крошечные фигурки людей, животных, охраняющие город громадины гор. Она не имела ни малейшего представления, что он будет делать, куда направится. Аведь он знал, как ей тяжело быть в полном неведении.
Снова закурила. В горле першило меньше, в спертом воздухе такси показалось теплее и уютнее. В запотевших окнах горы как бы отодвинулись. В ветровом стекле пустынная дорога.
Без двадцати десять... две мили туда, две мили обратно, водитель что-то не торопится, разве что торгуется о цене бензина или решил перекусить. Опять в душу холодом пополз страх, от сигареты снова противно во рту. Однако она продолжала затягиваться. Лучше так, чем открывать окно, чтобы выбросить сигарету.
Опустив глаза, поглядела на колени, обежала глазами мусор на полу, следы обитания в машине водителя. За задним сиденьем переносной обогреватель, одежда, томик Корана, на переднем щитке прикрепленная большой резиновой присоской вазочка с цветами.
Ну давай, давай, давай же...
* * *
Промелькнув над невысоким сосняком, вертолет удалился к северу, в сторону линии прекращения огня. Не военный, но это не имело никакого значения. Внизу беспорядочно разбросанные домишки и хижины деревни Купвара. Дорога, которая от Сопура шла прямо на север, в деревне поворачивала под утлом на запад и длинной коричневой змеей извивалась в сторону Тит-хвала и границы с Азад Кашмиром, туда, где пограничники и пакистанская армия.
Но это должно быть здесь. Должно... разве не так? Безупречная логика его расчетов оказывалась такой же хрупкой, как хижины и палатки беженцев на окраине Купвары. Возможно, индусы с другой стороны линии прекращения огня. Мусульмане с юга, которых пакистанцы не пускали в свой свободный Кашмир? Пакистанцы, преследуемые бог знает за что в своей собственной стране? Какое это имеет значение? Треплющиеся на ветру палатки, как и всюду, символизировали бедственное положение людей и неведение или безразличие мира. За снегопадом не видно вершин хребта Панджи. Нанта-Парбат ближе – по прямой не более пятидесяти миль. Ее неприступная громадина действовала на нервы.
Но он не должен ошибиться... путь из страны здесь, тот самый, по которому переправляют героин из поместий Шармаров в окрестностях Сопура. Эта малонаселенная часть Кашмира, пусть здесь опасно и беспокойно, предпочтительнее любого другого маршрута где-нибудь южнее или юго-западнее. Она имеет выход через Пакистан, а у Пакистана опыт, наезженный путь. Что касается наркобизнеса – опыт национальных масштабов, а не скоропалительная операция новичков. И этот меньше всего бросающийся в глаза путь из Кашмира – Титхвал и Муззафарабад, – а дальше Пинди и любой на выбор перевалочный центр в Пакистане. Хайд поглядел в задок «лендровера». Дханжал должен знать. Должно быть, приходилось переходить линию прекращения огня...
...сможет перейти и на этот раз.
Между молотом и наковальней. Но молот уже занесен и вот-вот опустится, а наковальня, может быть, еще не готова. Переход границы даст им время, связанные с ним переговоры и соглашения, возможность тянуть резину, пока, надо надеяться, дело не зайдет слишком далеко. Единственный способ хотя бы приблизиться к линии прекращения огня, не говоря уже о переходе границы без документов, это не выпускать из рук Дханжала.
Разумеется, капитан Дханжал – можете переходить линию прекращения огня вместе с этими двумя англичанами, описания которых у нас имеются и одного из которых, очевидно, допрашивали...
Безумие. Но еще большее безумие сидеть сложа руки, давая им возможность снова и снова забрасывать сети, учинить охоту по всему Кашмиру, собрать силы, действовать расторопнее и с полным знанием дела. Пограничники и их пакистанские коллеги через Дханжала или кого-нибудь вроде него, должно быть, находятся на содержании у Шармаров. Должно сработать... разве нет?
Альтернатива там, внизу: изодранные палатки, бредущие между ними к холодному потоку женщины в полощущихся на ветру одеждах, валяющиеся на земле или в палатках безразличные ко всему мужчины, не помнящие ничего, кроме голода, дети. Собак не видно. Должно быть, уже съели. Ни он, ни Касс не смогут вынести такого состояния, как бы быстро Роз ни добралась обратно, ни расшевелила бы Шелли и ни добилась решения их судьбы. Неделю... две? Пока Шармары не признают, что их положили на лопатки и надо идти на обмен.
