Она гордо вздернула подбородок и бросила в лицо Хавьеру:
— Уж не хотите ли вы сказать, что отец Джонни решил предъявить какие-то права на своего сына?
Щеки ее запылали еще жарче, голос сорвался на визг, но ее это мало волновало. Ей надо было раз и навсегда дать ясно понять, что никакие претензии этого отца удовлетворены не будут. И тем более не сейчас, на самой щекотливой стадии процедуры усыновления. Но в этом она, конечно, признаться не могла и поэтому продолжила атаку:
— Пять месяцев он игнорировал существование Джонни, не говоря уже о периоде вынашивания, и поэтому его запоздалое внимание никого не интересует. А кстати, почему он не приехал сам? — Глаза Кэти метали молнии. — Побоялся, что ли? И послал вас выполнять за него грязную работенку?
Какой-то бесконечно долгий момент казалось, что его тело, его лицо вырублены из куска льда. Потом он сказал, едва шевеля губами:
— Francisco esta muerto.
Перевод был не нужен. Она побледнела, слово ?мертв? глухим звоном отдалось в голове. Груз печали заставил испанца невольно перейти на родной язык, и Кэти стало стыдно за свою бестактность. Лишь через минуту, когда ей удалось наконец справиться с собой, она тихо сказала:
— Мне очень жаль. Я не знала.
— Откуда вам было знать?
На секунду фиалковые глаза встретились с дымчато-серыми в мгновенной симпатии и понимании, и Кэти почувствовала, что она связана с ним чем-то гораздо более сильным, нежели простое сострадание… Насколько она заблуждалась, воображая что-либо подобное, стало ясно, когда он с равнодушной учтивостью, которая так легко ему давалась, сказал:
— У вас, как у матери Хуана, несомненно, есть свои претензии. Но это ни в коей мере не умаляет моих. Так как Франсиско не может законным образом признать своего сына, эту обязанность от имени семьи Кампусано возьму на себя я. Хуан нашего рода, нашей крови. И кроме того… — его глаза сузились, в них мелькнула усмешка, — он мой наследник. А теперь… я вижу, он начинает сердиться. — Тон испанца смягчился, и он протянул сильные смуглые руки. — Готовьте еду, а я подержу его. И не волнуйтесь… — Хавьер с непроницаемым видом встретил ее тревожный взгляд. — Я его не украду. Оставьте дверь открытой, чтобы я все время был в поле вашего зрения, если не доверяете.
Это был вызов, на который она не знала, как реагировать. Но разве можно доверять ему, если не известно, чего он хочет? Чтобы Джонни стал членом семьи Кампусано. Хавьер дал это понять достаточно ясно. А что это конкретно означает?
Пока она грела воду и готовила молочную смесь, у нее тряслись руки, а губы были плотно сжаты. Кэти благодарила свою инстинктивную осторожность, удержавшую ее от того, чтобы сказать всю правду.
Если он узнает, что родная мать бросила его наследника… Кэти скрипнула зубами, трудно было даже думать об этом.
?Забирай его, если так уж о нем печешься. Усынови или что-нибудь в этом роде с моего полного благословения?, — заявила Корди, как только стало ясно, что Франсиско Кампусано не имеет ни малейшего желания признавать своего сына. Корди рассматривала малыша как некоего рода залог, как ключ, который откроет ей дверь к престижному замужеству, но когда поняла, что ничего этого не будет, то больше знать не желала о сыне.
А семья Кампусано считает меня матерью этого ребенка. Значит, надо сделать так, чтобы они продолжали верить в это до тех пор, пока не закончится процедура усыновления…
Когда она появилась в гостиной с бутылочкой в руках, ее глаза недоверчиво расширились: Хавьер Кампусано бросил свой дорогой, прекрасно сшитый пиджак на спинку кресла, а сам качал на обтянутом безупречными брюками колене весело гукающего ребенка, и его тонкое выразительное лицо озарялось улыбкой, от которой сердце Кэти забилось сильнее.
