Андалузская гордость заставляла его напрочь забыть об англичанке, которая хоть и дала жизнь его племяннику, но больше ничего собой не представляла. Карьера второстепенной модели — позади, и весьма смутная надежда на карьеру живописца — впереди. Зачем вообще принимать ее в расчет?
— Конечно же, нет, — возразил он, но каким-то слишком спокойным голосом. — Хуан получит образование в Англии, как когда-то его получили там и Франсиско, и я. Если пожелаете, вы тоже можете остаться здесь, тогда вы будете уверены, что он получит всю ту заботу и ласку, которой заслуживает. Смею вас уверить, всего этого у него будет в избытке. Наверное, не стоит даже и говорить о том, что финансовых средств у нас для этого достаточно. — Хавьер откинулся на спинку кресла, приглушенные отблески света упали ему на лицо. — Что вы на это скажете?
— Нет.
Видеть любимое дитя под полной властью этого… этого жестокосердого деспота и его матери, которая так и не удосужилась взглянуть на собственного внука? Никогда! Да еще и мне придется торчать здесь бледной тенью, лишь издали беспомощно наблюдая за Джонни, за тем, как он живет расписанной по минутам жизнью. Ни за что!
— Сеньор, — выдавила она из себя, с трудом соблюдая спокойствие. — Если я и не в состоянии дать Джонни все те финансовые преимущества, которые можете дать ему вы, то я могу дать ему все остальное, включая и будущую карьеру по его собственному выбору. Я его… его мать. — Язык виновато споткнулся на этой откровенной лжи. — И я не отдам его вам. Но, — быстро добавила она, понимая, что иначе он немедленно отправится в суд, — я разрешаю вам видеться с ним каждый раз, когда вы бываете в Лондоне, и привозить его сюда на праздники, когда он подрастет и будет осознавать, что наполовину испанец.
Хавьер ничего не ответил. Долгое молчание стало невыносимым. Причем говорило оно гораздо больше, чем любые слова. Это полностью выбивало ее из колеи, и, когда стало уже невмоготу, Кэти рывком поднялась на ноги. Хавьер встал тоже, его дыхание коснулось ее щеки.
— Тогда я женюсь на вас, — спокойно сказал он. — Пожалуйста, сядьте.
Кэти села. Ничего другого не оставалось, ибо ноги отказывались держать ее. Выйти за него замуж?
Усевшись тоже, на этот раз напротив нее, спиной к свету, видимо, чтобы она не смогла видеть выражение его лица, Хавьер признался:
— Когда я впервые пришел к вам в Лондоне, я был уверен, что вы предпочтете свободу и финансовую независимость всем сложностям, всем проблемам и жертвам, связанным с воспитанием ребенка без отца. Но оказалось, что я не прав. — Удивление, послышавшееся в его голосе, в другое время, может, и позабавило бы ее, но только не в этот раз. Сейчас же ее била отчаянная дрожь. А он продолжал — с мягкой, но твердой решимостью: — Для блага Хуана я готов жениться на вас и официально усыновить его как собственного сына. По понятной вам причине я не хотел доводить дело до этого, однако… — Хавьер легко пожал широкими плечами, но благодаря безупречному покрою его костюма этого нельзя было не заметить. — Наш брак станет идеальным выходом из создавшегося положения. И конечно же… — он встал во весь рост, — этот брак будет чисто формальным. Пойдемте. — Он протянул руку. — Я провожу вас в вашу комнату. Вы замерзли.
Кэти ничуть не замерзла. Она дрожала от внутреннего напряжения. Но тем не менее встала и, игнорируя его руку, пошла следом за ним через двор, тщательно выдерживая дистанцию. Как о чем-то само собой разумеющемся, он заявил:
— Выйдя за меня замуж, вы будете под защитой моего имени, а Хуан станет законнорожденным. Но вам надо очень тщательно все взвесить, прежде чем дать окончательный ответ. У моей жены репутация должна быть вне всяческих подозрений. Сможете ли вы соответствовать этому целомудренному будущему?
Кэти чуть не задохнулась, подавив готовый было вырваться крик, и ничего не ответила. Они дошли до двери ее комнаты в полном молчании, и она так и ушла бы, если бы он не заступил ей путь.