Две недели? За это время не найдут.
Если они будут в Кашмире.
Уже одиннадцатый час. После Сопура это второй вертолет – или тот же самый по второму заходу. На короткое время он садился на окраине Хандвара, но Хайд объехал деревню по заброшенной дороге, и доклада о «лендровере» с белым лицом за ветровым стеклом начальство не получило. Поиски, должно быть, сосредоточены к югу от Сопура, в направлении Сринагара и южнее города. В самом городе обыщут каждый дом.
Если повезет, они отмахнутся от поисков Роз, даже если предположат, что она не с ними Кассом. Им нужно заставить молчать Касса и Дханжала и не дать уйти ему – убрать.
Поеживаясь от ветра, он плотнее запахнул камуфляжную куртку, чувствуя, как холод проникает в рваную дыру, образовавшуюся после выстрелов через ткань. Щеки побелели и онемели. На краю деревни ветер полоскал убогие палатки. Хайд отвернулся к «лендроверу». Под тяжелыми башмаками заскрипела хвоя.
Испугав индийца, сидевшего скорчившись на скамье с привязанными к металлическому поручню руками, Хайд поднял откидной брезентовый верх. На другой скамье в спальном мешке лежал, похрапывая, Касс. Лицо оставалось таким же бледным и изможденным, как тогда, на кровати Шармара. Спальный мешок сотрясали беспорядочные конвульсии – наркотическая кома отступала, и мышцы и кровь бунтовали в ломке. Плохо, что Касс все это время не просыпался...
Хайд, глядя на Дханжала, вдруг пугающе ухмыльнулся. Тот вздрогнул, может, от холодного воздуха, проникнувшего в расстегнутый до пояса анорак. Глаза гневно потемнели. На лице легкая гримаса от боли в руке, однако никаких более-менее заметных следов неподдельных страданий.
– Итак, Ганди, – оскорбительно начал Хайд. – По-моему, нам с тобой пора принимать решение о твоей судьбе... согласен?
Почувствовав в голосе Хайда угрозу, Дханжал сразу встревожился. Задергал привязанными к поручню руками и заколотил левой ногой по стоящему на полу между ним и Кассом железному ящику.
– Ты сделал глупость, – овладев собой, ответил он.
– Неплохо, – с издевкой заметил Хайд. – Неплохо. Но пока что я тебя не беспокоил, не правда ли? – Он с намеренно угрожающим видом взобрался в машину. Дотянувшись до веревки, отвязал ее. Дханжал испуганно отпрянул. Ухватившись за связывающую руки веревку, Хайд потащил индийца к выходу. Сдернул на землю и, отступив, как бы любуясь своей работой, оставил валяться на каменной дороге. – Правда, теперь я уже от тебя не отстану.
Дханжал, сжавшись в ожидании удара, сел, глядя не в лицо, а на ноги Хайда.
– Что ты хочешь со мной сделать? Как заложник я не гожусь. Думаю, ты им так нужен, что они не остановятся...
Подождав, пока самобичевание не отразилось в заблестевших глазах Дханжала, Хайд тихо произнес:
– Верно... совершенно верно. От тебя мне никакой, твою мать, пользы, совсем никакой. Так ведь? Только что сам это признал.
Он отвернулся и, заложив руки за спину, встал в тени сосен, глядя вниз, на Купвару. Одиноко бредущая корова, кучка овец на чахлой траве. Попавшие в поле зрения немногочисленные обитатели выглядели отсюда хрупкими бесплотными фигурками. На севере, где позади Нанта-Парбат бесконечной чередой тянулись горы, погода, кажется, ухудшалась.
И так, если не считать пары паршивеньких долин, до самой Монголии... Черт...
Энергично потерев ладонь о ладонь, повернулся к Дханжалу, бегающему глазами, как крыса в горящем доме. Наклонился и поставил капитана на ноги, прислонив его к смолистому стволу сосны. Приблизил лицо вплотную к лицу Дханжала.
