет дома».
Тормозя перед домом, я увидел, что входная дверь распахнута. Я выключил мотор и остался сидеть за рулем, стискивая его обеими руками, слыша глухой стук своего сердца и неотрывно глядя на открытую дверь.
Я сидел так минуты две или около этого, потом вышел из машины, и снедаемый сексуальной горячкой, медленно пошел к дому по заросшему сорной травой и усыпанному мусором двору.
Когда я приблизился к открытой двери, на пороге гостиной появилась Рея.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29