Ибо таким образом всем нам удастся выиграть массу времени.
Опять он за свое! Этот тип определенно считает, будто весь город только тем и занят, что бегает откровенничать со мной! Если бы я знала, где сейчас Стефан, то первая сообщила бы ему об этом. Во всяком случае, попыталась бы как-нибудь растолковать.
— Вам известно что-либо о его местонахождении?
Мой палец остается недвижим.
— Как вы полагаете: малышка Виржини может быть привязана к месье Мигуэну до такой степени, чтобы хранить в тайне то, что, возможно, она о нем знает?
Виржини? Привязана к Стефану? Да еще до такой степени, что он у нее на глазах убивает ее брата, а она об этом никому и слова не говорит? Нет, совершенно исключено; разве что… разве что… Господи, ну конечно же! Разве что в том случае, если Стефан — любовник Элен! Тогда, разумеется, Виржини вряд ли посмела бы рассказать об этом кому бы то ни было! Но Элен любит Поля. И с чего бы, черт побери, ей вдруг ложиться в постель со Стефаном? А Стефан любит меня. Фу, ерунда какая-то…
— Вы понимаете, что Стефану Мигуэну будет предъявлено обвинение в убийстве малыша Массне?
Я приподнимаю палец.
— Как вы полагаете — это преступление и в самом деле совершил он?
Но что такое навоображал обо мне этот инспектор? Что я ему — Дельфийский оракул? И вообще: с каких это пор полицейских так заботит мнение всяких паралитиков?
Да, кстати, каково же все-таки мое мнение на сей счет? Вряд ли я решусь поднять палец в данном случае. Ибо прекрасно осознаю, что не могу поверить в то, будто Стефан убивал детей. Да, я способна думать об этом, но поверить — нет.
— Спасибо. Мне очень важно было узнать, что подсказывают вам ваши чувства. Я, мадемуазель Андриоли, знаете ли, очень склонен доверять вашим суждениям — хотя вы, надо полагать, придерживаетесь на сей счет противоположного мнения.
Вот уж чего никак не ожидала услышать! Я ведь и слова ему не сказала, но он, видите ли, очень склонен доверять моим суждениям! Ну прямо как во сне! Этот фараон тоже явно, что называется, «не в себе»! Вокруг меня — одни чокнутые. Не исключено, что я каким-то образом оказалась в сумасшедшем доме — просто никто не потрудился сообщить мне об этом.
— На том позвольте откланяться. Будьте здоровы.
Само очарование. Спасибо, и вам всего хорошего.
Следующий, пожалуйста! Наша психушка всегда открыта для посетителей! Неспешные шаги по паркету — инспектор удаляется. Уверена, что обувь он носит исключительно высшего качества — сшитую на заказ.
— Он ушел? — надменным тоном спрашивает Иветта.
Я приподнимаю палец.
— Ну и высокомерный же тип! — добавляет она, прежде чем опять исчезнуть в кухне.
Вперед — назад: я размышляю. Никогда в жизни мне не приходилось так много думать. Прежде все было очень просто. Я — как, впрочем, и все — сетовала на свою жизнь; но стоит лишь подумать о том, насколько это было легко по сравнению с тем, что выпало на мою долю сейчас… Вперед — назад… Может, взять да и въехать в стену со всего размаху? «Полностью парализованная женщина в электрической инвалидной коляске пробивает стену собственной гостиной, врезавшись в нее на скорости 250 километров в час, вдребезги разбив себе при этом голову!» Вперед — назад; внимание, дамы и господа: вы наблюдаете великие гонки в Буасси-ле-Коломб с участием несравненной Элизы Андриоли. Бурные аплодисменты! К счастью, никто не знает, о чем я думаю в данный момент, иначе бы мне стало очень стыдно. Мой покойный отец всю жизнь пытался понять, как я могу смеяться над всем подряд — даже когда ситуация складывалась не самым лучшим для меня образом. Наверное — дар природы. Правда, есть на сей счет и еще одна гипотеза: просто я полная идиотка. Ладно, попробуем подумать серьезно; куда же все-таки скрылся Стефан? Почему он сбежал? Почему он заранее решил сбежать — ведь он снял все деньги со счетов и т. д.? А главное — неужели он настолько глуп, чтобы бросить испачканный в крови Микаэля свитер в каком-то сарае? Конечно, он отнюдь не Эйнштейн, но все же…
8
Еще одни похороны. Но на сей раз на них буду присутствовать и я. Поскольку погода стоит хорошая, Иветта решила взять меня с собой. И мы спокойненько отправились пешком. Поль с Элен предлагали подбросить нас на своей машине, но Иветта предпочла прогуляться. Сказала, что уже совсем скоро наступит зима, поэтому таким теплым денечком нужно непременно воспользоваться. Вот мы и пользуемся.