– Теперь, если не договоримся, тебе некуда деваться... так? Ты можешь мне помочь, и, если поможешь, я, может быть, сохраню тебе жизнь. Никто не поверит, что ты не проболтался, так? Пракеш Шармар не славится ни великодушием, ни всепрощением, верно?
Дханжал тряс головой.
– Мне поверят.
– Первый раз ты говорил умнее. Им очень нужен Касс... и еще больше нужен я. Если бы с вертушки, которая только что пролетела, нас увидели и были бы уверены, что это именно та машина, что бы произошло? Предупредили бы они тебя, прежде чем пустить ракету или сбросить на крышу что-нибудь легковоспламеняющееся? Как ты думаешь, Дханжал... что думаешь на самом деле?
Хайд тяжело дышал. Грудь прижатого к стволу индийца вздымалась от внутренней борьбы, отвращения перед собственным бессилием. В бесплодном отрицании он не переставая тряс головой...
– Черт!..
У Хайда вдруг перехватило дух; зажав руками мужские прелести, он повалился на землю. Дханжал двинул ему коленями между ног. Потом пришлось закрывать руками голову – индиец метил в нее правой ногой. Откатываясь, Хайд ухватился за занесенную ногу, но не смог удержать. Он так и не успел увернуться от яростного, отчаянного нападения противника. Ботинок Дханжала пришелся по заднему месту и вдобавок по плечу. Было не вздохнуть, промежность разрывала дикая боль.
Вот идиот! Сделали тебя кастратом, самоуверенная дуби...
Пнув еще раз, Дханжал повернулся и побежал к «лендроверу», на ходу открывая дверцу. Стоя на коленях и все еще держась руками между ног, Хайд, будто только что проснувшись, ошарашенно смотрел, как заводится мотор. Мигая габаритными огнями, пыхтя выхлопными газами, машина задним ходом двинулась на него.
Он откатился в сторону, и «лендровер», дернувшись, остановился. Скрежет ручного тормоза. Выковыривая изо рта хвою, Хайд, шатаясь, поднялся на ноги. Поняв, что означает отвернувшееся от окна плечо Дханжала, побежал. Быстрее, пять шагов, три, два...
...вытянув руки, как нищий, прыгнул к дверце, промахнулся, потом схватился за пистолет, который Дханжал успел достать из ящичка на щитке. Намертво сжал. Выстрел. Хайда оглушило и ослепило. Пуля пробила крышу «лендровера». Скрипя зубами от боли, Дханжал не выпускал из правой руки пистолета, а левой чем-то шуровал. Упершись локтями в щиток, Хайд, словно клешнями, вцепился холодными руками в кулак индийца. Машина, дернувшись, дала задний ход, выбив Хайда из равновесия. Дханжал, тормознув, подал машину вперед, и Хайд нелепо поднял ноги. Увидев надвигающийся густой сосняк, схватился за горячий ствол пистолета и, вывернув из рук, вывалился из машины и покатился по усеянному камнями хвойному ковру. Заскрипели тормоза, и вспыхнули тормозные огни. Он уже стоял на коленях.
Когда Дханжал свирепо выглянул в окно, он вставал на ноги. Побежал, увидев, как, скрежеща коробкой передач, машина, переваливаясь, двинулась задом к узкой дороге, с которой они недавно съехали. Подумал, что слышит внутри горячечный стон Касса. Когда индиец попытался развернуть «лендровер» в сторону дороги, Хайд, подбежав, уперся стволом пистолета в висок Дханжала. Машина качнулась из стороны в сторону, будто символизируя кратковременное неустойчивое равновесие.
– Глуши! Глуши мотор! – просипел Хайд. Открыв дверцу, двинул индийца пистолетом в скулу. – Кончено!..
Мгновение, затем зажигание выключено, и ручной тормоз взят на себя. Лишь хриплое дыхание, как у двоих бьющихся диких зверей.
– Выходи, – указывая пистолетом, приказал Хайд.
Дханжал выбрался из «лендровера». Руки свободны, кисти ободраны, когда освобождал от пут одну из рук. На левом запястье болтается веревка. Дернувшись, схватился за раненую руку, будто только теперь вспомнив о ней. Хайд жадно хватал ртом воздух, словно ветер не давал ему дышать.