— Завтра мы едем в Херес, чтобы моя матушка могла познакомиться со своим внуком. Ваш ответ нужен мне утром. Если вы согласитесь, мы сразу сможем объявить ей об этом. Она очень консервативна в своих взглядах, и ей будет приятнее, если я усыновлю Хуана как собственного сына. Должен предупредить вас: если ответ будет отрицательным, я пройду через все возможные и невозможные суды, чтобы обрести законную опеку над сыном моего брата.
В первый раз с тех пор, как он сделал ей это оскорбительное предложение о замужестве, Кэти увидела его лицо. Выражение было серьезным, пожалуй, даже высокомерным. Но в глазах стоял лед.
Никогда в жизни Кэти не чувствовала себя такой одинокой и запуганной.
ГЛАВА ПЯТАЯ
— Сколько времени вам нужно? — тихо спросил он, учитывая, что сзади сидели Роза и Джонни, однако в голосе слышалась нотка нетерпения. И это сразу же вернуло Кэти к действительности.
Как бы защищаясь от всего происходящего с ней, она сконцентрировала внимание на старых кварталах Хереса и старалась, чтобы Хавьер не попадал в поле ее зрения. Лишь иногда она мысленно восхищалась тем, как он управляет большим автомобилем: с легкостью, которой можно только позавидовать, вписывается в тесный лабиринт старинных улочек.
Как ни странно, она хорошо спала прошлой ночью, отогнав от себя все мысли о предложении Хавьера, потому что думать тут было не о чем.
Даже если бы она была родной матерью Джонни, она никогда не связала бы себя с человеком, которому брак нужен только для того, чтобы все выглядело пристойно. Она никогда добровольно не приговорила бы себя к той безрадостной жизни, которую он ей обещал, — жизни, лишенной любви, взаимоуважения и дружеских отношений.
А так как она была не матерью Джонни, а всего лишь теткой, предложение Хавьера было вдвойне неприемлемо, хоть он и не знал об этом. Если б она согласилась на замужество, конечно, только ради благополучия ребенка, тогда вся ее ложь сразу выплыла бы наружу и Хавьер Кампусано просто уничтожил бы ее.
И потому ей оставалось только тянуть время. Когда этим утром Хавьер спросил, какое решение она приняла, Кэти состроила благочестивую мину и ответила, что не может так быстро принять столь важное решение. На самом-то деле ей нужно было решить, каким образом вернуться вместе с Джонни в Англию. Даже денег на билет ей не хватило бы, не говоря уже о том, что не так-то просто умыкнуть голосистого ребенка и пару чемоданов детского имущества из-под спесивого аристократического носа. Самым реальным было просто тянуть время, пока не решится вопрос с усыновлением.
— Итак? — Он едва сдерживал гнев, и Кэти ответила, со всем смирением, на какое была способна:
— Я не могу поставить себе жесткие временные рамки. Мне очень жаль. Но как только я приду к какому-нибудь решению, вы первым узнаете о нем.
Реакция Хавьера была такова, что Кэти испугалась, как бы его неистовая злость не снесла крышу с машины.
Понятно, что ему хотелось успокоить свою мать. Донья Луиса была бы счастливей, если б все было уже улажено и ей можно было сказать, что ее внук скоро вполне законно будет носить уважаемую фамилию Кампусано. Кэти слышала, что испанцы боготворят не только своих детей, но также и своих матерей. Не стоило удивляться, что Хавьеру хотелось получить ответ немедленно. Черта с два!
На заднем сиденье что-то залепетал ребенок, и Роза тихонечко засмеялась, пытаясь выпутать его маленькие пальчики из своих черных кудрей. В этот момент Хавьер осторожно остановил машину на тенистой подъездной аллее перед черной дверью, обитой гвоздями с фигурными шляпками. Закрытая дверь. Она выглядела так, будто не открывалась веками. Несколько окон в высокой гладкой стене, все забраны железными решетками с искусным орнаментом. И никаких признаков того, что нас здесь ждут, подумала Кэти. Но я ведь на другое и не рассчитывала, разве не так? Я навлекла позор на знатное семейство, и только если соглашусь с планом Хавьера, как прикрыть всю эту неблаговидную историю, тогда меня, может, и согласятся терпеть. Так что о восторженном приеме не может быть и речи.