Когда дорога прямая и на ней никого нет, Иветта позволяет мне нажать на заветную кнопочку, и я качусь сама по себе. Р-р-р, поехали! Хуже всего то, что этот процесс приводит меня в неописуемый восторг. Шорох шин по асфальту, шум листвы, теплые лучи солнца на руках — так приятно, что я почти забываю о цели нашей прогулки.
На подъезде к кладбищу Иветта вновь берет бразды правления в свои руки, сказав мне коротко: «Приехали». Конец буколической интермедии.
— На кладбище целая толпа народу собралась, — тихонько говорит Иветта.
Чуть ли не весь город явился, слухи, как известно, разносятся быстро. Поскольку родственников у Софи нет, похоронами занимается мэр. Этот добрейший Фербе — за которого я, между прочим, не голосовала — мечется из стороны в сторону, пожимает руки, проверяет, в порядке ли букеты цветов… Надо сказать, работенки у него хоть отбавляй — если он и в самом деле рассчитывает в самый последний момент поправить дела нашего городишки…
Похоже, здесь присутствует и инспектор Гассен — с двумя полицейскими. Несомненно, в надежде на то, что вдовец хоть на похороны-то явится. Поль по секрету сообщил нам, что жилище родителей Стефана — престарелой четы фермеров, проживающих в департаменте Эр, — находится под постоянным наблюдением полиции.
— Здравствуйте; все в порядке? — шепчет нам Элен. — Поль вон там, с Фербе. Ни родители Микаэля, ни родители Матье не пришли. Они были знакомы с Софи, но учитывая то, какие разговоры ходят теперь о Стефане…
Наконец священник приступает к исполнению своих обязанностей. Откуда ни возьмись вдруг принимается дуть ветер. Этакий типично осенний ветерок — не сильный, но пронизывающий до костей. Я чувствую, как он обдает мне холодом затылок, щеки. И впервые искренне благодарна Иветте за то, что она укутала меня, словно младенца. Голос священника едва слышно, да и звучит он как-то вяло и неубедительно. Ветер, пожалуй, поднялся весьма кстати: иначе, наверное, все бы попросту уснули.
Земля с глухим звуком падает на уже опущенный в могилу гроб. Шарканье ног, покашливание, люди быстро молча проходят мимо свежей могилы, затем постепенно оживляются, возвращаясь к своим делам; ну вот, все кончено: Софи Мигуэн обрела себе вечный покой.
Звучный, жизнерадостный голос мэра.
— А! Наша Элиза! Ну, как дела? Выглядите вы просто прекрасно!
Уж тут ты явно перехватил, милейший Фербе; прости, но если ты надеешься таким образом завоевать мой голос на следующих выборах…
— Мадемуазель Андриоли достигла немалых успехов в деле выздоровления…
Надо же: Рэйбо! Причем его явно распирает от гордости за «свое детище».
Естественно, оба тут же забывают обо мне, оживленно заговорив на другую тему. Ну и прекрасно. Я вслушиваюсь в суетливую болтовню живых, только что опустивших в землю покойника. Имя Стефана буквально с языков не сходит — каждому не терпится высказать свою версию его исчезновения. Добрая тысяча гипотез: тут тебе и некая любовница, и финансовая катастрофа, постигшая его предприятие, и убийства детей, и наркотики — так они, пожалуй, скоро придут к выводу о том, что он вообще — глава мафии и член террористической группы. Кто-то трогает меня за плечо.
— Мадемуазель Андриоли, я — Флоран Гассен. Попрежнему никаких новостей от нашего друга?
Палец мой остается недвижим. Определенно, эта тема стала у них чем-то вроде навязчивой идеи.
— Жаль. Простите за беспокойство.