– Сидеть! – Хайд закашлялся от нового приступа боли в мошонке. Опустившись на колени, схватился руками за низ живота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Снова закурила. В горле першило меньше, в спертом воздухе такси показалось теплее и уютнее. В запотевших окнах горы как бы отодвинулись. В ветровом стекле пустынная дорога.
Без двадцати десять... две мили туда, две мили обратно, водитель что-то не торопится, разве что торгуется о цене бензина или решил перекусить. Опять в душу холодом пополз страх, от сигареты снова противно во рту. Однако она продолжала затягиваться. Лучше так, чем открывать окно, чтобы выбросить сигарету.
Опустив глаза, поглядела на колени, обежала глазами мусор на полу, следы обитания в машине водителя. За задним сиденьем переносной обогреватель, одежда, томик Корана, на переднем щитке прикрепленная большой резиновой присоской вазочка с цветами.
Ну давай, давай, давай же...
* * *
Промелькнув над невысоким сосняком, вертолет удалился к северу, в сторону линии прекращения огня. Не военный, но это не имело никакого значения. Внизу беспорядочно разбросанные домишки и хижины деревни Купвара. Дорога, которая от Сопура шла прямо на север, в деревне поворачивала под утлом на запад и длинной коричневой змеей извивалась в сторону Тит-хвала и границы с Азад Кашмиром, туда, где пограничники и пакистанская армия.
Но это должно быть здесь. Должно... разве не так? Безупречная логика его расчетов оказывалась такой же хрупкой, как хижины и палатки беженцев на окраине Купвары. Возможно, индусы с другой стороны линии прекращения огня. Мусульмане с юга, которых пакистанцы не пускали в свой свободный Кашмир? Пакистанцы, преследуемые бог знает за что в своей собственной стране? Какое это имеет значение? Треплющиеся на ветру палатки, как и всюду, символизировали бедственное положение людей и неведение или безразличие мира. За снегопадом не видно вершин хребта Панджи. Нанта-Парбат ближе – по прямой не более пятидесяти миль. Ее неприступная громадина действовала на нервы.
Но он не должен ошибиться... путь из страны здесь, тот самый, по которому переправляют героин из поместий Шармаров в окрестностях Сопура. Эта малонаселенная часть Кашмира, пусть здесь опасно и беспокойно, предпочтительнее любого другого маршрута где-нибудь южнее или юго-западнее. Она имеет выход через Пакистан, а у Пакистана опыт, наезженный путь. Что касается наркобизнеса – опыт национальных масштабов, а не скоропалительная операция новичков. И этот меньше всего бросающийся в глаза путь из Кашмира – Титхвал и Муззафарабад, – а дальше Пинди и любой на выбор перевалочный центр в Пакистане. Хайд поглядел в задок «лендровера». Дханжал должен знать. Должно быть, приходилось переходить линию прекращения огня...
...сможет перейти и на этот раз.
Между молотом и наковальней. Но молот уже занесен и вот-вот опустится, а наковальня, может быть, еще не готова. Переход границы даст им время, связанные с ним переговоры и соглашения, возможность тянуть резину, пока, надо надеяться, дело не зайдет слишком далеко. Единственный способ хотя бы приблизиться к линии прекращения огня, не говоря уже о переходе границы без документов, это не выпускать из рук Дханжала.
Разумеется, капитан Дханжал – можете переходить линию прекращения огня вместе с этими двумя англичанами, описания которых у нас имеются и одного из которых, очевидно, допрашивали...
Безумие. Но еще большее безумие сидеть сложа руки, давая им возможность снова и снова забрасывать сети, учинить охоту по всему Кашмиру, собрать силы, действовать расторопнее и с полным знанием дела. Пограничники и их пакистанские коллеги через Дханжала или кого-нибудь вроде него, должно быть, находятся на содержании у Шармаров. Должно сработать... разве нет?
Альтернатива там, внизу: изодранные палатки, бредущие между ними к холодному потоку женщины в полощущихся на ветру одеждах, валяющиеся на земле или в палатках безразличные ко всему мужчины, не помнящие ничего, кроме голода, дети. Собак не видно. Должно быть, уже съели. Ни он, ни Касс не смогут вынести такого состояния, как бы быстро Роз ни добралась обратно, ни расшевелила бы Шелли и ни добилась решения их судьбы. Неделю... две? Пока Шармары не признают, что их положили на лопатки и надо идти на обмен.