Когда-то она читала, что испанцы делят всех женщин на две категории: святые и шлюхи. Современное мышление в этой быстро развивающейся и уже далеко продвинувшейся вперед стране, конечно, отказалось от таких устарелых представлений, но только не тогда — она была уверена, — когда это касалось старинных, богатых родов. А пожилые люди, такие, как донья Луиса, конечно же, превыше всего ставят традиции.
Ах, Корди, Корди! — уже не в первый раз мысленно простонала она. В какие же неприятности ты меня втравила!
— Помогите Розе с ребенком, пока я позову слуг, — совсем не дружелюбно пробормотал Хавьер и ушел. Кэти осталась сидеть в автомобиле с таким ощущением, что она для него вроде неуплаченного налога.
Ничего не оставалось, как выполнять его распоряжения. Кэти высунула свои длинные ноги из кондиционированной роскоши ?мерседеса?, и — даже в тени высокого дома — полуденная жара опалила ее. В груди поднималась паника, хотелось поскорее подобрать юбку и броситься прочь отсюда. Но пока с ней был Джонни, она не могла себе этого позволить, она обязана была найти в себе силы, чтобы вести игру по собственному сценарию, держать Хавьера на расстоянии, несмотря на все его приступы гнева, и ждать разрешения на усыновление — или по меньшей мере на проживание ребенка совместно с ней.
Забрав малыша у Розы, она прижала его теплое, крепенькое тельце к своей груди и приникла губами к его покрытой мягкими волосиками головенке. Она любила его и заботилась о нем с самого рождения и ни за что не рассталась бы с ним.
Джонни фыркнул ей в шею и залился смехом. Проглотив комок в горле, Кэти подняла его повыше и прошептала:
— Пойдем поищем бабушку, радость моя. А ты хочешь тарелочку овсянки и бананового пюре?
Джонни еще раз фыркнул, и Кэти прижала его к себе, а потом прошла вслед за Розой, несущей детские вещи, в эту устрашающую дверь. И тут же остановилась как вкопанная, широко распахнув глаза. Кто-то проскользнул мимо нее на улицу и закрыл за собой дверь, оставив Кэти в темной арке, которая вела в сказочный мир.
Она сделала шаг и оказалась во внутреннем дворике, с трех сторон окруженном тенистыми аркадами. А в центре, посреди выложенного каменными плитами пола, в мраморном фонтане играли струйки воды. Вокруг в разнообразных горшках и терракотовых вазах красовалось множество цветов: роз, величественных лилий, белых гераней и сладко пахнущего жасмина.
Кэти так и осталась стоять, слегка приоткрыв губы в немом возгласе удивления. Это было так неожиданно! Она не могла и предположить, что за самым обычным фасадом прячется оазис прохлады и благоухающего спокойствия. Человек, вышедший было на улицу, вернулся назад, нагруженный их багажом, а впереди, в одной из арок, вдруг объявилась Роза, манившая ее пальцем. Кэти вся подобралась, чувствуя, что к горлу подкатывает тошнота. На один бесконечно долгий миг, пленившись всей этой изысканной красотой мавританского наследия, она вдруг забыла, какие испытания ждут ее впереди.
Роза провела ее в огромный, выложенный мрамором зал. Отсюда вела широкая галерея: по одну ее сторону были окна во внутренний дворик, а по другую — ряд огромных резных дверей. Слуга, нагруженный багажом, поднялся по широкой мраморной лестнице, перила которой являли собой чудо кузнечного ремесла, так изыскан и тонок был орнамент. А сверху спустилась маленькая, похожая на птичку женщина с изборожденным тысячей морщин лицом оливкового цвета. Донья Луиса? У Кэти затрепетало сердце.
Как ни странно, ей хотелось, чтобы Хавьер был рядом, она чувствовала бы себя увереннее. У нее перехватило дыхание, и она плотнее прижала к себе Джонни. Это только из-за того, что я в незнакомом месте, подбодрила она себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25