Теперь, когда он расслабился, он выглядит неотразимо привлекательным, взволнованно призналась она себе. Такого она не испытывала уже многие годы, со времен Дональда…
Но тут испанец, почувствовав ее присутствие, поднялся на ноги, осторожно прижимая малыша к плечу, и улыбка сошла с его лица, как будто ее там и не было.
— Предварительные разговоры закончены, сеньорита. Теперь я намерен выложить все карты на стол.
Да неужели? Кэти с трудом удержалась, чтобы не выгнать его вон, и без лишних разговоров забрала у него ребенка. Устроившись в кресле, где обычно кормила Джонни, она велела себе выслушать все, что он собирается сказать. Пока он пребывает в уверенности, что она и есть мать ребенка, не было необходимости соглашаться на какие либо условия.
Надев пиджак и усевшись в кресло напротив газового камина, Хавьер Кампусано начал весьма официальным тоном:
— Увидев вас и Хуана, я не могу ставить под сомнение вопрос о том, что он сын Франсиско. Когда-нибудь я покажу вам фотографии моего брата, где он снят приблизительно в том же возрасте. Совершенно одно лицо, точно они близнецы…
Испанец замолчал, и Кэти подумала раздраженно: он что, ждет от меня каких-нибудь комментариев на эту тему? Ей не хотелось даже смотреть в его сторону, и она предпочла любоваться сосущим бутылочку ребенком. А Кампусано ровным голосом продолжил:
— Я намереваюсь сделать все, чтобы сын Франсиско вырос настоящим испанцем. В один прекрасный день он унаследует все наше состояние, станет главой семьи и главой фирмы. Вы представляете, что это значит?
В его голосе послышались стальные нотки, и Кэти поняла, что больше не удастся прятаться за маской равнодушия. Она неохотно подняла глаза и, встретив холодный, напряженный взгляд, постаралась придать своему голосу побольше недоверия:
— А у вас что же, нет собственных сыновей, которые могли бы вам наследовать? — Увидев, как его губы на несколько мгновений сложились в горькую складку, она почувствовала, как ни странно, удовлетворение: каким-то образом удалось выбить его из колеи. С первой же секунды, как он появился, она была напугана, раздражена и очень-очень уязвима, так что отплатить ему той же монетой было весьма приятно!
Но радость ее длилась недолго, ибо, как только она отняла бутылочку с соской ото рта ребенка и прижала его обмякшее тельце к своему плечу, она заметила, что глаза Кампусано неотрывно следят за каждым ее движением.
— Моя жена умерла, — сказал он. — Детей у нас не было. Находить ей замену у меня нет ни малейшего желания. Должен добавить — к большому неудовольствию моей матушки. Я надеялся… — он развел руками. — что Франсиско женится и обеспечит нас наследниками. Но он тоже умер.
Хотя успел оставить наследника, добавила про себя Кэти. Пытаясь скрыть волнение, она поднялась и осторожно уложила ребенка в колыбель, плотно подоткнула под него одеяло и в награду получила слабую полусонную улыбку и легкое движение густых черных ресниц.
Ее любящее сердце забилось в тревоге. Хавьер Кампусано отберет у меня сына, едва только появится такая возможность! Это намерение и откровенные угрозы чувствуются во всем, что он говорит.
Кэти резко обернулась. Как она и ожидала, Хавьер стоял у нее за спиной, задумчиво глядя на малыша. Ей хотелось закричать, хотелось, чтобы он ушел и никогда больше не появлялся. Чтобы скрыть эту свою реакцию и ослабить висевшее в воздухе напряжение, она быстро сказала:
— Мне было искренне жаль услышать о смерти Франсиско, но он проявлял не очень-то много интереса к существованию своего сына, в противном случае он наверняка связался бы с моей… — она вовремя спохватилась и поправилась, — ответил бы на одно из моих писем.