Две недели? За это время не найдут.
Если они будут в Кашмире.
Уже одиннадцатый час. После Сопура это второй вертолет – или тот же самый по второму заходу. На короткое время он садился на окраине Хандвара, но Хайд объехал деревню по заброшенной дороге, и доклада о «лендровере» с белым лицом за ветровым стеклом начальство не получило. Поиски, должно быть, сосредоточены к югу от Сопура, в направлении Сринагара и южнее города. В самом городе обыщут каждый дом.
Если повезет, они отмахнутся от поисков Роз, даже если предположат, что она не с ними Кассом. Им нужно заставить молчать Касса и Дханжала и не дать уйти ему – убрать.
Поеживаясь от ветра, он плотнее запахнул камуфляжную куртку, чувствуя, как холод проникает в рваную дыру, образовавшуюся после выстрелов через ткань. Щеки побелели и онемели. На краю деревни ветер полоскал убогие палатки. Хайд отвернулся к «лендроверу». Под тяжелыми башмаками заскрипела хвоя.
Испугав индийца, сидевшего скорчившись на скамье с привязанными к металлическому поручню руками, Хайд поднял откидной брезентовый верх. На другой скамье в спальном мешке лежал, похрапывая, Касс. Лицо оставалось таким же бледным и изможденным, как тогда, на кровати Шармара. Спальный мешок сотрясали беспорядочные конвульсии – наркотическая кома отступала, и мышцы и кровь бунтовали в ломке. Плохо, что Касс все это время не просыпался...
Хайд, глядя на Дханжала, вдруг пугающе ухмыльнулся. Тот вздрогнул, может, от холодного воздуха, проникнувшего в расстегнутый до пояса анорак. Глаза гневно потемнели. На лице легкая гримаса от боли в руке, однако никаких более-менее заметных следов неподдельных страданий.
– Итак, Ганди, – оскорбительно начал Хайд. – По-моему, нам с тобой пора принимать решение о твоей судьбе... согласен?
Почувствовав в голосе Хайда угрозу, Дханжал сразу встревожился. Задергал привязанными к поручню руками и заколотил левой ногой по стоящему на полу между ним и Кассом железному ящику.
– Ты сделал глупость, – овладев собой, ответил он.
– Неплохо, – с издевкой заметил Хайд. – Неплохо. Но пока что я тебя не беспокоил, не правда ли? – Он с намеренно угрожающим видом взобрался в машину. Дотянувшись до веревки, отвязал ее. Дханжал испуганно отпрянул. Ухватившись за связывающую руки веревку, Хайд потащил индийца к выходу. Сдернул на землю и, отступив, как бы любуясь своей работой, оставил валяться на каменной дороге. – Правда, теперь я уже от тебя не отстану.
Дханжал, сжавшись в ожидании удара, сел, глядя не в лицо, а на ноги Хайда.
– Что ты хочешь со мной сделать? Как заложник я не гожусь. Думаю, ты им так нужен, что они не остановятся...
Подождав, пока самобичевание не отразилось в заблестевших глазах Дханжала, Хайд тихо произнес:
– Верно... совершенно верно. От тебя мне никакой, твою мать, пользы, совсем никакой. Так ведь? Только что сам это признал.
Он отвернулся и, заложив руки за спину, встал в тени сосен, глядя вниз, на Купвару. Одиноко бредущая корова, кучка овец на чахлой траве. Попавшие в поле зрения немногочисленные обитатели выглядели отсюда хрупкими бесплотными фигурками. На севере, где позади Нанта-Парбат бесконечной чередой тянулись горы, погода, кажется, ухудшалась.
И так, если не считать пары паршивеньких долин, до самой Монголии... Черт...
Энергично потерев ладонь о ладонь, повернулся к Дханжалу, бегающему глазами, как крыса в горящем доме. Наклонился и поставил капитана на ноги, прислонив его к смолистому стволу сосны. Приблизил лицо вплотную к лицу Дханжала.
– Теперь, если не договоримся, тебе некуда деваться... так? Ты можешь мне помочь, и, если поможешь, я, может быть, сохраню тебе жизнь. Никто не поверит, что ты не проболтался, так? Пракеш Шармар не славится ни великодушием, ни всепрощением, верно?
