Плечи ссутулились, руки, которыми он опирался о край кровати, перешли на колени. И он сложил их ладонями вверх, словно демонстрируя тем самым, что никаких дурных намерений у него не было и нет.
— Есть какая-то конкретная причина, Энди? Или же они имеют в виду общее, так сказать, впечатление?
— Прежде всего, они совсем недовольны этим мистером Мики чертовым Абраксасом. Пендель резко вскинул голову.
— Почему? Что плохого им сделал Мики? — неожидан но возмутился он — неожиданно в основном для себя. — Мики в этом не участвует! — агрессивно добавил он.
— Не участвует в чем?
— Мики пока что ничего не сделал.
— Да. Не сделал. В том-то и штука. Он, черт возьми, слишком долго ничего не делает. Не считая того, что и глазом не моргнув принял десять тысяч долларов наличными, под честное, так сказать, слово. Ты мне лучше скажи, что сделал ты? Тоже ничего. Ублажал Мики! — В голосе его звенел мальчишеский сарказм. — А что, спрашивается, сделал я? Выдал тебе весьма приличное вознаграждение за производительность — шутка! Что, если перевести это на простой и понятный язык, означает: дал денег для вербовки совершенно непроизводительного информатора, каким является некий М. Абраксас, гроза тиранов и предводитель простого народа. Да в Лондоне, должно быть, все просто животики надорвали от смеха! Сидят и думают, не слишком ли он зелен, этот их действующий агент, сиречь я. И не слишком ли легковерен, раз связался с такими алчными акулами, как мистер Абраксас и ты.
Но тирада Оснарда не произвела должного впечатления. И Пендель, вместо того чтоб помрачнеть и испугаться, напротив, весь словно ожил. Об этом говорила сама его поза. Худшее, чего он опасался, миновало, и то, что они обсуждали сейчас, было сущим пустяком в сравнении с его ночными кошмарами. Руки вернулись на прежнее место, он закинул ногу на ногу и привалился к изголовью кровати.
— Ну и как же Лондон предполагает с ним поступить, а, Энди? — сочувственно осведомился он.
Оснард отбросил менторский тон и дал выход накопившемуся раздражению.
— Воззвать к его долгу чести, что ж еще! А как насчет его долга чести нам? Держит нас в подвешенном состоянии — «Ах, сегодня ничего не могу сказать, скажу в следующем месяце». Пудрит мозги всякой там конспирацией, которой не существует в природе. Что якобы может переговорить с какой-то группой студентов, а те, в свою очередь, могут потолковать с какой-то группой рыбаков, которые больше ни с кем не желают говорить, словом — сплошное ля-ля-ля! Да что он о себе возомнил, черт бы его побрал! За кого нас держит? За каких-то гребаных идиотов, что ли?…
— Это его верноподданные, Энди. Его весьма деликатные и чувствительные источники информации. И он старается беречь этих людей.
— Да плевать я хотел на его верноподданных! Мы ждем от них хоть каких-то результатов на протяжении вот уже трех недель! И если все они такие чувствительные и щепетильные, так нечего было ему разбалтывать тебе об этом так называемом «движении». А он разболтал. И ты поставил его на довольствие. А если ставишь кого на довольствие, так имеешь право ждать от него результатов, в нашем деле только так. И серьезные люди не намерены дожидаться ответа, пусть даже имеющего вселенское значение, на протяжении трех недель, только, видите ли, потому, что какой-то альтруист и пьяница должен дождаться разрешения от своих людей поделиться с тобой этой информацией.
— Ну и что ты думаешь теперь делать, а, Энди? — тихо спросил Пендель.
Если б Оснард обладал более чутким слухом или сердцем, он мог бы узнать в голосе Пенделя те же нотки, что звучали в нем на ленче несколько недель тому назад, когда впервые был поднят вопрос о вербовке молчаливой оппозиции Мики.
— Я тебе скажу, что надо делать! — рявкнул он. — Пойдешь к чертову мистеру Абраксасу и скажешь ему следующее: «Мне очень неприятно говорить тебе это, Мики, но все же придется. Мой сумасшедший приятель миллионер не желает больше ждать. А потому, если не хочешь вновь загреметь в панамскую кутузку, откуда пришел, по обвинению в заговоре с лицами, которые хрен знает чем занимаются, кроме конспирации, давай выкладывай. Потому как, если сделаешь дело, тебя ждет огромный мешок денег. А ежели нет — так очень жесткая койка в маленьком замкнутом пространстве». Усек? Там, в бутылке, еще осталась вода?