Ее лицо пылало. Она не привыкла лгать. Характер у нее был прямой и открытый, но сейчас она боролась за Джонни, за право отдать ему всю ту любовь, которую настоящая мать не испытывала к нему. И совсем некстати была та невольная симпатия, которую вызвали в ней обезоруживающе простые слова Хавьера:
— Примерно через неделю после вашего… приключения — назовем его так — Франсиско попал в автомобильную катастрофу. Он был в коме несколько месяцев, а когда пришел в сознание, оказалось, что он парализован. Скорая смерть стала для него некоей формой освобождения. Когда пришли ваши письма, домоправительница положила их вместе с другой корреспонденцией на имя брата, и только пару дней назад я случайно наткнулся на них, когда начал приводить в порядок его вещи. Что толку винить Марию? Она, как и все мы, была не в себе от случившегося… Франсиско не мог вскрыть, собственную почту, не говоря уже о том, чтобы прочитать ее. Но я, однако, уверен, что он не задумываясь признал бы собственного сына. — Хавьер выпрямился во весь свой немалый рост, фамильная гордость придавала его чертам значительность и суровость.
У Кэти перехватило горло. Сама того не желая, она вынуждена была признать, что от его смуглого лица исходит необыкновенно притягательная сила. Но она подавила в себе это ненужное восхищение, когда он едко добавил:
— Если бы вы узнали его получше, вы бы тоже в этом не сомневались. Трудно сказать, как далеко зашла эмоциональная сторона ваших кратких отношений, но по вашей реакции на известие о его смерти могу судить, что она была прискорбно поверхностной. С вашей, во всяком случае, стороны.
— О… я… — Кэти путалась в словах. Ее загнали в угол, и теперь она напрягала память, пытаясь вспомнить, что рассказывала ей Корди. ?У нас было два восхитительных дня и две ночи. Мы занимались любовью и очень мало спали. Из того, что он сам рассказал, и того, что мне удалось из него выудить, я узнала, что он происходит из сказочно богатой семьи. Есть еще старший брат, директор всего фамильного шоу. Это личность довольно загадочная, насколько я поняла, но, думаю, мы сможем вывести его из игры. Ты же знаешь, как у испанцев со всеми этими делами вроде гордости и чести. Так что я на коне! Он очень расстроился, когда я уезжала из Севильи, и я пообещала пригласить его в Лондон, чтобы вместе поразвлечься здесь. Но ты помнишь, как я была занята все это время! Ну да ладно, я уверена, что он будет в восторге, когда узнает эту новость…?
Понимая, что Хавьер ждет ответа, Кэти отчаянно пыталась выудить что-нибудь путное из того, что знала о приключении своей сестры, и наконец нерешительно пробормотала:
— Мы были знакомы всего пару дней. Обстоятельства вынуждали ее идти против своих правил — лгать напропалую. Но другого выхода она не видела.
— Однако этого оказалось достаточно, чтобы успеть зачать ребенка, — заметил Хавьер таким тоном, что она вся сжалась. Не спуская с нее глаз, он медленным движением достал два листка бумаги и развернул перед ее глазами. — Как следует из этих писем, еще пять месяцев назад вы очень хотели, чтобы Франсиско узнал о существовании ребенка. Вы написали их добровольно, без принуждения?
Что она могла ответить? Если отрицать, это вызовет новые вопросы. Она молча кивнула, сама ненавидя ту паутину лжи, в которой с каждой секундой запутывалась все сильнее. Следующее замечание смутило ее еще больше:
— Ваше имя написано слишком уж неразборчиво. Вы мать моего племянника, согласитесь, что я вправе знать, как вас зовут. Но, сколько ни пытался, я не смог расшифровать эту подпись.
Действительно, оба письма были написаны в присущем Корди показном, пышном стиле и с изобилием завитушек. А подпись являла собой венец художественности: огромное ?К? соединялось с ?и? набором абсолютно нечитаемых букв. Кэти откашлялась и стоически солгала:
— Кэти. Уменьшительное от Кэтрин.
— Итак, Кэти… — Голос Хавьера стал резче, и сердце ее забилось неровно. Он подошел к ней почти вплотную, подавляя излучаемой им энергией. — …почему вы вдруг отказались от всех своих былых претензий?
— Потому что я поняла, что мы с Джонни прекрасно можем прожить сами. Нам не нужна ничья помощь, мы не выдвигаем никаких претензий, абсолютно никаких. — Теперь она говорила твердо, просто потому, что стояла на твердой почве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
— Уж не хотите ли вы сказать, что отец Джонни решил предъявить какие-то права на своего сына?