Толпа начинает понемногу рассеиваться: холодный и резкий ветер отнюдь не способствует долгому общению. Иветта берется за ручку моей коляски.
— Бедняжка Софи… И подумать только: совсем недавно, в понедельник, мы с ней встретились случайно в мясном отделе… она покупала эскалопы. А теперь… Господин мэр пригласил Поля с Элен на обед; я сказала им, что мы возвращаемся домой. Ветер такой холодный… Ну, поехали.
Коляска трогается с места. Стефан так и не появился; хотя кто-то, может быть, и ждал, что он — со всклоченной головой, весь в поту — вдруг выскочит невесть откуда, вопя во все горло: «Софи!», дабы дать им ключ к разгадке всех тайн.
Поль с Элен обедают у Фербе; жизнь продолжается. Жизнь всегда продолжается. Для тех, кто остался жить.
По дороге домой Иветта ведет себя на удивление молчаливо.
Тем лучше: это позволит мне спокойно обдумать самые свежие новости. А для начала — небольшое резюме.
Кто-то в округе убивает детей. Предположительно убийца разъезжает на белом «ситроене» с кузовом «универсал». В лесу, в сарае для инструментов, находят свитер, выпачканный в крови одной из его поистине невинных жертв. На вороте свитера — волосы Стефана Мигуэна. Вышеупомянутый Стефан Мигуэн был однажды замечен за рулем белого «ситроена». И он же, предварительно сняв деньги со всех своих банковских счетов и ликвидировав все свои деловые предприятия, внезапно исчезает — причем в ту самую ночь, когда его жена кончает жизнь самоубийством. Обвиняемый заслуживает пожизненного заключения!
Теперь — слово адвокату:
Ваша Честь, я прошу вас все же принять во внимание следующие факты:
а) О местонахождении сарая, в котором была спрятана окровавленная одежда, полиции стало известно из анонимного телефонного звонка. Ну а если кто-то просто подбросил ее туда? А заодно позаботился и о том, чтобы на вороте свитера оказались волосы Стефана Мигуэна?
б) Малышка Виржини Фанстан утверждает, что невольно стала свидетельницей одного — или даже нескольких — убийств. Однако она никогда не упоминала в этой связи имени Стефана Мигуэна — хотя, судя по всему, не испытывает к нему какой-то особой привязанности.
в) И наконец: неужели Стефан Мигуэн настолько глуп, чтобы вот так бежать, заранее зная, что это навлечет на него все возможные подозрения?
Требую полного оправдания за отсутствием доказательств вины.
Ваше мнение, господа присяжные? Виновен или не виновен? Ваш вердикт?
Я так увлеклась разыгравшимся у меня в голове судебным процессом, что даже не заметила, как мы вернулись домой. Ясно одно: у адвоката есть лишь один шанс на успех — каким-то образом заставить Виржини выложить все, что она знает. Все; времени для колебаний больше нет, я должна сообщить это Иссэру.
Тут невольно возникает еще один вопрос: если бы Стефан и в самом деле был убийцей, а Виржини знала бы об этом — оставил бы он ее в живых или нет? Хороший вопрос; похоже, я начинаю уже гордиться своими успехами на этом поприще. Но вот как все объяснить комиссару? Языком пчел, что ли — вырисовывая на паркете круги и восьмерки при помощи своего дурацкого кресла? Вот если бы Бенуа был жив… если бы только… На меня мигом накатывает великая хандра, в горле появляется какой-то противный ком, и я чувствую, как мои губы начинают дрожать. Я плачу. Такого со мной со времени того несчастного случая ни разу еще не случалось. Надо полагать, что это — улучшение; мускулы мои, наверное, начинают потихоньку оживать. Я плачу. Черт возьми, я даже чувствую, как слезы сбегают по щекам и попадают в рот. Мне трудно дышать: грудь сдавило; я просто задыхаюсь. Реву, как белуга, из-за всей этой идиотской путаницы — и при этом просто счастлива, что реву. Да, бывают в жизни моменты, когда человеку хватает совсем немногого.
— Элиза? Господи, что это с вами?
Иветта — чистым платком она вытирает мне слезы.
