Первая тема, которой касается Лорбир, война. Не постоянные межплеменные стычки, а эта «чертова большая война», которая идет на нефтяных полях Бенту на севере и с каждым днем распространяется все дальше на юг.
— У этих мерзавцев в Хартуме есть танки и артиллерия, Питер. Они рвут бедных африканцев в клочья. Если вы поедете туда, то увидите все собственными глазами. Если бомбардировками не удается добиться нужного результата, они посылают наземные войска. Этим солдатам нравится насиловать и убивать. И кто помогает им? Кто им аплодирует? Транснациональные нефтяные компании! Негодующий голос заглушает и подавляет. Остальные разговоры должны или закончиться, или прекратиться. Так и происходит.
— Транснациональные корпорации любят Хартум, Питер! «Ребята, — говорят они, — мы уважаем ваши фундаменталистские принципы. Публичные казни, отрубание рук, мы восторгаемся вами. И хотим помочь всеми доступными нам способами. Хотим, чтобы вы использовали ваши дороги и ваши аэродромы на полную катушку. Только не позволяйте этим ленивым африканским бездельникам в городах и деревнях стоять на пути прибыли. Мы точно так же, как вы, хотим очистить страну от этих африканских бездельников. Поэтому вот вам нефтяные деньги. Купите себе еще оружия!» Ты слышишь, Салвейшн? Вы записываете, Питер?
— Каждое слово, спасибо вам, Брандт, — отвечает Джастин, не отрывая глаз от блокнота.
— Транснациональные корпорации выполняют работу дьявола, это я вам точно говорю! Придет день, когда они провалятся в ад, где им самое место, и лучше бы им помнить об этом! — На лице Лорбира появляется театральная гримаса боли, он закрывает его руками, входя в роль менеджера транснациональной компании, предстающего в Судный день перед своим создателем. — «Это не я, господь. Я только выполнял приказы. Мною командовала прибыль». Этот менеджер один из тех, кто приучает вас к курению, а потом продает лекарство от рака, на покупку которого у вас нет денег!
«Этот менеджер один из тех, кто продает нам непроверенные лекарства. Из тех, кто манкирует результатами клинических испытаний, а потом использует бедняков в качестве подопытных кроликов».
— Хотите кофе?
— С удовольствием. Благодарю вас.
Лорбир вскакивает, хватает кружку Джастина из-под супа, споласкивает ее горячей водой из термоса, прежде чем наполнить кофе. Взмокшая от пота рубашка Лорбира обтягивает жирную спину. Он говорит без умолку. Тишина повергает его в ужас.
— В Локи вам рассказывали о поезде, Питер? — кричит он, протирая кружку тряпкой, которую достал из какого-то мешка. — Этом чертовом поезде, который ходит на юг со скоростью пешехода три раза в год?
— Боюсь, что нет.
— Он ходит по старой железной дороге, которую проложили англичане. Этот поезд. Как в старых фильмах. Его защищает кавалерия с севера. На этом поезде привозят припасы во все хартумские гарнизоны, размещенные вдоль дороги с севера на юг. Записали?
— Записал.
«Почему он так потеет? Почему у него такой загнанный взгляд? Какая тайная связь видится ему между арабским поездом и его собственными грехами?»
— Этот поезд! Сейчас он застрял между Арайтом и Авейлом, в двух днях пути отсюда. Мы должны молиться богу, чтобы река осталась полноводной, и тогда, возможно, эти мерзавцы не придут к нам. Они оставляют за собой выжженную землю, говорю я вам. Убивают всех. Никто не может их остановить. Они слишком сильны.
— О каких именно мерзавцах вы говорите, Брандт? — просит уточнить Джастин. — Я потерял ход ваших мыслей.
— Эти мерзавцы — арабская кавалерия, Питер! Вы думаете, им платят за охрану поезда? Отнюдь. Они охраняют его бесплатно, по доброте души. Их награда — возможность убивать и насиловать в деревнях, которые попадаются у них на пути. Поджигать дома. Похищать маленьких девочек и мальчиков, чтобы на том же поезде увезти их на север! Они забирают все, что не сжигают.
— Ага. Понял.
Но поезда Лорбиру мало. Недостаточно для того, чтобы окончательно изгнать тишину, чтобы не подставиться под вопросы, которые он боится услышать. Он отчаянно ищет новую тему.