Щеки ее запылали еще жарче, голос сорвался на визг, но ее это мало волновало. Ей надо было раз и навсегда дать ясно понять, что никакие претензии этого отца удовлетворены не будут. И тем более не сейчас, на самой щекотливой стадии процедуры усыновления. Но в этом она, конечно, признаться не могла и поэтому продолжила атаку:
— Пять месяцев он игнорировал существование Джонни, не говоря уже о периоде вынашивания, и поэтому его запоздалое внимание никого не интересует. А кстати, почему он не приехал сам? — Глаза Кэти метали молнии. — Побоялся, что ли? И послал вас выполнять за него грязную работенку?
Какой-то бесконечно долгий момент казалось, что его тело, его лицо вырублены из куска льда. Потом он сказал, едва шевеля губами:
— Francisco esta muerto.
Перевод был не нужен. Она побледнела, слово ?мертв? глухим звоном отдалось в голове. Груз печали заставил испанца невольно перейти на родной язык, и Кэти стало стыдно за свою бестактность. Лишь через минуту, когда ей удалось наконец справиться с собой, она тихо сказала:
— Мне очень жаль. Я не знала.
— Откуда вам было знать?
На секунду фиалковые глаза встретились с дымчато-серыми в мгновенной симпатии и понимании, и Кэти почувствовала, что она связана с ним чем-то гораздо более сильным, нежели простое сострадание… Насколько она заблуждалась, воображая что-либо подобное, стало ясно, когда он с равнодушной учтивостью, которая так легко ему давалась, сказал:
— У вас, как у матери Хуана, несомненно, есть свои претензии. Но это ни в коей мере не умаляет моих. Так как Франсиско не может законным образом признать своего сына, эту обязанность от имени семьи Кампусано возьму на себя я. Хуан нашего рода, нашей крови. И кроме того… — его глаза сузились, в них мелькнула усмешка, — он мой наследник. А теперь… я вижу, он начинает сердиться. — Тон испанца смягчился, и он протянул сильные смуглые руки. — Готовьте еду, а я подержу его. И не волнуйтесь… — Хавьер с непроницаемым видом встретил ее тревожный взгляд. — Я его не украду. Оставьте дверь открытой, чтобы я все время был в поле вашего зрения, если не доверяете.
Это был вызов, на который она не знала, как реагировать. Но разве можно доверять ему, если не известно, чего он хочет? Чтобы Джонни стал членом семьи Кампусано. Хавьер дал это понять достаточно ясно. А что это конкретно означает?
Пока она грела воду и готовила молочную смесь, у нее тряслись руки, а губы были плотно сжаты. Кэти благодарила свою инстинктивную осторожность, удержавшую ее от того, чтобы сказать всю правду.
Если он узнает, что родная мать бросила его наследника… Кэти скрипнула зубами, трудно было даже думать об этом.
?Забирай его, если так уж о нем печешься. Усынови или что-нибудь в этом роде с моего полного благословения?, — заявила Корди, как только стало ясно, что Франсиско Кампусано не имеет ни малейшего желания признавать своего сына. Корди рассматривала малыша как некоего рода залог, как ключ, который откроет ей дверь к престижному замужеству, но когда поняла, что ничего этого не будет, то больше знать не желала о сыне.
А семья Кампусано считает меня матерью этого ребенка. Значит, надо сделать так, чтобы они продолжали верить в это до тех пор, пока не закончится процедура усыновления…
Когда она появилась в гостиной с бутылочкой в руках, ее глаза недоверчиво расширились: Хавьер Кампусано бросил свой дорогой, прекрасно сшитый пиджак на спинку кресла, а сам качал на обтянутом безупречными брюками колене весело гукающего ребенка, и его тонкое выразительное лицо озарялось улыбкой, от которой сердце Кэти забилось сильнее.