— Вы из-за похорон так расстроились? Постарайтесь дышать поглубже — сразу станет легче. Вот увидите: вы непременно выкарабкаетесь, я уверена в этом;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Опять он за свое! Этот тип определенно считает, будто весь город только тем и занят, что бегает откровенничать со мной! Если бы я знала, где сейчас Стефан, то первая сообщила бы ему об этом. Во всяком случае, попыталась бы как-нибудь растолковать.
— Вам известно что-либо о его местонахождении?
Мой палец остается недвижим.
— Как вы полагаете: малышка Виржини может быть привязана к месье Мигуэну до такой степени, чтобы хранить в тайне то, что, возможно, она о нем знает?
Виржини? Привязана к Стефану? Да еще до такой степени, что он у нее на глазах убивает ее брата, а она об этом никому и слова не говорит? Нет, совершенно исключено; разве что… разве что… Господи, ну конечно же! Разве что в том случае, если Стефан — любовник Элен! Тогда, разумеется, Виржини вряд ли посмела бы рассказать об этом кому бы то ни было! Но Элен любит Поля. И с чего бы, черт побери, ей вдруг ложиться в постель со Стефаном? А Стефан любит меня. Фу, ерунда какая-то…
— Вы понимаете, что Стефану Мигуэну будет предъявлено обвинение в убийстве малыша Массне?
Я приподнимаю палец.
— Как вы полагаете — это преступление и в самом деле совершил он?
Но что такое навоображал обо мне этот инспектор? Что я ему — Дельфийский оракул? И вообще: с каких это пор полицейских так заботит мнение всяких паралитиков?
Да, кстати, каково же все-таки мое мнение на сей счет? Вряд ли я решусь поднять палец в данном случае. Ибо прекрасно осознаю, что не могу поверить в то, будто Стефан убивал детей. Да, я способна думать об этом, но поверить — нет.
— Спасибо. Мне очень важно было узнать, что подсказывают вам ваши чувства. Я, мадемуазель Андриоли, знаете ли, очень склонен доверять вашим суждениям — хотя вы, надо полагать, придерживаетесь на сей счет противоположного мнения.
Вот уж чего никак не ожидала услышать! Я ведь и слова ему не сказала, но он, видите ли, очень склонен доверять моим суждениям! Ну прямо как во сне! Этот фараон тоже явно, что называется, «не в себе»! Вокруг меня — одни чокнутые. Не исключено, что я каким-то образом оказалась в сумасшедшем доме — просто никто не потрудился сообщить мне об этом.
— На том позвольте откланяться. Будьте здоровы.
Само очарование. Спасибо, и вам всего хорошего.
Следующий, пожалуйста! Наша психушка всегда открыта для посетителей! Неспешные шаги по паркету — инспектор удаляется. Уверена, что обувь он носит исключительно высшего качества — сшитую на заказ.
— Он ушел? — надменным тоном спрашивает Иветта.
Я приподнимаю палец.
— Ну и высокомерный же тип! — добавляет она, прежде чем опять исчезнуть в кухне.
Вперед — назад: я размышляю. Никогда в жизни мне не приходилось так много думать. Прежде все было очень просто. Я — как, впрочем, и все — сетовала на свою жизнь; но стоит лишь подумать о том, насколько это было легко по сравнению с тем, что выпало на мою долю сейчас… Вперед — назад… Может, взять да и въехать в стену со всего размаху? «Полностью парализованная женщина в электрической инвалидной коляске пробивает стену собственной гостиной, врезавшись в нее на скорости 250 километров в час, вдребезги разбив себе при этом голову!» Вперед — назад; внимание, дамы и господа: вы наблюдаете великие гонки в Буасси-ле-Коломб с участием несравненной Элизы Андриоли. Бурные аплодисменты! К счастью, никто не знает, о чем я думаю в данный момент, иначе бы мне стало очень стыдно. Мой покойный отец всю жизнь пытался понять, как я могу смеяться над всем подряд — даже когда ситуация складывалась не самым лучшим для меня образом. Наверное — дар природы. Правда, есть на сей счет и еще одна гипотеза: просто я полная идиотка. Ладно, попробуем подумать серьезно; куда же все-таки скрылся Стефан? Почему он сбежал? Почему он заранее решил сбежать — ведь он снял все деньги со счетов и т. д.? А главное — неужели он настолько глуп, чтобы бросить испачканный в крови Микаэля свитер в каком-то сарае? Конечно, он отнюдь не Эйнштейн, но все же…
8
Еще одни похороны. Но на сей раз на них буду присутствовать и я. Поскольку погода стоит хорошая, Иветта решила взять меня с собой. И мы спокойненько отправились пешком. Поль с Элен предлагали подбросить нас на своей машине, но Иветта предпочла прогуляться. Сказала, что уже совсем скоро наступит зима, поэтому таким теплым денечком нужно непременно воспользоваться. Вот мы и пользуемся.