— Да, Энди. Кажется, осталась. И я уверен, она тебе не повредит.
Пендель протянул ему бутылку, предоставленную администрацией заведения для поддержания сил истощенных любовными утехами клиентов. Оснард напился, вытер губы тыльной стороной ладони, потом протер горлышко бутылки пухлым пальцем. И вернул ее Пенделю. Но Пендель решил, что пить ему не хочется. Его легонько подташнивало, но это была не того рода тошнота, от которой помогает вода. Она была вызвана мыслями о том, как предлагал поступить Оснард с лучшим его другом и товарищем по заключению Абраксасом, в случае если тот не выполнит его требований. И потом, меньше всего на свете Пенделю хотелось пить из бутылки, горлышко которой было осквернено слюной этого проклятого Оснарда.
— Бьешься как рыба об лед, — жаловался между тем Оснард, все еще взвинченный и заведенный сверх всякой меры. — И что тебе подсовывают взамен? Всякую чушь! Кормят баснями. Обещаниями. Поживем — увидим. Нам не хватает масштабного видения, Гарри. Позволяющего разглядеть, что там, за углом. А Лондону вынь и подай все прямо сейчас! Они не могут и не желают больше ждать. И мы — тоже. Следишь за моей мыслью?
— Да, Энди. Конечно, слежу. Весь внимание.
— Что ж, прекрасно, — ворчливо, но уже более мирным тоном, предполагающим восстановление прежних дружеских отношений, произнес Оснард.
И от Абраксаса перешел к предмету куда более близкому и дорогому сердцу Пенделя — к его жене Луизе.
— А Дельгадо, похоже, основательно взялся за свою карьеру, верно? — как бы между прочим заметил Оснард. — Пресса превозносит его чуть ли не до небес за успехи в эксплуатации канала. Но выше ему не подняться, потому как на воре и шапка горит.
— Читал об этом, — сказал Пендель.
— Где?
— В газетах, где ж еще.
— В газетах?
Тут настал черед Оснарда перейти в наступление, а Пенделя — отступать.
— Так разве не Луиза рассказала тебе об этом?
— Да нет. Из газет узнал. Она бы никогда не сказала. Держись подальше от моего друга, говорили глаза Пенделя. Держись подальше от моей жены.
— А почему бы, собственно, и нет? — спросил Оснард.
— Она умеет хранить тайны. Это продиктовано чувством долга. Я ведь уже тебе говорил.
— А она знает, что мы с тобой встречаемся сегодня?
— Конечно, нет! Да и разве я стал бы говорить? Я что, чокнутый?
— Но ведь она должна чувствовать, что что-то происходит, не так ли? Заметить, как изменился твой образ жизни. Она же не слепая!
— Я расширяю свой бизнес. Это все, что она знает. Что ей положено знать.
— Не слишком ли сильно ты увлекся этим так называемым расширением? Это, знаешь ли, выглядит подозрительно. Особенно с точки зрения жены.
— Ну, беспокойства она, во всяком случае, не проявляет.
— А знаешь, Гарри, она произвела на меня совсем другое впечатление. Там, на острове. Показалась женщиной себе на уме. Которая не станет поднимать шум из-за пустяков. Нет, это не ее стиль. Просто поинтересовалась у меня, нормально ли это для мужчины твоего возраста.
— Что нормально?
— Что ты постоянно нуждаешься в чьем-то обществе. Все двадцать четыре часа в сутки. Только не в ее. Носишься по городу сломя голову.
— И что ты ей сказал?
— Сказал, что подожду, когда мне исполнится сорок. И тогда дам ей знать. Нет, она великая женщина, Гарри.
— Знаю. Так оно и есть. А потому держись от нее подальше.
— Просто я подумал, она была бы куда счастливее, если б ты ее успокоил.
— Она и без того спокойна.
— Просто хотелось бы, чтоб мы подошли поближе к краю колодца.
— Какого еще колодца?