— Тогда они не рассказали вам и о самолете? Самолете русского производства, возрастом старше Ноева ковчега, который они держат на аэродроме в Джубе. Питер, это та еще история!
— Боюсь, мне не рассказывали ни про поезд, ни про самолет. Как я и говорил, они ничего не успели мне рассказать.
И Джастин, с ручкой, зависшей над блокнотом, ждет истории об изготовленном русскими самолете, который держат на аэродроме в Джубе.
— Эти свихнувшиеся мусульмане в Джубе, они делают бомбы, похожие на орудийные ядра. Потом закатывают их в фюзеляж этого старого самолета и сбрасывают на деревни христиан. «Эй, как вы там, христиане? Вот вам любовное письмо от мусульманских братьев!» Эти бомбы очень эффективны, можете мне поверить, Питер. Эти ребята научились сбрасывать их точно на цель. О да. И эти бомбы настолько взрывоопасны, что экипаж старается избавиться от всех, прежде чем сажать старый самолет в аэропорту Джубы!
Оживает радиопередатчик, чтобы сообщить о прилете очередного «Буффало». Сначала говорит диспетчер из Локи, потом капитан самолета. Джейми выходит на связь, сообщает, что погода отличная, земля твердая, проблем, связанных с безопасностью приема груза, нет. Обедавшие торопливо расходятся, но Лорбир остается за столом. Джастин закрывает блокнот и под взглядом Лорбира убирает его в нагрудный карман рубашки, к ручкам и очкам для чтения.
— Спасибо за обед, Брандт. Жаркое действительно чудесное. У меня есть несколько вопросов, представляющих особый интерес. Сможем мы где-нибудь посидеть вдвоем, чтобы нам не мешали?
Как человек, идущий к месту казни, Лорбир ведет Джастина через заросшую травой поляну, мимо палаток и веревок, на которых сушится белье. Отдельно от остальных стоит куполообразная палатка. Со шляпой в руке Лорбир откидывает полог и пропускает гостя вперед. Джастин наклоняется, чтобы войти, на мгновение встречается с Лорбиром взглядом, и ему открывается, только гораздо яснее, уже подмеченное в тукуле: Лорбир панически боится того, о чем решительно запрещает себе помнить.
Глава 24
Воздух в палатке едкий, спертый и очень горячий, пахнет гниющей травой и грязным бельем, которое уже невозможно отстирать. Чтобы усадить Джастина на один-единственный деревянный стул, Лорбир убирает лютеранскую Библию, томик стихов Гейне, спальный костюм, похожий на детский комбинезон, рюкзак с НЗ и портативной рацией и только потом предлагает Джастину присесть, а сам устраивается на краешке узкой койки, поникнув рыжеволосой головой, тяжело дыша, в тревожном ожидании вопросов.
— Мою газету интересует судьба нового противотуберкулезного препарата, названного «Дипракса». Его производит фармакологический концерн «Карел Вита Хадсон» и продает в Африке холдинг «Три Биз». Я заметил, что на ваших аптечных полках его нет. Моя газета полагает, что ваше настоящее имя — Марк Лорбир и вы — тот самый добрый волшебник, благодаря которому препарат попал на рынок.
Лорбир замирает. Мокрая от пота спина, рыжеволосая голова, опущенные плечи остаются недвижимы. Таково последствие шока, вызванного словами Джастина.
— В последнее время все чаще говорят о побочных эффектах «Дипраксы», но вы, я уверен, знаете об этом и без меня, — продолжает Джастин, переворачивает страницу блокнота, сверяется со своими записями. — «КВХ» и «Три Биз» не могут навечно заткнуть все щели. Возможно, вам следует высказаться до того, как вся эта история станет достоянием общественности.
Пот градом катится с обоих, двух жертв одной и той же болезни. Жара в палатке жуткая, и Джастин боится, что они оба лишатся чувств и бок о бок повалятся на пол. Но Лорбир вдруг поднимается и начинает кружить по клетке-палатке. «Наверное, и я вел себя так же в спальне для гостей в доме Вудроу», — думает Джастин, наблюдая, как его пленник останавливается перед зеркалом, смотрит на свое отражение, потом на деревянный крест, закрепленный на брезенте над изголовьем койки.
