Да как он смеет делать из моей сестры какую-то шлюху, готовую завалиться в постель с кем попало? Корди просто любит волшебный мир шоу-бизнеса, веселые вечеринки, общение с людьми. А флирт всегда был для нее забавной игрой, еще лет с пятнадцати. Она никогда не была неразборчива в связях. Конечно, тот факт, что она забеременела, вроде бы доказывает обратное. Но если бы она спала с кем попало, она уж постаралась бы предохраняться… Чувствуя, что голова у нее абсолютно ясная, Кэти бросила на Хавьера уничтожающий взгляд и голосом, полным яда, ответила:
— Ни в коем случае не могу допустить, чтобы вы потеряли сон из-за такого пустяка, сеньор. Корделия — это мое сценическое имя. Мне казалось, что обычное, старое ?Кэти? выглядит как-то слишком уж просто. Вы удовлетворены?
Ему не остается ничего иного, подумала она, выскальзывая за дверь. Придется придумать какие-нибудь более хитрые вопросы, чем этот, если он хочет поймать меня на лжи — подвыпившую или абсолютно трезвую. Быстро же я становлюсь специалистом по вранью…
Кэти закрыла глаза, стараясь спрятаться от вибрирующего белого сухого жара, и пониже опустила на лицо широкие поля соломенной шляпы, которую одолжила ей Роза.
Она приехала сюда, к самому дальнему краю виноградников, на тракторе с Рафаэлем, старшим сыном Пакиты и Томаса, и уже через минуту стала искать хоть клочок тени.
Позади нее трактор с ревом исчез из виду, оставив в неподвижном воздухе облако белесой пыли. Здешняя земля треугольником раскинулась между Кадисским заливом и городами Херес, Пуэрто-де-Санта-Мария и Санлукар-де-Баррамеда и омывается реками Гвадалквивир и Гуадалете.
Больше нигде в мире не производится таких уникальных вин. Все это она узнала от Розы, которая твердо решила просветить ее.
В последние дни Кэти успокоилась и расслабилась. Она объясняла это проявлением дружеских чувств со стороны Розы и отсутствием Кампусано.
Не то чтобы он уехал из поместья, нет. Но ужинал каждый вечер где-то вне дома. Со своей матерью, объяснила Роза. Но с цинизмом, появившимся в ней неизвестно откуда, Кэти мысленно возразила: та дама, с которой он регулярно ужинает, должна быть намного моложе донны Луисы и отношения между ними, уж конечно, никак не походят на отношения матери и сына! И злость, которую она испытывала всякий раз, когда слышала, как он возвращается под утро, возникала, конечно же, только из-за того, что он силком увез ее из Англии, а сам напрочь забыл не только о ее существовании, но и о цели ее визита — представить ребенка бабушке.
О существовании самого Джонни он, конечно же, прекрасно помнил. Каждый вечер он выбирал время, обычно перед тем, как уехать на ужин или уединиться у себя в кабинете, чтобы поиграть с малышом. И его улыбка, его смех, светившаяся в глазах любовь были самыми неподдельными. Столь же искренними были равнодушие и неприязнь, когда он смотрел на Кэти. И что-то еще, как будто он искал ответа на вопрос, который начинал раздражать его.
Кэти постаралась отогнать от себя воспоминания об этом загадочном вопросе, который она с удивлением встретила в его спокойных серых глазах не далее как сегодня утром, и осторожно перешагнула через ограду загона. Весенние цветы, красочными пятнами разбросанные в невысокой еще изумрудной траве, радовали ее глаз художника, алая экстравагантность маков и золото ракитника согревали сердце. Было просто невозможно оставаться раздраженной и мрачной в этом чудесном, щедром уголке Андалузии. Она уже почти полюбила этот край и чувствовала себя здесь как дома. Каждый день, пока ребенок спал, она просила Розу присмотреть за ним и отправлялась на поиски пейзажей, которые потом, когда они с Джонни вернутся домой, можно будет перенести на холст или картон.