Теперь, когда он расслабился, он выглядит неотразимо привлекательным, взволнованно призналась она себе. Такого она не испытывала уже многие годы, со времен Дональда…
Но тут испанец, почувствовав ее присутствие, поднялся на ноги, осторожно прижимая малыша к плечу, и улыбка сошла с его лица, как будто ее там и не было.
— Предварительные разговоры закончены, сеньорита. Теперь я намерен выложить все карты на стол.
Да неужели? Кэти с трудом удержалась, чтобы не выгнать его вон, и без лишних разговоров забрала у него ребенка. Устроившись в кресле, где обычно кормила Джонни, она велела себе выслушать все, что он собирается сказать. Пока он пребывает в уверенности, что она и есть мать ребенка, не было необходимости соглашаться на какие либо условия.
Надев пиджак и усевшись в кресло напротив газового камина, Хавьер Кампусано начал весьма официальным тоном:
— Увидев вас и Хуана, я не могу ставить под сомнение вопрос о том, что он сын Франсиско. Когда-нибудь я покажу вам фотографии моего брата, где он снят приблизительно в том же возрасте. Совершенно одно лицо, точно они близнецы…
Испанец замолчал, и Кэти подумала раздраженно: он что, ждет от меня каких-нибудь комментариев на эту тему? Ей не хотелось даже смотреть в его сторону, и она предпочла любоваться сосущим бутылочку ребенком. А Кампусано ровным голосом продолжил:
— Я намереваюсь сделать все, чтобы сын Франсиско вырос настоящим испанцем. В один прекрасный день он унаследует все наше состояние, станет главой семьи и главой фирмы. Вы представляете, что это значит?
В его голосе послышались стальные нотки, и Кэти поняла, что больше не удастся прятаться за маской равнодушия. Она неохотно подняла глаза и, встретив холодный, напряженный взгляд, постаралась придать своему голосу побольше недоверия:
— А у вас что же, нет собственных сыновей, которые могли бы вам наследовать? — Увидев, как его губы на несколько мгновений сложились в горькую складку, она почувствовала, как ни странно, удовлетворение: каким-то образом удалось выбить его из колеи. С первой же секунды, как он появился, она была напугана, раздражена и очень-очень уязвима, так что отплатить ему той же монетой было весьма приятно!
Но радость ее длилась недолго, ибо, как только она отняла бутылочку с соской ото рта ребенка и прижала его обмякшее тельце к своему плечу, она заметила, что глаза Кампусано неотрывно следят за каждым ее движением.
— Моя жена умерла, — сказал он. — Детей у нас не было. Находить ей замену у меня нет ни малейшего желания. Должен добавить — к большому неудовольствию моей матушки. Я надеялся… — он развел руками. — что Франсиско женится и обеспечит нас наследниками. Но он тоже умер.
Хотя успел оставить наследника, добавила про себя Кэти. Пытаясь скрыть волнение, она поднялась и осторожно уложила ребенка в колыбель, плотно подоткнула под него одеяло и в награду получила слабую полусонную улыбку и легкое движение густых черных ресниц.
Ее любящее сердце забилось в тревоге. Хавьер Кампусано отберет у меня сына, едва только появится такая возможность! Это намерение и откровенные угрозы чувствуются во всем, что он говорит.
Кэти резко обернулась. Как она и ожидала, Хавьер стоял у нее за спиной, задумчиво глядя на малыша. Ей хотелось закричать, хотелось, чтобы он ушел и никогда больше не появлялся. Чтобы скрыть эту свою реакцию и ослабить висевшее в воздухе напряжение, она быстро сказала:
— Мне было искренне жаль услышать о смерти Франсиско, но он проявлял не очень-то много интереса к существованию своего сына, в противном случае он наверняка связался бы с моей… — она вовремя спохватилась и поправилась, — ответил бы на одно из моих писем.