— Господи Иисусе. Как вам удалось меня найти?
— Говорил с людьми. Где-то мне сопутствовала удача.
— Вот этого не надо. Удача — пшик. Кто вам платит?
Хождение возобновляется. Лорбир трясет головой, сбрасывая капли пота. Внезапно резко разворачивается, словно ему показалось, что Джастин преследует его по пятам. Смотрит на Джастина подозрительно и с упреком.
— Я — независимый журналист, — отвечает Джастин.
— Черта с два! Я покупал таких, как вы! Знаю я вашу кухню! Кто купил вас?
— Никто.
— «КВХ»? Куртисс? С моей помощью они заработали большие деньги.
— А вы заработали деньги с их помощью, не так ли? Согласно сведениям, которыми располагает моя газета, вам принадлежит от тридцати до сорока девяти процентов акций компаний, которые запатентовали молекулу «Дипраксы».
— Я отказался от этих патентов. Лара отказалась. Это кровавые деньги. «Возьмите их, — сказал я им. — Они ваши. И когда придет Судный день, господь, возможно, пожалеет вас всех». Так я им и сказал, Питер.
— Сказали кому? — осведомляется Джастин, продолжая записывать. — Куртиссу? Кому-то в «КВХ»? — Лицо Лорбира — маска ужаса. — Или Крику? Ага. Я понимаю. Через Крика вы поддерживали связь с «Три Биз».
И записывает слово Крик, по буквам, потому что из-за жары рука движется очень медленно.
— «Дипракса» — неплохой препарат, не так ли? Моя газета полагает, что это нужный, хороший препарат, который слишком быстро попал на рынок.
— Быстро? — Слово, похоже, забавляет Лорбира. — Говорите, быстро? Эти парни из «КВХ» хотели, чтобы клинические испытания начали и закончили в один день.
Мощный взрыв сотрясает мир. Первая мысль — изготовленный русскими самолет прилетел из Джубы и сбросил одну из своих круглых бомб. Вторая — на лагерь напали всадники с севера. Третья — сражение, начавшееся на нефтяных полях Бенту, докатилось до продовольственного пункта. Палатка трясется, брезент обвисает, готовясь к следующему удару. Растяжки жалобно скрипят под потоками воды, обрушившимися на брезентовую крышу. Но Лорбир не замечает катаклизма. Стоит посреди палатки, приложив руку ко лбу, словно пытается что-то вспомнить. Джастин откидывает полог. Дождь льет как из ведра. Он видит, что три палатки уже сложились. Еще две рушатся у него на глазах. Вода стекает с белья, развешенного на веревках. Трава скрылась под образовавшимся озером, волны бьются в деревянные стены тукула. Жестяная крыша над ямой-бомбоубежищем прогибается под тяжестью воды. Потом ливень прекращается, так же внезапно, как начался.
— Итак, Марк, — продолжает Джастин, словно ливень очистил атмосферу не только за, но и внутри палатки, — расскажите мне о женщине, которую звали Ванза. Она стала поворотным пунктом в вашей жизни? Моя газета полагает, что да.
Выпученные глаза Лорбира таращатся на Джастина. Он пытается что-то сказать, но ни звука не срывается с губ.
— Ванза жила в деревне к северу от Найроби. Ванза, которая перебралась в лачуги Киберы. Откуда ее увезли в больницу Ухуру, чтобы она рожала там. Она умерла, а ребенок остался в живых. Моя газета уверена, что она лежала в одной палате с Тессой Куэйл. Такое возможно? Или Тессой Эбботт, как иногда она себя называла.
Голос Джастина по-прежнему ровен и бесстрастен, такой и положен репортеру. И бесстрастность во многом искренняя, потому что он не жаждет крови. Его действия не подчинены мести. Над их головами гудит самолет, направляясь к району сбрасывания. Лорбир поднимает глаза к небу, в них теплится надежда: «Они прилетели, чтобы спасти меня». Нет. Они прилетели, чтобы спасти Судан.
— Кто вы?
Вопрос дался ему с огромным трудом, пришлось собрать воедино последние остатки мужества. Но Джастин вопрос игнорирует.
— Ванза умерла. Как и Тесса. Как и Арнольд Блюм, сотрудник бельгийской гуманитарной организации, врач и ее близкий друг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76