Она не могла позволить себе остаться совсем без работы и целиком заняться воспитанием ребенка, поскольку накоплений у нее не было. И потому с ранней весны, положив Джонни в коляску, отправлялась на поиски малоизвестных уголков Лондона, делая быстрые наброски, снимая несколько кадров на фотопленку и подробно описывая цветовую гамму.
Работать по такой методе оказалось совсем не так трудно, как представлялось сначала, и то, что делала в Лондоне, она прекрасно могла делать и здесь. Ей это было просто необходимо, ведь чек за картину, на которую она наносила последние мазки, когда в ее жизнь, точно бомба, ворвался Хавьер Кампусано, дал ей возможность заплатить за два месяца вперед за квартиру и положить в банк небольшую сумму для оплаты просроченных счетов, кои при возвращении наверняка будут поджидать ее. Оставшиеся деньги она взяла с собой на случай непредвиденных обстоятельств. Больше у нее ничего не было.
Перевесив повыше на плече лямку мольберта, Кэти быстро зашагала к видневшимся неподалеку соснам. Легкий ветерок прижимал к телу тонкую ткань ее платья. У Корди отвалилась бы челюсть от удивления, если б она сейчас меня увидела! — подумала Кэти.
Пару лет назад, перед этой злополучной поездкой в Севилью, Корди нанесла ей один из своих редких визитов. Кэти тогда снимала маленькую, но очень удобную квартирку неподалеку от агентства.
— На-ка вот, можешь оставить это себе, — проговорила Корди, вытаскивая из чемодана легчайший сверток. — Хотя не думаю, что ты когда-нибудь будешь его носить, ты слишком уж чопорная и правильная, и вообще настоящий синий чулок. Так что, если оно будет уж слишком тебя раздражать, снеси его в комиссионку.
— Премного благодарна, — сухо ответила Кэти, держа платье на вытянутых руках.
Мягкая, кремового цвета ткань была почти прозрачной, само платье оказалось свободного покроя, развевающееся, без рукавов, с крохотными пуговичками из жемчуга, шедшими от обманчиво скромного выреза до низу. Было оно очень красивым и наверняка весьма дорогим.
— Для меня оно слишком дамистое, — объяснила Корди. — Не знаю даже, что на меня нашло, зачем я его купила.
Кэти тоже не носила это платье, но и не торопилась избавиться от него. Она всегда предпочитала спокойные, умеренные, строгие наряды, подходящие к ее стилю жизни и ее пониманию себя как бледной тени своей очаровательной сестры. Однако продолжала хранить его, потому что оно было красивым и несколько фривольным, а когда Кампусано велел ей взять с собой в поездку самую легкую одежду, она сразу подумала об этом платье, потому что единственными легкими вещами в ее гардеробе были хлопчатобумажные брюки и несколько таких же блузок.
И теперь ее саму удивляло, что от скольжения мягкой, тонкой материи по коже она чувствовала себя такой женственной, как будто ее тело тает, становясь единым целым с легким душистым ветерком, со жгучей лаской андалузского солнца. Она, конечно же, не считала себя ни слишком чопорной, ни слишком правильной, и уж ни в коем случае — не синим чулком. Но если быть честной, у Корди были основания так говорить.
В свое оправдание Кэти могла только возразить, что стала излишне осторожной потому, что на ее плечи очень рано лег груз ответственности. Десять лет назад она была самой обыкновенной пятнадцатилетней девчонкой, разве что немного более прилежной, чем ее подруги, ведь она уже тогда решила получить профессию, которая позволила бы сделать карьеру в рекламном бизнесе. А затем налетел шторм, изменивший жизнь всей семьи. Ее отец, никогда не отличавшийся общительностью, неожиданно объявил им, что уезжает в Южную Америку. С другой женщиной.