Когда дорога прямая и на ней никого нет, Иветта позволяет мне нажать на заветную кнопочку, и я качусь сама по себе. Р-р-р, поехали! Хуже всего то, что этот процесс приводит меня в неописуемый восторг. Шорох шин по асфальту, шум листвы, теплые лучи солнца на руках — так приятно, что я почти забываю о цели нашей прогулки.
На подъезде к кладбищу Иветта вновь берет бразды правления в свои руки, сказав мне коротко: «Приехали». Конец буколической интермедии.
— На кладбище целая толпа народу собралась, — тихонько говорит Иветта.
Чуть ли не весь город явился, слухи, как известно, разносятся быстро. Поскольку родственников у Софи нет, похоронами занимается мэр. Этот добрейший Фербе — за которого я, между прочим, не голосовала — мечется из стороны в сторону, пожимает руки, проверяет, в порядке ли букеты цветов… Надо сказать, работенки у него хоть отбавляй — если он и в самом деле рассчитывает в самый последний момент поправить дела нашего городишки…
Похоже, здесь присутствует и инспектор Гассен — с двумя полицейскими. Несомненно, в надежде на то, что вдовец хоть на похороны-то явится. Поль по секрету сообщил нам, что жилище родителей Стефана — престарелой четы фермеров, проживающих в департаменте Эр, — находится под постоянным наблюдением полиции.
— Здравствуйте; все в порядке? — шепчет нам Элен. — Поль вон там, с Фербе. Ни родители Микаэля, ни родители Матье не пришли. Они были знакомы с Софи, но учитывая то, какие разговоры ходят теперь о Стефане…
Наконец священник приступает к исполнению своих обязанностей. Откуда ни возьмись вдруг принимается дуть ветер. Этакий типично осенний ветерок — не сильный, но пронизывающий до костей. Я чувствую, как он обдает мне холодом затылок, щеки. И впервые искренне благодарна Иветте за то, что она укутала меня, словно младенца. Голос священника едва слышно, да и звучит он как-то вяло и неубедительно. Ветер, пожалуй, поднялся весьма кстати: иначе, наверное, все бы попросту уснули.
Земля с глухим звуком падает на уже опущенный в могилу гроб. Шарканье ног, покашливание, люди быстро молча проходят мимо свежей могилы, затем постепенно оживляются, возвращаясь к своим делам; ну вот, все кончено: Софи Мигуэн обрела себе вечный покой.
Звучный, жизнерадостный голос мэра.
— А! Наша Элиза! Ну, как дела? Выглядите вы просто прекрасно!
Уж тут ты явно перехватил, милейший Фербе; прости, но если ты надеешься таким образом завоевать мой голос на следующих выборах…
— Мадемуазель Андриоли достигла немалых успехов в деле выздоровления…
Надо же: Рэйбо! Причем его явно распирает от гордости за «свое детище».
Естественно, оба тут же забывают обо мне, оживленно заговорив на другую тему. Ну и прекрасно. Я вслушиваюсь в суетливую болтовню живых, только что опустивших в землю покойника. Имя Стефана буквально с языков не сходит — каждому не терпится высказать свою версию его исчезновения. Добрая тысяча гипотез: тут тебе и некая любовница, и финансовая катастрофа, постигшая его предприятие, и убийства детей, и наркотики — так они, пожалуй, скоро придут к выводу о том, что он вообще — глава мафии и член террористической группы. Кто-то трогает меня за плечо.
— Мадемуазель Андриоли, я — Флоран Гассен. Попрежнему никаких новостей от нашего друга?
Палец мой остается недвижим. Определенно, эта тема стала у них чем-то вроде навязчивой идеи.
— Жаль. Простите за беспокойство.