Дханжал тряс головой.
– Мне поверят.
– Первый раз ты говорил умнее. Им очень нужен Касс... и еще больше нужен я. Если бы с вертушки, которая только что пролетела, нас увидели и были бы уверены, что это именно та машина, что бы произошло? Предупредили бы они тебя, прежде чем пустить ракету или сбросить на крышу что-нибудь легковоспламеняющееся? Как ты думаешь, Дханжал... что думаешь на самом деле?
Хайд тяжело дышал. Грудь прижатого к стволу индийца вздымалась от внутренней борьбы, отвращения перед собственным бессилием. В бесплодном отрицании он не переставая тряс головой...
– Черт!..
У Хайда вдруг перехватило дух; зажав руками мужские прелести, он повалился на землю. Дханжал двинул ему коленями между ног. Потом пришлось закрывать руками голову – индиец метил в нее правой ногой. Откатываясь, Хайд ухватился за занесенную ногу, но не смог удержать. Он так и не успел увернуться от яростного, отчаянного нападения противника. Ботинок Дханжала пришелся по заднему месту и вдобавок по плечу. Было не вздохнуть, промежность разрывала дикая боль.
Вот идиот! Сделали тебя кастратом, самоуверенная дуби...
Пнув еще раз, Дханжал повернулся и побежал к «лендроверу», на ходу открывая дверцу. Стоя на коленях и все еще держась руками между ног, Хайд, будто только что проснувшись, ошарашенно смотрел, как заводится мотор. Мигая габаритными огнями, пыхтя выхлопными газами, машина задним ходом двинулась на него.
Он откатился в сторону, и «лендровер», дернувшись, остановился. Скрежет ручного тормоза. Выковыривая изо рта хвою, Хайд, шатаясь, поднялся на ноги. Поняв, что означает отвернувшееся от окна плечо Дханжала, побежал. Быстрее, пять шагов, три, два...
...вытянув руки, как нищий, прыгнул к дверце, промахнулся, потом схватился за пистолет, который Дханжал успел достать из ящичка на щитке. Намертво сжал. Выстрел. Хайда оглушило и ослепило. Пуля пробила крышу «лендровера». Скрипя зубами от боли, Дханжал не выпускал из правой руки пистолета, а левой чем-то шуровал. Упершись локтями в щиток, Хайд, словно клешнями, вцепился холодными руками в кулак индийца. Машина, дернувшись, дала задний ход, выбив Хайда из равновесия. Дханжал, тормознув, подал машину вперед, и Хайд нелепо поднял ноги. Увидев надвигающийся густой сосняк, схватился за горячий ствол пистолета и, вывернув из рук, вывалился из машины и покатился по усеянному камнями хвойному ковру. Заскрипели тормоза, и вспыхнули тормозные огни. Он уже стоял на коленях.
Когда Дханжал свирепо выглянул в окно, он вставал на ноги. Побежал, увидев, как, скрежеща коробкой передач, машина, переваливаясь, двинулась задом к узкой дороге, с которой они недавно съехали. Подумал, что слышит внутри горячечный стон Касса. Когда индиец попытался развернуть «лендровер» в сторону дороги, Хайд, подбежав, уперся стволом пистолета в висок Дханжала. Машина качнулась из стороны в сторону, будто символизируя кратковременное неустойчивое равновесие.
– Глуши! Глуши мотор! – просипел Хайд. Открыв дверцу, двинул индийца пистолетом в скулу. – Кончено!..
Мгновение, затем зажигание выключено, и ручной тормоз взят на себя. Лишь хриплое дыхание, как у двоих бьющихся диких зверей.
– Выходи, – указывая пистолетом, приказал Хайд.
Дханжал выбрался из «лендровера». Руки свободны, кисти ободраны, когда освобождал от пут одну из рук. На левом запястье болтается веревка. Дернувшись, схватился за раненую руку, будто только теперь вспомнив о ней. Хайд жадно хватал ртом воздух, словно ветер не давал ему дышать.
– Сидеть! – Хайд закашлялся от нового приступа боли в мошонке. Опустившись на колени, схватился руками за низ живота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55