Мать пережила такое глубокое потрясение, что до конца своих дней так и не смогла от него оправиться. Как раньше она во всех делах опиралась на мужа, так теперь оперлась на Кэти, ища у старшей дочери и моральной, и практической поддержки. Когда Корди начала совсем отбиваться от рук, именно Кэти пришлось устанавливать правила поведения и следить за тем, чтобы они соблюдались…
Опустившись на сухую землю под тенью раскидистых сосен, Кэти прогнала воспоминания в самые отдаленные уголки памяти и принялась наблюдать за миниатюрной ящерицей с похожими на драгоценные камни глазками; вот она быстро пробежала по грубой коре дерева и неожиданно исчезла, махнув на прощанье хвостом.
Отдохнув, Кэти поднялась и вышла на опушку рощицы. Перед ней миля за милей расстилались бесконечные поля. Земля в этой части поместья Кампусано не годилась для виноградарства и была отдана под поля пшеницы и оливковые рощи, здесь занимались скотоводством и разводили лошадей.
Если подняться по пологому склону на вершину ближайшего холма, то, по всей видимости, откроется великолепная панорама: темные вечнозеленые сосны, свежая зелень виноградников и далеко-далеко, на вершине соседнего холма, очертания белоснежного дома. Мог бы получиться чудесный пейзаж.
На полпути ноги сами остановились. Кэти задыхалась от жары, голова гудела, и она уже ругала себя за то, что не догадалась захватить с собой воды, ведь если не повстречается Рафаэль или кто-нибудь другой из рабочих с машиной, то назад по такой жаре не дойдешь. Как же быть?
И тут случилось чудо. Кэти, никогда не верившая в чудеса, была поражена: точно услышав ее жалобы, у подножия холма показался всадник. Скорее всего, он объезжал пастбища, проверяя загоны для скота, или что-нибудь в этом роде, и уж наверняка в такую жару у него была с собой вода.
К чему столько эмоций? Тебе вовсе не грозит смерть от жажды, сказала она себе. Но в пересохшем горле скребло, и всего нескольких глотков воды ей хватило бы, чтобы вновь появились силы.
Она перебрала в уме десяток испанских слов, которым научилась у Пакиты и Томаса. Agua! Да, это самое главное, что нужно сказать: вода. Одинокий, покрытый пылью всадник был уже близко, совсем близко, слышен был даже скрип седла. Кэти подняла руку и крикнула:
— Hola!
Всадник ничего не ответил, но с такой легкостью мгновенно повернул лошадь, как будто она была продолжением его тела, и красивое белоснежное животное поскакало вверх по склону холма. На голове у всадника была черная шляпа с прямыми полями, слегка сдвинутая на лоб, чтобы защитить глаза от солнца, грубая черная хлопчатобумажная ткань обтягивала его широкую грудь, а длинные ноги были скрыты защитными кожаными накладками.
В этом испанце столько мужественности, с удивлением подумала Кэти, столько притягательной силы! Вот уж не думала, что кто-то еще может быть таким же… И вдруг все ее тело запылало — она узнала эти точно вырезанные из камня черты, этот чувственный рот…
— Hola! — откликнулся он на ее приветствие, натягивая поводья, и остановил своего крупного жеребца совсем рядом с ней. Его рот исказила усмешка, оттого что Кэти поспешно отступила назад.
А она неожиданно осознала, что, сама того не желая, признала Кампусано самым сексуальным мужчиной на свете. Но Кэти храбро вскинула голову, чтобы глубоко в тени, отбрасываемой прямыми полями его шляпы, разглядеть блеск серых глаз. И страсть, какой она не испытывала никогда в жизни, пронзила ее, как нож, лишив способности мыслить, не говоря уже о даре речи.
— Что, Кэти, заблудились? — на этот раз мягко спросил Хавьер. И когда она покачала головой, добавил: — А может быть, вы искали меня?
— Конечно же, нет! С какой стати? — Она уже взяла себя в руки, хоть и с трудом. Он, может быть, самый привлекательный мужчина из всех, кого я встречала, но и самый опасный, сказала себе она. Если только сможет, он тут же отберет у меня Джонни, не считаясь с моими чувствами.