Толпа начинает понемногу рассеиваться: холодный и резкий ветер отнюдь не способствует долгому общению. Иветта берется за ручку моей коляски.
— Бедняжка Софи… И подумать только: совсем недавно, в понедельник, мы с ней встретились случайно в мясном отделе… она покупала эскалопы. А теперь… Господин мэр пригласил Поля с Элен на обед; я сказала им, что мы возвращаемся домой. Ветер такой холодный… Ну, поехали.
Коляска трогается с места. Стефан так и не появился; хотя кто-то, может быть, и ждал, что он — со всклоченной головой, весь в поту — вдруг выскочит невесть откуда, вопя во все горло: «Софи!», дабы дать им ключ к разгадке всех тайн.
Поль с Элен обедают у Фербе; жизнь продолжается. Жизнь всегда продолжается. Для тех, кто остался жить.
По дороге домой Иветта ведет себя на удивление молчаливо.
Тем лучше: это позволит мне спокойно обдумать самые свежие новости. А для начала — небольшое резюме.
Кто-то в округе убивает детей. Предположительно убийца разъезжает на белом «ситроене» с кузовом «универсал». В лесу, в сарае для инструментов, находят свитер, выпачканный в крови одной из его поистине невинных жертв. На вороте свитера — волосы Стефана Мигуэна. Вышеупомянутый Стефан Мигуэн был однажды замечен за рулем белого «ситроена». И он же, предварительно сняв деньги со всех своих банковских счетов и ликвидировав все свои деловые предприятия, внезапно исчезает — причем в ту самую ночь, когда его жена кончает жизнь самоубийством. Обвиняемый заслуживает пожизненного заключения!
Теперь — слово адвокату:
Ваша Честь, я прошу вас все же принять во внимание следующие факты:
а) О местонахождении сарая, в котором была спрятана окровавленная одежда, полиции стало известно из анонимного телефонного звонка. Ну а если кто-то просто подбросил ее туда? А заодно позаботился и о том, чтобы на вороте свитера оказались волосы Стефана Мигуэна?
б) Малышка Виржини Фанстан утверждает, что невольно стала свидетельницей одного — или даже нескольких — убийств. Однако она никогда не упоминала в этой связи имени Стефана Мигуэна — хотя, судя по всему, не испытывает к нему какой-то особой привязанности.
в) И наконец: неужели Стефан Мигуэн настолько глуп, чтобы вот так бежать, заранее зная, что это навлечет на него все возможные подозрения?
Требую полного оправдания за отсутствием доказательств вины.
Ваше мнение, господа присяжные? Виновен или не виновен? Ваш вердикт?
Я так увлеклась разыгравшимся у меня в голове судебным процессом, что даже не заметила, как мы вернулись домой. Ясно одно: у адвоката есть лишь один шанс на успех — каким-то образом заставить Виржини выложить все, что она знает. Все; времени для колебаний больше нет, я должна сообщить это Иссэру.
Тут невольно возникает еще один вопрос: если бы Стефан и в самом деле был убийцей, а Виржини знала бы об этом — оставил бы он ее в живых или нет? Хороший вопрос; похоже, я начинаю уже гордиться своими успехами на этом поприще. Но вот как все объяснить комиссару? Языком пчел, что ли — вырисовывая на паркете круги и восьмерки при помощи своего дурацкого кресла? Вот если бы Бенуа был жив… если бы только… На меня мигом накатывает великая хандра, в горле появляется какой-то противный ком, и я чувствую, как мои губы начинают дрожать. Я плачу. Такого со мной со времени того несчастного случая ни разу еще не случалось. Надо полагать, что это — улучшение; мускулы мои, наверное, начинают потихоньку оживать. Я плачу. Черт возьми, я даже чувствую, как слезы сбегают по щекам и попадают в рот. Мне трудно дышать: грудь сдавило; я просто задыхаюсь. Реву, как белуга, из-за всей этой идиотской путаницы — и при этом просто счастлива, что реву. Да, бывают в жизни моменты, когда человеку хватает совсем немногого.
— Элиза? Господи, что это с вами?
Иветта — чистым платком она вытирает мне слезы.
— Вы из-за похорон так расстроились? Постарайтесь дышать поглубже — сразу станет легче. Вот увидите: вы непременно выкарабкаетесь, я уверена в этом;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46