— Родника. Источника знаний. Дельгадо. Она поклонница Мики. Восхищается им. Сам мне говорил. Обожает Дельгадо. И ей ненавистна идея тайной распродажи канала. Что на самом деле уже происходит, просто уверен.
Глаза Пенделя снова стали глазами заключенного — пустыми, тусклыми, прочитать в них что-либо было невозможно. Но Оснард не заметил, что Пендель предпочел удалиться в свой собственный мир, и продолжал рассуждать о Луизе в свойственной ему насмешливо-инфернальной манере.
— Самый естественный персонаж всех времен и народов, если хотите знать мое мнение.
— Кто?
— Цель — канал, — знай себе рассуждал Оснард. — Все крутится вокруг этого канала. И лишь в Лондоне, похоже, это понимают. И еще это их волнует. Кто получит его? Что те люди с ним сделают? Да весь Уайтхолл готов описать свои полосатые штанишки, лишь бы узнать, с кем Дельгадо ведет тайные переговоры. — Он закрыл глаза. — Замечательная женщина! Одна из лучших в мире. Крепка как скала, стальной хваткой держится за свое место, предана до могилы. Роскошный материал.
— Для чего?
Оснард отпил глоток виски.
— С твоей помощью с ней можно договориться. Весь вопрос в языке, в том, как это подать, все остальное не проблема, — задумчиво говорил он. — Никаких прямых действий не требуется. Никто не заставляет ее подкладывать бомбу во дворец Цапель, сожительствовать со студентами, выходить в море с рыбаками. Все, что от нее требуется, это слушать и наблюдать.
— Наблюдать что?
— И не упоминать всуе имя твоего дружка Энди. Особенно в присутствии Абраксаса, да и других тоже. С ней это не пройдет. Нет, надо сыграть на ее воинственном духе. На старомодных понятиях чести и долга. И Луиза сама все принесет тебе на блюдечке с голубой каемочкой. А уж потом ты притащишь мне. А я передам в Лондон. И дело сделано.
— Но она любит канал, Энди. И не станет предавать его. Она у меня не такая.
— Да ей не потребуется ничего предавать, дурачина ты эдакий! Наоборот, спасать! О господи, вот бестолковщина!… Она считает, что от задницы этого Дельгадо исходит солнечное сияние, верно?
— Она американка, Энди. Она уважает Дельгадо, но и Америку тоже любит.
— Так и предательством Америки тут тоже не пахнет, господи, боже ты мой! Речь идет о том, чтоб заставить дядюшку Сэма работать не покладая рук. Сохранить его войска in situ [22]. Сохранить его военные базы. О чем еще можно мечтать? Она только поможет Дельгадо, спасая свой драгоценный канал от разного рода мошенников! Поможет Америке, рассказав нам, что там замышляют панамцы. Чтоб у войск США имелись все основания оставаться там, где стоят. Ты что-то сказал? Я не расслышал.
Пендель действительно сказал, но сдавленным, еле слышным голосом. Но он, как и Оснард, был человеком настырным, а потому решил предпринять еще одну попытку.
— Наверное, я должен спросить тебя, Энди, какова же стоимость Луизы на этом открытом рынке? — произнес он уже громче.
Оснард всегда приветствовал в людях практичность.
— Да такая же, как у тебя, Гарри. Всем сестрам по серьгам, — радостно объяснил он. — Та же базовая зарплата, те же премиальные. Тут я всегда принципиален. И считаю, что девочки ничем не хуже нас, мальчиков. А часто даже лучше. Буквально вчера говорил об этом с Лондоном. Или равное вознаграждение, или сделка не состоится. Да, кстати, мы можем даже удвоить твою ставку. Одной ногой в молчаливой оппозиции, другой — в канале. Поздравляю!
Теперь по телевизору показывали новый фильм. Две девушки в ковбойских нарядах бойко раздевали бравого ковбоя на фоне каньона, а их лошади стыдливо отворачивали головы.
Пендель заговорил — как-то сонно, медленно и механически, точно разговаривал сам с собой.
— Она никогда не пойдет на это.
— Почему нет?
— У нее есть принципы.
— Так мы их купим.
— Они не продаются. Она пошла в мать. Чем больше на нее давят, тем она сильнее сопротивляется.
— Да кто будет на нее давить? Почему не заставить ее действовать по собственной доброй воле?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64