— Почему ?конечно?? — В его голосе послышалась ирония, но Кэти уже привыкла к этому. А что было написано на его лице, разглядеть не удалось, потому что, слезая с лошади, он отвернулся. Если он думает, что я так вот вырядилась, отправляясь искать его… Кэти прикусила губу, жалея, что вообще взяла с собой это злосчастное платье.
Оказавшись на земле, Хавьер забросил поводья на луку высокого седла и, повернувшись, открыто улыбнулся Кэти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
— Ни в коем случае не могу допустить, чтобы вы потеряли сон из-за такого пустяка, сеньор. Корделия — это мое сценическое имя. Мне казалось, что обычное, старое ?Кэти? выглядит как-то слишком уж просто. Вы удовлетворены?
Ему не остается ничего иного, подумала она, выскальзывая за дверь. Придется придумать какие-нибудь более хитрые вопросы, чем этот, если он хочет поймать меня на лжи — подвыпившую или абсолютно трезвую. Быстро же я становлюсь специалистом по вранью…
Кэти закрыла глаза, стараясь спрятаться от вибрирующего белого сухого жара, и пониже опустила на лицо широкие поля соломенной шляпы, которую одолжила ей Роза.
Она приехала сюда, к самому дальнему краю виноградников, на тракторе с Рафаэлем, старшим сыном Пакиты и Томаса, и уже через минуту стала искать хоть клочок тени.
Позади нее трактор с ревом исчез из виду, оставив в неподвижном воздухе облако белесой пыли. Здешняя земля треугольником раскинулась между Кадисским заливом и городами Херес, Пуэрто-де-Санта-Мария и Санлукар-де-Баррамеда и омывается реками Гвадалквивир и Гуадалете.
Больше нигде в мире не производится таких уникальных вин. Все это она узнала от Розы, которая твердо решила просветить ее.
В последние дни Кэти успокоилась и расслабилась. Она объясняла это проявлением дружеских чувств со стороны Розы и отсутствием Кампусано.
Не то чтобы он уехал из поместья, нет. Но ужинал каждый вечер где-то вне дома. Со своей матерью, объяснила Роза. Но с цинизмом, появившимся в ней неизвестно откуда, Кэти мысленно возразила: та дама, с которой он регулярно ужинает, должна быть намного моложе донны Луисы и отношения между ними, уж конечно, никак не походят на отношения матери и сына! И злость, которую она испытывала всякий раз, когда слышала, как он возвращается под утро, возникала, конечно же, только из-за того, что он силком увез ее из Англии, а сам напрочь забыл не только о ее существовании, но и о цели ее визита — представить ребенка бабушке.
О существовании самого Джонни он, конечно же, прекрасно помнил. Каждый вечер он выбирал время, обычно перед тем, как уехать на ужин или уединиться у себя в кабинете, чтобы поиграть с малышом. И его улыбка, его смех, светившаяся в глазах любовь были самыми неподдельными. Столь же искренними были равнодушие и неприязнь, когда он смотрел на Кэти. И что-то еще, как будто он искал ответа на вопрос, который начинал раздражать его.
Кэти постаралась отогнать от себя воспоминания об этом загадочном вопросе, который она с удивлением встретила в его спокойных серых глазах не далее как сегодня утром, и осторожно перешагнула через ограду загона. Весенние цветы, красочными пятнами разбросанные в невысокой еще изумрудной траве, радовали ее глаз художника, алая экстравагантность маков и золото ракитника согревали сердце. Было просто невозможно оставаться раздраженной и мрачной в этом чудесном, щедром уголке Андалузии. Она уже почти полюбила этот край и чувствовала себя здесь как дома. Каждый день, пока ребенок спал, она просила Розу присмотреть за ним и отправлялась на поиски пейзажей, которые потом, когда они с Джонни вернутся домой, можно будет перенести на холст или картон.
Она не могла позволить себе остаться совсем без работы и целиком заняться воспитанием ребенка, поскольку накоплений у нее не было. И потому с ранней весны, положив Джонни в коляску, отправлялась на поиски малоизвестных уголков Лондона, делая быстрые наброски, снимая несколько кадров на фотопленку и подробно описывая цветовую гамму.