Ее лицо пылало. Она не привыкла лгать. Характер у нее был прямой и открытый, но сейчас она боролась за Джонни, за право отдать ему всю ту любовь, которую настоящая мать не испытывала к нему. И совсем некстати была та невольная симпатия, которую вызвали в ней обезоруживающе простые слова Хавьера:
— Примерно через неделю после вашего… приключения — назовем его так — Франсиско попал в автомобильную катастрофу. Он был в коме несколько месяцев, а когда пришел в сознание, оказалось, что он парализован. Скорая смерть стала для него некоей формой освобождения. Когда пришли ваши письма, домоправительница положила их вместе с другой корреспонденцией на имя брата, и только пару дней назад я случайно наткнулся на них, когда начал приводить в порядок его вещи. Что толку винить Марию? Она, как и все мы, была не в себе от случившегося… Франсиско не мог вскрыть, собственную почту, не говоря уже о том, чтобы прочитать ее. Но я, однако, уверен, что он не задумываясь признал бы собственного сына. — Хавьер выпрямился во весь свой немалый рост, фамильная гордость придавала его чертам значительность и суровость.
У Кэти перехватило горло. Сама того не желая, она вынуждена была признать, что от его смуглого лица исходит необыкновенно притягательная сила. Но она подавила в себе это ненужное восхищение, когда он едко добавил:
— Если бы вы узнали его получше, вы бы тоже в этом не сомневались. Трудно сказать, как далеко зашла эмоциональная сторона ваших кратких отношений, но по вашей реакции на известие о его смерти могу судить, что она была прискорбно поверхностной. С вашей, во всяком случае, стороны.
— О… я… — Кэти путалась в словах. Ее загнали в угол, и теперь она напрягала память, пытаясь вспомнить, что рассказывала ей Корди. ?У нас было два восхитительных дня и две ночи. Мы занимались любовью и очень мало спали. Из того, что он сам рассказал, и того, что мне удалось из него выудить, я узнала, что он происходит из сказочно богатой семьи. Есть еще старший брат, директор всего фамильного шоу. Это личность довольно загадочная, насколько я поняла, но, думаю, мы сможем вывести его из игры. Ты же знаешь, как у испанцев со всеми этими делами вроде гордости и чести. Так что я на коне! Он очень расстроился, когда я уезжала из Севильи, и я пообещала пригласить его в Лондон, чтобы вместе поразвлечься здесь. Но ты помнишь, как я была занята все это время! Ну да ладно, я уверена, что он будет в восторге, когда узнает эту новость…?
Понимая, что Хавьер ждет ответа, Кэти отчаянно пыталась выудить что-нибудь путное из того, что знала о приключении своей сестры, и наконец нерешительно пробормотала:
— Мы были знакомы всего пару дней. Обстоятельства вынуждали ее идти против своих правил — лгать напропалую. Но другого выхода она не видела.
— Однако этого оказалось достаточно, чтобы успеть зачать ребенка, — заметил Хавьер таким тоном, что она вся сжалась. Не спуская с нее глаз, он медленным движением достал два листка бумаги и развернул перед ее глазами. — Как следует из этих писем, еще пять месяцев назад вы очень хотели, чтобы Франсиско узнал о существовании ребенка. Вы написали их добровольно, без принуждения?
Что она могла ответить? Если отрицать, это вызовет новые вопросы. Она молча кивнула, сама ненавидя ту паутину лжи, в которой с каждой секундой запутывалась все сильнее. Следующее замечание смутило ее еще больше:
— Ваше имя написано слишком уж неразборчиво. Вы мать моего племянника, согласитесь, что я вправе знать, как вас зовут. Но, сколько ни пытался, я не смог расшифровать эту подпись.
Действительно, оба письма были написаны в присущем Корди показном, пышном стиле и с изобилием завитушек. А подпись являла собой венец художественности: огромное ?К? соединялось с ?и? набором абсолютно нечитаемых букв. Кэти откашлялась и стоически солгала:
— Кэти. Уменьшительное от Кэтрин.
— Итак, Кэти… — Голос Хавьера стал резче, и сердце ее забилось неровно. Он подошел к ней почти вплотную, подавляя излучаемой им энергией. — …почему вы вдруг отказались от всех своих былых претензий?
— Потому что я поняла, что мы с Джонни прекрасно можем прожить сами. Нам не нужна ничья помощь, мы не выдвигаем никаких претензий, абсолютно никаких. — Теперь она говорила твердо, просто потому, что стояла на твердой почве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25