Работать по такой методе оказалось совсем не так трудно, как представлялось сначала, и то, что делала в Лондоне, она прекрасно могла делать и здесь. Ей это было просто необходимо, ведь чек за картину, на которую она наносила последние мазки, когда в ее жизнь, точно бомба, ворвался Хавьер Кампусано, дал ей возможность заплатить за два месяца вперед за квартиру и положить в банк небольшую сумму для оплаты просроченных счетов, кои при возвращении наверняка будут поджидать ее. Оставшиеся деньги она взяла с собой на случай непредвиденных обстоятельств. Больше у нее ничего не было.
Перевесив повыше на плече лямку мольберта, Кэти быстро зашагала к видневшимся неподалеку соснам. Легкий ветерок прижимал к телу тонкую ткань ее платья. У Корди отвалилась бы челюсть от удивления, если б она сейчас меня увидела! — подумала Кэти.
Пару лет назад, перед этой злополучной поездкой в Севилью, Корди нанесла ей один из своих редких визитов. Кэти тогда снимала маленькую, но очень удобную квартирку неподалеку от агентства.
— На-ка вот, можешь оставить это себе, — проговорила Корди, вытаскивая из чемодана легчайший сверток. — Хотя не думаю, что ты когда-нибудь будешь его носить, ты слишком уж чопорная и правильная, и вообще настоящий синий чулок. Так что, если оно будет уж слишком тебя раздражать, снеси его в комиссионку.
— Премного благодарна, — сухо ответила Кэти, держа платье на вытянутых руках.
Мягкая, кремового цвета ткань была почти прозрачной, само платье оказалось свободного покроя, развевающееся, без рукавов, с крохотными пуговичками из жемчуга, шедшими от обманчиво скромного выреза до низу. Было оно очень красивым и наверняка весьма дорогим.
— Для меня оно слишком дамистое, — объяснила Корди. — Не знаю даже, что на меня нашло, зачем я его купила.
Кэти тоже не носила это платье, но и не торопилась избавиться от него. Она всегда предпочитала спокойные, умеренные, строгие наряды, подходящие к ее стилю жизни и ее пониманию себя как бледной тени своей очаровательной сестры. Однако продолжала хранить его, потому что оно было красивым и несколько фривольным, а когда Кампусано велел ей взять с собой в поездку самую легкую одежду, она сразу подумала об этом платье, потому что единственными легкими вещами в ее гардеробе были хлопчатобумажные брюки и несколько таких же блузок.
И теперь ее саму удивляло, что от скольжения мягкой, тонкой материи по коже она чувствовала себя такой женственной, как будто ее тело тает, становясь единым целым с легким душистым ветерком, со жгучей лаской андалузского солнца. Она, конечно же, не считала себя ни слишком чопорной, ни слишком правильной, и уж ни в коем случае — не синим чулком. Но если быть честной, у Корди были основания так говорить.
В свое оправдание Кэти могла только возразить, что стала излишне осторожной потому, что на ее плечи очень рано лег груз ответственности. Десять лет назад она была самой обыкновенной пятнадцатилетней девчонкой, разве что немного более прилежной, чем ее подруги, ведь она уже тогда решила получить профессию, которая позволила бы сделать карьеру в рекламном бизнесе. А затем налетел шторм, изменивший жизнь всей семьи. Ее отец, никогда не отличавшийся общительностью, неожиданно объявил им, что уезжает в Южную Америку. С другой женщиной.
Мать пережила такое глубокое потрясение, что до конца своих дней так и не смогла от него оправиться. Как раньше она во всех делах опиралась на мужа, так теперь оперлась на Кэти, ища у старшей дочери и моральной, и практической поддержки. Когда Корди начала совсем отбиваться от рук, именно Кэти пришлось устанавливать правила поведения и следить за тем, чтобы они соблюдались…
Опустившись на сухую землю под тенью раскидистых сосен, Кэти прогнала воспоминания в самые отдаленные уголки памяти и принялась наблюдать за миниатюрной ящерицей с похожими на драгоценные камни глазками; вот она быстро пробежала по грубой коре дерева и неожиданно исчезла, махнув на прощанье хвостом.
Отдохнув, Кэти поднялась и вышла на опушку рощицы. Перед ней миля за милей расстилались бесконечные поля. Земля в этой части поместья Кампусано не годилась для виноградарства и была отдана под поля пшеницы и оливковые рощи, здесь занимались скотоводством и разводили лошадей.
Если подняться по пологому склону на вершину ближайшего холма, то, по всей видимости, откроется великолепная панорама: темные вечнозеленые сосны, свежая зелень виноградников и далеко-далеко, на вершине соседнего холма, очертания белоснежного дома. Мог бы получиться чудесный пейзаж.
На полпути ноги сами остановились. Кэти задыхалась от жары, голова гудела, и она уже ругала себя за то, что не догадалась захватить с собой воды, ведь если не повстречается Рафаэль или кто-нибудь другой из рабочих с машиной, то назад по такой жаре не дойдешь. Как же быть?
И тут случилось чудо. Кэти, никогда не верившая в чудеса, была поражена: точно услышав ее жалобы, у подножия холма показался всадник. Скорее всего, он объезжал пастбища, проверяя загоны для скота, или что-нибудь в этом роде, и уж наверняка в такую жару у него была с собой вода.
К чему столько эмоций? Тебе вовсе не грозит смерть от жажды, сказала она себе. Но в пересохшем горле скребло, и всего нескольких глотков воды ей хватило бы, чтобы вновь появились силы.
Она перебрала в уме десяток испанских слов, которым научилась у Пакиты и Томаса. Agua! Да, это самое главное, что нужно сказать: вода. Одинокий, покрытый пылью всадник был уже близко, совсем близко, слышен был даже скрип седла. Кэти подняла руку и крикнула:
— Hola!
Всадник ничего не ответил, но с такой легкостью мгновенно повернул лошадь, как будто она была продолжением его тела, и красивое белоснежное животное поскакало вверх по склону холма. На голове у всадника была черная шляпа с прямыми полями, слегка сдвинутая на лоб, чтобы защитить глаза от солнца, грубая черная хлопчатобумажная ткань обтягивала его широкую грудь, а длинные ноги были скрыты защитными кожаными накладками.
В этом испанце столько мужественности, с удивлением подумала Кэти, столько притягательной силы! Вот уж не думала, что кто-то еще может быть таким же… И вдруг все ее тело запылало — она узнала эти точно вырезанные из камня черты, этот чувственный рот…
— Hola! — откликнулся он на ее приветствие, натягивая поводья, и остановил своего крупного жеребца совсем рядом с ней. Его рот исказила усмешка, оттого что Кэти поспешно отступила назад.
А она неожиданно осознала, что, сама того не желая, признала Кампусано самым сексуальным мужчиной на свете. Но Кэти храбро вскинула голову, чтобы глубоко в тени, отбрасываемой прямыми полями его шляпы, разглядеть блеск серых глаз. И страсть, какой она не испытывала никогда в жизни, пронзила ее, как нож, лишив способности мыслить, не говоря уже о даре речи.
— Что, Кэти, заблудились? — на этот раз мягко спросил Хавьер. И когда она покачала головой, добавил: — А может быть, вы искали меня?
— Конечно же, нет! С какой стати? — Она уже взяла себя в руки, хоть и с трудом. Он, может быть, самый привлекательный мужчина из всех, кого я встречала, но и самый опасный, сказала себе она. Если только сможет, он тут же отберет у меня Джонни, не считаясь с моими чувствами.
— Почему ?конечно?? — В его голосе послышалась ирония, но Кэти уже привыкла к этому. А что было написано на его лице, разглядеть не удалось, потому что, слезая с лошади, он отвернулся. Если он думает, что я так вот вырядилась, отправляясь искать его… Кэти прикусила губу, жалея, что вообще взяла с собой это злосчастное платье.
Оказавшись на земле, Хавьер забросил поводья на луку высокого седла и, повернувшись, открыто улыбнулся Кэти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25